Боря, пожалуйста, отправь только подтверждение, что ты эту писанину действительно получил. Можно в автоматическом режиме я пошлю сопровождающий запрос, а ты, если тебе не трудно, кликни на соответствующий виджет в своей почтовой системе.
Если не трудно также, напиши, женат ли ты, есть ли дети, сколько их и кто они, как твоя мама (я очень хорошо ее помню) и как твой брат (помню, что он очень сильный человек, помню эпизод, когда он разгружал вагоны). У меня старшая дочка Татьяна инвалид первой группы, не ходячая и себя не обслуживающая, но занимается дома переводами с английского и немецкого языков и репетиторством; средненькая Наташенька закончила Ипполитовку, была талантливая флейтистка, но «золотой телец» сделал свое дело, отошла от искусства, сейчас главный продюсер одного из центральных ТВ-каналов, замужем, живет у мужа; про младшенького Ивана я тебе уже писал.
Не жди от меня трудовой автобиографии. Она не нужна. Только главное, суть.
В науке считаю себя учеником академика Я.Б.Зельдовича. Это был великий физик XX века, он стоял над народами, государствами, над нациями. Его убили в 1986 году в больнице АН СССР. Один из трех создателей первой советской атомной бомбы, трижды Герой, состоял в 60 Академиях мира и т. д. и т. п. В его маленькой группе в Институте прикладной математики АН СССР (это была совсем маленькая группа, «его люди») из евреев он был единственным. От него у меня универсализм, а также стремление к полной ясности и полной самоотдаче. Государство, семья, дети, коллектив, деньги, гвоздики на погонах, должности, диссертации, партии (я никогда не состоял ни в каких партиях), товарищи и друзья, женщины, собственное здоровье, инстинкты, все меркнет по сравнению со стремлением докопаться до «истины». Главное наука, все остальное ничтожно. «Вод, в которые я вступаю, не пересекал еще никто» (это из Божественной комедии Данте Алигьери). Я занимался космологией, релятивистской теорией поля. Те годы прожил на одном дыхании.
День, ночь какая разница? А ставшее, пардон, знаменитым «Frolov-Khlebnikov solution» (в энциклопедии точных решений уравнений Эйнштейна) мне вообще приснилось ночью. Вскочил, проверил, действительно так.
Сам не знаю, как это за короткое время мне удалось вырваться на самый «передний край» фундаментальной науки. Там (для меня только там) это удивительное дрожание времени, которое возвышает душу (черт возьми, неуместные высокопарные слова, но лень сейчас подбирать другие) и на всю жизнь делает человека резистентным к повсеместной пошлости, жадности и животным страстям. Уже после гибели Якова Борисовича я был включен по рейтингу в мировой топ-лист ученых в моей узкой области. Приглашенный профессор теоретической физики знаменитого Техасского университета в Далласе какая ерунда! Предложение остаться в штате университета в группе профессора Риндлера (это был классик, есть такие «риндлеровские частицы») неужели американских лентяев учить приятнее, чем своих, доморощенных?! Да и воспитан я был не так, хотя ура-патриотом не был, но всегда любил свое Отечество, русских баб, Сибирь и моих родителей (а они бы никогда и никуда отсюда не поехали).
Не уверен, что ты понял все до конца. Слишком сбивчиво. Кому это было надо, зачем это все было?
Не прошло и двух десятков лет (я ушел из науки в 1992 году), а уже не только имя мое, но и работы полностью забыты. Ну, настолько полностью, что даже противно. Эффект такой же, как у богомаза. Ты правильно говоришь: убираются леса и ты уже ощущаешь себя в расписанной тобою церкви всего лишь прихожанином, а сама церковь становится частицей функционирующего независимо от тебя социального организма. Ты радуешься тому, что эта частица живет и дышит, но ты не ищешь (да и не сможешь найти, если будешь искать) прямой связи со своей персоной, персона растворилась, лишь память хранит то, что ты когда-то вдохнул в стены.
На первый взгляд, с моим случаем аналогия полная. Отбросим найденные точные решения красивые игрушки. Но многокомпонентная Вселенная с «темной» материей, которую сейчас на все лады обмусоливу-ют досужие популяризаторы, ведь это мое детище (коротко напомню: во Вселенной может существовать материя, которая характеризуется крайне малым сечением рассеяния на обычном веществе, наподобие космических нейтрино. Сечение у нейтрино настолько маленькое, что когда на Землю падает пучок нейтрино от вспышки на Солнце, то огромная гора в своей толще задерживает их за неделю всего несколько штук. Но тут речь идет об экзотических частицах, у которых сечение еще на много порядков меньше). Именно в этой «темной» компоненте, взаимодействующей на сегодняшний день лишь гравитационно, по-видимому, и развиваются процессы, которые являются определяющими для судеб «нашего» мира.
Не стану врать и надувать щеки: не один я в первой трети 80-х годов рассматривал такую гипотезу. Но я впервые нашел кинетические длинноволновые моды возмущений в «темной» компоненте, которые могут быть заданы, наряду с так называемой «главной» модой, непосредственно в сингулярности. Статьи опубликованы в ЖЭТФе и в США.
Понимаешь ли, религия-то живет, а вот фундаментальная наука (развивающаяся исключительно по законам диалектики самой науки и никак в принципе не соотносящаяся ни с техникой, ни с технологией) погибла в наш фарисейский век на глазах нашего поколения. Не только (даже не столько) в России, а в мире.
Наша перестройка лишь наложилась на этот процесс, усугубила его в нашей стране. В освободившуюся нишу хлынули грешные потоки современного Монстра Его Величества Сервиса. Ибо чем, как ни сервисом, являются все эти когнитивные графики, морфологические анализы изображений, да и весь предмет Искусственного интеллекта и не только он? Фундаментальная наука сегодня деградировала, проблематика, которой я занимался, не востребована, что, на мой взгляд, вкупе с деформацией института нравственности и некоторыми другими структурными изменениями общества стало одним из необратимых апокалиптических шагов всей нашей цивилизации. Да, все, что имеет свое начало, должно иметь и свой конец.
Из маленькой группы Я.Б.Зельдовича все уехали за границу, где занимаются преподаванием. Здесь остались лишь трое: один совсем старый, другой больной, а третий дурной (дурной это ваш покорный слуга). Опять предвижу твою усмешку: мол, не кипешись, будь поскромнее, не ищи взаимосвязей своего собственного провала с (ни много, ни мало!) судьбами мира. Мол, выперли тебя из Академии за какую-то провинность, а теперь нужна под это теоретическая база.
Из маленькой группы Я.Б.Зельдовича все уехали за границу, где занимаются преподаванием. Здесь остались лишь трое: один совсем старый, другой больной, а третий дурной (дурной это ваш покорный слуга). Опять предвижу твою усмешку: мол, не кипешись, будь поскромнее, не ищи взаимосвязей своего собственного провала с (ни много, ни мало!) судьбами мира. Мол, выперли тебя из Академии за какую-то провинность, а теперь нужна под это теоретическая база.
Ну так вот. Никто меня не выпирал. Да, я был резок на язык, и меня многие боялись (особенно из иностранцев) на международных конференциях. Но, Боренька, я был да, резким, но добрым и никогда не был снобом (это уж точно). Да, академику Д.М.Климову, который стал директором нашего Института на гребне перестройки, я публично заявил, что, несмотря на новую должность, он все равно остается козлом; академику В.П. Маслову, которого сделали заведующим нашего отдела с подачи козла Д.М.Климова, я подчеркнуто высокомерно сказал, что не буду исполнять обязанности его секретарши, для этого у него есть свои «маслята». Такие заявления у нас потом бурно обсуждались сотрудниками всего Института. Они, все эти сутенеры от науки, не посмели бы тронуть меня, и все из-за этого пресловутого рейтинга, о котором все знали.
Но мне, строившему свою жизнь на принципах максимализма, самому постепенно становилось все противнее и противнее барахтаться в этой вонючей жиже бороться с воинствующим невежеством и я ушел. Ушел от того, что для меня было всем, ушёл, как оказалось, навсегда.
«К этой своре собачьей пора простыть». Уходя уходи.
Я ушел сразу на должность зам. Председателя правления Международного коммерческого банка «Телебанк» (после моего ухода из этого Банка он быстро лопнул), на высокую зарплату, да у меня был уже и свой собственный бизнес. Помнишь водку «Давыдов люкс с тремя этикетками»?
Насколько мне известно, никто ею не траванулся а это ведь было во времена голландского спирта «Royal». Принадлежавший мне на паях Торговый дом «Современник» был эксклюзивным импортером этой водки, якобы из Польши.
В «лихие девяностые» бизнес был жестким но у меня на руках нет крови.
В те самые страшные годы моя семья не бедствовала. Но (странное дело) в Академии я был нищим, но счастливым, а здесь овладела мной страшная тоска. Почувствовал, что опускаюсь на самое дно. Частенько пил. Если в первые годы на мой адрес (по инерции) еще приходили письма из-за рубежа по науке, то потом и письма-то приходить перестали. Нет работ нет человека.
Но, видимо, воспитание и семья накладывают отпечаток на человека даже в зрелом возрасте (отец у меня участник Курской битвы, воевал солдатом).
Сейчас это трудно себе представить, но меня занесло на государственную службу. В одном несуществующем ныне ведомстве мне достался самый тяжелый, самый кляузный участок работы внутриведомственный аудит. Смешно сказать, это досталось человеку, который считал, что одним из существенных достоинств личности является «кристальная честность ученого».
Этот урок я усвоил у своего великого Учителя. Карьера была феерической, я был назначен на должность, эквивалентную заместителю федерального министра. Меня даже успели пропустить через Коллегию, но не успели утвердить на Правительстве (это было Правительство Немцова Черномырдина), проработал я на этой должности немного больше двух недель и вылетел, как пробка из бутылки, после громкого коррупционного скандала с уголовным делом. Потом уже мне передали, что во время одного из сабантуев кто-то сказал про меня:
«В сущности, неплохой мужик, но есть в нем один неискоренимый недостаток: его отец в детстве воровать не научил». В те годы было одно громкое дело, ты, наверное, о нем слышал из газет, так называемое «дело о пятнадцати миллиардах».