Выпить, не желаете ли?
Алеша перевел взгляд на журнальный столик и, оценив обстановку, бросил:
Не до этого!
Вы комсомолец, не правда ли? он посмотрел с надеждой на меня.
Надеюсь, меня за это не расстреляют? я разыграл испуг.
Так вы комсомолец?
В некоторой степени. Хотя по возрасту не соответствую.
Причем здесь возраст? групповод удивленно обвел присутствующих взглядом. Главное, что вы были комсомольцем и в душе им остались! Никто не станет интересоваться вашим возрастом. Да и на вид вам больше двадцати трех не дашь.
А я-то думаю, почему это от меня женщины отворачиваются? Малолеткой выгляжу, оказывается.
Я бы тебе и двадцати не дал! Главный оценивающе посмотрел на меня.
А у нас в стране двадцать и не дают. Или пятнадцать или «вышка».
Послушайте! Алеша занервничал. О чем вы говорите! Корреспонденты ждут! Они делают в местной молодежной газете репортаж о празднике Октября. А здесь русские туристы как раз! Им нужен портрет молодого комсомольца из СССР, так сказать, представителя Родины Октября! Никого, кроме вас, во всех трех группах, разместившихся в отеле, нет.
А молодого коммуниста они не хотят? я покосился на Серегу.
Нет! Коммунистов у нас и так хватает.
Может комсомолочку какую? Вон, хоть Мальвину.
Какую Мальвину? опешил Алёша.
Ну, Олю Или Катю, например.
Катю? руководитель скривился, как от зубной боли. Нет! Им требуется мужчина.
Невезуха, подумал я. Так славно сидели, разговаривали, ожидали ужин с танцами. Нет нате вам! Припёрлись какие-то корреспонденты. Подавай им интервью и мою морду для передовицы. А внизу еще подпишут: «Комсомолец-рисовод из СССР такой-то». И моим кривым носом залюбуется вся Болгария.
Оденьтесь поприличнее и пойдемте, начал распоряжаться Алеша. Вас должны сфотографировать.
У меня галстук не глажен. И комсомольского значка нет, отобрали.
Ничего, у меня есть значок Ленина. Он издали похож на комсомольский. Сойдет!
Может тогда на фоне Красного знамени? С которым вы на демонстрацию ходили.
Мое предложение поразило Алешу.
Отлично! Отлично! он начал потирать ладони. Серега веселился вовсю. Даже Нинуля заулыбалась, оценив перспективу намечающегося спектакля.
Вы понимаете, как для нас это важно! Руководитель стал нетерпеливо расхаживать по комнате. Мало того, что вся группа вышла на демонстрацию, мы также сможет отчитаться о проделанной работе по комсомольской линии. Ваше фото и интервью поместят в болгарской газете. Там можно сказать о братских чувствах, о том, что строительство коммунизма нашими народами будет продолжаться и впредь, о комсомольской дружбе между болгарами и русскими, о наших партиях И обязательно поблагодарить Тодора Живкова.
Эти непрекращающиеся наставления о дружбе, братских партиях и комсомольской работе, лицемерно прикрывающие желание поставить лишнюю галочку в отчете о пребывании в Болгарии, напомнили мне один случай студенческой поры.
Летом 1973 года, после первого курса Политеха, я работал на студенческой стройке в Белоглинском районе. Попасть в стройотряд в ту пору было делом непростым. Работа эта выгодная, денежная и новичков брали неохотно. Но мой двоюродный брат устроился мастером в отряд Армавирского машиностроительного техникума и по блату протащил меня рядовым бойцом. Работали от рассвета до заказа, без выходных. Строили жилые дома в небольшом поселке с хитрым названием Туркино. Комиссаром отряда армавирцы назначили преподавателя черчения по кличке «Юрпет», что в переводе с лексикона студенческой братии означало Юрий Петрович. Возраст лет тридцать пять, вполне зрелый для занимаемой революционной должности. Работа его состояла неизвестно в чем. Уходили бойцы на стройку рано, приходили поздно, и читка политинформации уставшим студентам оборачивалась сонным царством в Красном уголке местной вечерней школы, в которой базировался наш отряд.
Юрпет пытался следить за дисциплиной, но ребята так упахивались, что никто и не помышлял о гулянках и выпивке. Комиссара поставили наблюдать за порядком на кухне, но и там все кипело без его участия. Постепенно Юрпет затосковал от безделья и начал втихую попивать. А чтобы никто не унюхал, то употреблял «злодейку» утром, днем отсыпался по школьным каморкам, а вечером, добавив, ложился после всеобщего отбоя. От избытка свободного времени он себе и зазнобу присмотрел, симпатичную казачку, хата которой стояла на краю села рядом с гаражом сельхозтехники, прямо около наших строящихся объектов. Устроился хитро так. Придёт на объект, вроде проконтролировать порядок, а сам шуры-муры крутит. Казачка эта, Лиза, оказалась секретарем комсомольской организации совхоза, то есть комиссаршей. И все как бы по делу приходил к ней Юрпет, а кончилось безответной любовью. Втюрился наш политработник в Лизавету, как Пьеро в Мальвину, разве только песни не пел. Готов был ради большой любви отдаться ей по первому требованию.
Но оказалось Лиза женщина замужняя. И хоть с мужем не очень жила и детей не завела, но поступиться своей женской и комсомольской честью на глазах всего совхоза желания не имела. Наш Ромео пуще прежнего запил от неразделенной любви. И как с утра вмажет, так по телефону звонит, в любви признается, замки обещает. Ну, замки не замки, а то, что обещал ей сарайчик новый соорудить на участке, повариха наша слышала. А слухами земля полниться. Но бойцов данный факт особо не волновал: мало ли у комиссаров заморочек от безделья случается. Но на совете отряда этот вопрос не затрагивали. Сегодня он комиссар, а в сентябре препод. И по черчению хоть «удава», но получить каждый хочет. Кому нужны конфликты в техникуме? И продолжалась эта канитель пол-лета.
Время катилось вперед, приближался сентябрь конец работ. Объемы строительства выполнены и впечатляли. Пять новых двухквартирных домов стояли с иголочки на краю поселка, скотобойня, хозблок к свиноферме. И казалось бы, все хорошо. Но был в задании стройотряда пунктик, вписанный райкомовскими работниками, от выполнения которого ставилась оценка всему отряду и его руководителям в особенности. Это пункт о проделанной комсомольской работе среди местного населения. А поскольку времени на подобную галиматью у отряда не оставалось, то и в отчете зиял пробел. Вся надежда оставалась на комиссара. Чисто его вотчина. Но у русских как? За пьянкой и жену похоронить некогда! Правда, командира это не интересовало: обязан сделай!
Теплым августовским вечером я заступил на ночное дежурство по объекту. Местных сторожей командир отряда выгнал, так как тащили они со стройки ночами, по чисто-советской привычке, все, что попадало под руку. Милиция в поселке отсутствовала, участковый располагался в соседнем селе, и застукать воришек значило сторожить сторожей. Такой маразм!
В ту звездную ночь пришла моя очередь заступать в наряд. Я расположился на разметанном стогу неостывшей от летней жары соломы, откуда просматривалась большая часть стройплощадки. Освещением служили яркие звезды да отголосок прожектора на совхозном гараже. В девять тридцать дежурный по кухне и пара бойцов принесла ужин. Мы разожгли в безопасном месте костер. К августу уже все ребята втянулись в стройотрядовскую жизнь и не так уставали, как в первые недели. Поэтому посидеть и поговорить после отбоя у костра считалось маленьким праздником, узаконенным свободным часом ночного времени. В одиннадцать ночи в местном клубе закончились танцы, и подошли несколько поселковых ребят и девчонок. Конфликтов с местными у нас не было, неприязни тоже. Наоборот, они тянулись к нам. Им хотелось послушать новых людей, поболтать с городскими. Отдаленность Туркино от провинциальной цивилизации хоть и не столь велика, но тот, кто жил на селе знает, что выбраться в близлежащий город это не за квасом за угол сходить. Так мы и сидели около тихо горящего костра, травили анекдоты, болтали о пустяках.
Дежурный по кухне подскочил:
Комиссар!
Сопровождающие засуетились, стали собирать миски из-под еды.
Действительно, два силуэта появились из темноты. Один из них приблизился к костру.
Ну что, бойцы, пора спать. Это был мой брат Александр.
Собирайтесь! Весь отряд уже на боковой. Да и местным хлопчикам пора невест по домам вести. Он подошел ко мне и шепнул: Отойдем, дело есть.
В темноте ночи маячила фигура комиссара, но мы двинулись в другую сторону.
В общем, так Начал мой брат, пытаясь подыскать слова. Тут такое дело Юрию Петровичу надо отчитаться о проделанной комсомольской работе. А сам знаешь, кроме стройки ни о чем думать не приходилось.
Я усмехнулся и покосился на Юрпета. Тот отошел ближе к кустам сирени и почти растворился в черноте ночи.
Рядом с гаражом, продолжал Александр, живет секретарь комсомола совхоза.
Лиза?
Да, Лиза. Вон ее дом. Пошли
Он, не торопясь, направился к хате комиссарши, осторожно ступая меж бурьяна, поросшего за частоколом забора. Зайдя с тыльной стороны строения, мы проникли через незаметную калитку во двор, и, попетляв по утоптанной дорожке, подошли к деревянному сараю. Сняв со скобы незакрытый замок, Александр отворил дверь.
Видишь, здесь три молочных фляги. Он зажег спичку и осветил темноту помещения. Надо заполнить их цементов и за ночь перетащить обратно.
Закрыв сарай, мы выбрались на сельскую пыльную дорогу. Александр раскурил сигаретку и посмотрел на меня.
Брат, я тебя прошу, сделай!
А тебе за это что?
Тут такое дело, понимаешь В следующем году, может, снова в отряд попадем. Мы краснодарцы, мы здесь пришлые. А так, если с отчетом у Юрия Петровича все в порядке будет, то он за нас словечко замолвит.
У меня стало зябко на душе. Мысли кружились в голове, но соединиться в одно целое не могли. Что-то беспокоило меня, но я по молодости лет не мог сообразить что. Александр стоял и молча курил.
Хорошо
Спасибо, брат. Мой двоюродный брат обнял меня за плечи. Ты прости, что так И не говори никому.
Да ладно Он был мне, как родной, потому что родных-то у меня ни сестер, ни братьев.
У меня стало зябко на душе. Мысли кружились в голове, но соединиться в одно целое не могли. Что-то беспокоило меня, но я по молодости лет не мог сообразить что. Александр стоял и молча курил.
Хорошо
Спасибо, брат. Мой двоюродный брат обнял меня за плечи. Ты прости, что так И не говори никому.
Да ладно Он был мне, как родной, потому что родных-то у меня ни сестер, ни братьев.
Когда начальственные чины скрылись в темноте, я закурил и задумался. Комсомольская работа это, конечно, неплохо. Но почему ночью? Такое нужное дело можно провернуть и днем без хлопот, и не напрягать меня таскать сорокалитровые бидоны с цементом через заднюю калитку. Да и цемента в каждую войдем килограмм по восемьдесят. Я вздрогнул. О, черт! Цемент только вечером завезли в открытый бункер, укрыли рубероидом, и он лежал ровным надуванным слоем. А двести килограмм взять это не лопата. Ребята сразу заметят. И что? Продал! Кому объясню потом, что не украл? Спасибо, если зубы целы останутся. А я же с ними два месяца жил, ел из одного котла, работал бок о бок. И я внезапно вспомнил о влюбленном Юрпете, об обещаниях построить Лизе сарайчик взамен деревянного. И этот ночной визит инкогнито. И нежелание попадаться на глаза бойцам у костра.