Колесов сел, и опять уставился в пустой стол прямо перед собой.
Суд удаляется на совещание, объявила девушка-секретарь.
Эй, постойте-ка, поднялся решительно Клифт. Можно мне?
Судья благосклонно кивнула.
Я, дело прошлое, сам-то не деревенский, начал подрагивающим от волнения голосом Клифт. А сейчас вот послушал представителя колхозного крестьянства, и подумал: а ведь он прав! отмахнулся от Борщёва, потянувшего его за рукав пиджака. Да пошёл ты! и продолжил. Короче, так. Банкротить колхоз «Рассвет» не надо.
То есть, вы хотите сказать, что нефтяная компания «Южуралнефть» отказывается от иска на отчуждение земель ЗАО «Колхоз «Рассвет»? удивлённо выгнула подбритые бровки судья.
Точно, подтвердил Клифт. Чё мы, в натуре, нелюди какие-то? Иск отзываем, а долги спишем. Не обеднеем. На одних банкетах сэкономим столько, что и колхозам, и детским домам хватит!
Тогда вам нужно подписать отказ от претензий, заключила судья.
Клифт, следуя указаниям секретаря («здесь, и вот здесь!»), расписался в каких-то бумагах.
А потом вышел из зала суда, даже не оглянувшись.
На улице прыгнул в джип, и скомандовал Сергею:
В аэропорт. Быстро.
22
То, что за ним следят, Клифт засёк уже в Домодедово. Из Южноуральска он вылетел без проблем. Правда, почти без денег. Но это, как говорится, дело наживное. Пальчики-то ловкие всегда при нём!
Двух мордоворотов, облачённых в строгие чёрные костюмы, пристально вглядывающихся в лица выходящих из терминала, и на мгновение встретившихся с ним взглядами, Клифт сразу вычислил. Это у него профессиональное ментов примечать. Иначе из зон бы не вылезал, срок за сроком мотая. Хотя, если честно, и отсидел в своё время не мало
Впрочем, сейчас его пасли совсем не менты, а, вероятнее всего, быки из службы безопасности нефтяной корпорации. Шутка ли он им важную сделку сорвал. Да и на волне поднявшегося скандала наверняка докопались, что никакой он не Жабин. Расскажи кому не поверят. Богатейшую нефтяную компанию заурядный жульман кинул! Неделю этими керосинщиками руководил, а они не допетрили. Скандал! Такое наверняка не прощается
Мордовороты Клифта тоже мгновенно сфотографировали и опознали, рванулись за ним сквозь толпу.
Интересно, какой приказ они получили? Повязать, передать полиции? Вряд ли. Побояться огласки, позора на весь белый свет. Тогда тогда плохо дело. Сцапают, увезут и закопают в Подмосковном лесочке. А то прямо на улице грохнут
Клифт, выскочив на запруженную автотранспортом площадь перед аэровокзалом, оглянулся быстренько нет ли хвоста? Есть, вот они, соколики, как ледоколы, людскую толчею рассекают. Один руку за пазухой держит. Там у него наверняка шпалер в кобуре под мышкой. Значит, прямо здесь, при всём честном народе, будут валить!
Клифт начал осматриваться в надежде подхватить такси или «левака». Надо же! То толпой набегают: «Командир, куда едем?», а тут будто вымерли.
Блямс!
На капоте ближайшего лимузина розочкой расцвела пулевая пробоина. Выстрела не услышал значит, шмаляют из пистолета с глушителем. Вот отморозки! Здесь же кругом женщины, дети Смазали, черти, потому что торопятся И куда только полиция смотрит?!
Полиция! осенило вдруг Клифта. Он круто развернулся, и опять вбежал в зал ожидания. Здесь стрелять не должны они же не самоубийцы!
Украдкой в ближайшую урну он выбросил паспорт Жабина. Теперь уже не понадобится. А потом стал прогуливаться, скользя профессиональным взглядом из-под опущенных век по толпе пассажиров. Мордовороты тоже здесь. Один на выходе мнётся, перекрывая, другой следом волочится, глаз с Клифта не сводит.
Особенно густо кучковался народ у стоек регистрации. Клифт направил свои стопы туда. Так, теперь надо лоха найти. Из тех, что бумажники в задних карманах брюк держат. Человек этот должен не старым быть, служивого возраста. А поблизости ещё пара-тройка таких. Аккуратно подстриженных, со спортивной выправкой.
Вскоре он углядел то, что искал. Правда, то не парень был, а девица. С расстёгнутой призывно сумочкой через плечо, к спине передвинутой. Прямо мечта карманника! Запускай руку, тащи бумажник!
Клифт, не раздумывая особо, так и сделал. Подошёл, потоптался для виду, а потом цап!
Его скрутили мгновенно. И когда парни спортивного вида, заломив жулику руки за спину, защёлкнули на них стальные браслеты, тот, вопреки всему, лыбился вполне счастливо. И даже пробормотал с благодарностью:
Вскоре он углядел то, что искал. Правда, то не парень был, а девица. С расстёгнутой призывно сумочкой через плечо, к спине передвинутой. Прямо мечта карманника! Запускай руку, тащи бумажник!
Клифт, не раздумывая особо, так и сделал. Подошёл, потоптался для виду, а потом цап!
Его скрутили мгновенно. И когда парни спортивного вида, заломив жулику руки за спину, защёлкнули на них стальные браслеты, тот, вопреки всему, лыбился вполне счастливо. И даже пробормотал с благодарностью:
Чисто сработали, орлы! Прихватили с поличным. От души поздравляю!
Опера из отдела по борьбе с карманными кражами, естественно, по запарке не обратили никакого внимания на двух застывших в растерянности поодаль мордоворотов в строгих чёрных костюмах.
23
Несколько дней спустя Клифт чифирил с братвой, сидя за длинным столом в камере следственного изолятора. Передавая кружку по кругу, разглядывал с улыбкой сокамерников, со многими из которых кентовался ещё в прежние ходки. Лёша-домушник, Расул-майданщик, Мотя Вайнштейн катала, Ваха-барсеточник. Вот здоровяк Дима Иркутский этот, наверняка, опять за гоп-стоп подсел.
И не выдержав, сказал умилённо:
Братцы! Как хорошо тут у вас, если б вы знали! И, главное, всё по-людски, всё по-честному
День козла
Повесть
I
Президентский кортеж скромный, не в пример прежним, состоящий всего-то из трех автомобилей, натужно ревя моторами, перевалил через пологий склон приземистой от древности уральской горы, и покатил по разбитому шоссе вниз, в долину, на дне которой обосновался заштатный городок с немилозвучным по нынешним понятиям названием Козлов.
Именем своим городок был обязан распространенному среди жителей в прежние времена пуховязальному промыслу, сошедшему ныне почти на нет. А когда-то гремела слава местных пуховых платков «паутинок», шерсть для вязания которых давала особая, обитавшая на здешних каменистых склонах порода коз. А какое же козье стадо без главного породопроизводителя козла? Вот и выходило, что имя городок имел самое что ни на есть нормальное, осмысленное, но платки, шали и полушалки вышли из моды, о главном предназначении козлов забыли, придав самцам этой породы животных исключительно бранный, оскорбительный даже в определенных слоях российского общества, оттенок, и жители Козлова называли теперь свой домашний адрес с некоторой заминкой стеснялись.
Впрочем, полковник Коновалов, появившийся здесь на свет без малого полвека назад, не испытывал неловкости, указывая место рождения в анкетах, коих ему пришлось заполнить за долгие годы службы великое множество. Он, если честно, сейчас вообще ничего не испытывал, кроме раздражения от предстоящей встречи с городом, где прошли его детство и юность. Он забыл Козлов, вычеркнул его из памяти, заштрихованной тысячами других встреч и событий, бесконечной чередой городов, куда заносила его беспокойная служба. Тем более, что нынешняя поездка оказалась крайне некстати. Неотложные семейные дела требовали его присутствия в Москве, но пришлось бросать все и тащиться с непоседливым Дедом в глухую провинцию, к чертям на кулички
Сверху, со склона горы, долина, где расположился городок, напоминала корыто, в которое сгребли, сыпанув без разбора, ненужный хлам и строительный мусор сотню безнадежно состарившихся, похожих с высоты на груду сухих щепок, дощатых домишек, десяток безликих, как куски застывшего цемента, пятиэтажек «брежневской» застройки, несколько прокопченных труб, торчащих поминальными свечами по канувшей в небытие советской индустриализации, да могильные железобетонные плиты мертвых цехов у их подножия вот и весь пейзаж, открывавшийся перед пребывающими в город путниками. Ничего выдающегося. Таких мест сотни теперь по России. Но, к сожалению Коновалова, именно здесь, в лабиринте кривых, залитых перламутровыми помоями улочек, и жила народная целительница Дарья Душнова, слух о которой докатился даже до президента.
И теперь он мчался сюда вместе с супругой, подремывая безмятежно во взятом напрокат у губернатора этого края джипе, а полковник федеральной службы охраны Илья Ильич Коновалов сторожил его тело и сон.
Вообще-то президент перестал быть действующим главой государства еще несколько лет назад, когда добровольно сложил с себя полномочия, и передал молодому приемнику свой недостижимый для абсолютного большинства простых смертных пост, но все-таки он был первым, и потому сохранил за собой пожизненно почетный титул Первого Президента, что льстило его стариковскому самолюбию, да еще кое-какие, позволяющие безбедно существовать на пенсии, льготы, в том числе и личную охрану.
Вообще-то президент перестал быть действующим главой государства еще несколько лет назад, когда добровольно сложил с себя полномочия, и передал молодому приемнику свой недостижимый для абсолютного большинства простых смертных пост, но все-таки он был первым, и потому сохранил за собой пожизненно почетный титул Первого Президента, что льстило его стариковскому самолюбию, да еще кое-какие, позволяющие безбедно существовать на пенсии, льготы, в том числе и личную охрану.
И все-таки нынешнее положение бывшего президента, или Деда, как звали его промеж собой охранники, было далеко от прежнего. Отсюда и скромный кортеж, состоящий из чужого джипа, «Волги» с четырьмя телохранителями, которыми командовал как бы вышедший теперь вместе со старым президентом в тираж полковник ФСО Коновалов, да обшарпанного милицейского «Жигуля», маячившего впереди синей мигалкой и пугавшего истеричной сиреной встречные заржавленные «Нивы» и разбитые по сельскому бездорожью «Уазики».
Когда-то такие поездки нравились полковнику, и, хотя для него, охранявшего первое лицо в государстве, сопровождались они непременно нервотрепкой, усугубляемой непредсказуемостью президента, был в той службе, напряженной до мата по радиотелефонам, веселый кураж, когда можно было по завершению визита выпить одним махом, не закусывая, щедро, с «бугорком» налитый рукой «Самого» фужер водки, а потом задремать после сытного ужина в роскошных апартаментах, под сенью величия охраняемого, но при этом спать чутко, по собачьи мгновенно настораживаясь на каждый подозрительный звук.