Визирь на мгновенье замер, затем пристально оглядел заключённого с головы до ног и задумчиво побрёл к паланкину падишаха. Несколько минут он что-то объяснял Акбару, и голова того в раздумьях опускалась вниз. Все остальные в это время оставались недвижимы, словно шахматные фигуры. Придворные прекратили свои разговоры, и даже гепарды понемногу успокоились. Наконец, Абу-л Фазл отошёл в сторону и махнул рукой. Шеренга из воинов расступилась, и Салим увидел палача в полный рост. Его смуглое лицо по-прежнему безучастно смотрело куда-то вверх. Он церемонно опустил саблю, затем повернулся и зашагал прочь. Тут и весь двор пришёл в движение: вооружённые воины стали торжественно отходить, слуги подняли паланкин Акбара и понесли императора внутрь дворца, гости разочарованно вставали со своих мест и, что-то обсуждая, нехотя расходились.
В чём дело? недовольно буркнул он. Мы не будем ждать, пока ты наберёшься мужества!
Позволь сказать, мудрейший, ответил Салим. Если мне позволено выбрать свою участь, то я сделал выбор. Пусть меня лишают головы!
Визирь на мгновенье замер, затем пристально оглядел заключённого с головы до ног и задумчиво побрёл к паланкину падишаха. Несколько минут он что-то объяснял Акбару, и голова того в раздумьях опускалась вниз. Все остальные в это время оставались недвижимы, словно шахматные фигуры. Придворные прекратили свои разговоры, и даже гепарды понемногу успокоились. Наконец, Абу-л Фазл отошёл в сторону и махнул рукой. Шеренга из воинов расступилась, и Салим увидел палача в полный рост. Его смуглое лицо по-прежнему безучастно смотрело куда-то вверх. Он церемонно опустил саблю, затем повернулся и зашагал прочь. Тут и весь двор пришёл в движение: вооружённые воины стали торжественно отходить, слуги подняли паланкин Акбара и понесли императора внутрь дворца, гости разочарованно вставали со своих мест и, что-то обсуждая, нехотя расходились.
Два стражника вновь взяли Салима за руки и, на этот раз не завязав глаз, повели обратно. Они опять проделали тот же путь, только отвели заключённого не в подземелье, а оставили в небольшой комнатке, где Салим на некоторое время остался один. Он попытался представить, какую гамму чувств удалось бы пережить не его месте обычному приговорённому, балансирующему на лезвии между жизнью и смертью. Зыбкая надежда на помилование, затем разочарование, наконец, опять шанс выжить. Человек, дороживший своей шкурой, уже давно сошёл бы с ума, понимая, что тонкая нить, связывающая его с этим миром, то почти обрывается, то вдруг снова крепнет.
Вскоре в комнате появились три служанки. Девушки молча расставили перед Салимом блюда с едой; одна из них омыла ему руки из серебряного сосуда, и, поклонившись, все три исчезли. В раздумьях Салим начал есть. Интересно, что заставило Акбара изменить решение? Возможно, удалось найти беглого Омара, и император приказал отложить казнь, пока ситуация с разворованной казной не прояснится. «Но скорее всего, подумал Салим, император с самого начала решил отдать его на волю провидения. Клетка с гепардами хороший выход из положения. Выживет приговорённый или нет такова воля Аллаха. Сабля же палача даёт слишком мало шансов даже на вмешательство Всевышнего».
Когда Салим закончил трапезу, в комнату вошёл раджпутский воин из личной охраны императора. Вид у пришедшего был настолько свирепый, что, казалось, казнь сейчас возобновится прямо в этой комнате.
Хранитель Мира наш великий император решил помиловать тебя, на удивление спокойно сказал воин. Благодари нашего милосердного правителя за его мудрость и прозорливость. Пока оставайся здесь, сегодня вечером его величество желает видеть тебя.
Раджпут окинул комнату суровым взглядом, будто отыскивая себе подходящую жертву, а затем, величественно вышагивая, покинул помещение. Оставшись в одиночестве, Салим почувствовал сильное, почти непреодолимое желание спать. Он улёгся на ковёр и, уткнувшись лицом в густой ворс, почти мгновенно уснул.
Во сне он вновь увидел клетку с гепардами. Хищники спокойно лежали по углам, а придворный музыкант Тансен, сидя в центре, исполнял «Шанкару» рагу, успокаивающую зверей. Вокруг клетки вперемежку стояли придворные и гости. Акбар соседствовал с палачом, Абу-л Фазл расположился в окружении императорских жён и евнухов из гарема. Когда произведение закончилось, придворные начали живо обсуждать, что слушать дальше. Одни предлагали Тансену спеть «Бахар», от которого расцветают деревья, другие настаивали на исполнении раги, исцеляющей дурные болезни. Однако, повинуясь решению императора, все согласились насладиться знаменитой «Дипак», от которой сами по себе загораются свечи. Вышколенные слуги быстро расставили вокруг клетки кипарисовые подсвечники, и Тансен запел. От его волшебного голоса всех бросило в жар, а во время крещендо свечи начали загораться одна за другой. Наконец, когда уже впавший в экстаз певец достиг кульминации, его светлая, с голубыми узорами дхоти вспыхнула ярким пламенем. Музыкант, однако, не растерялся и в противовес «Дипаку» быстро исполнил «Мегх Малхар» рагу, вызывающую дождь. Тучи на небе мгновенно сгустились, и двор оросило спасительной влагой. Восторженный Акбар поблагодарил Тансена за столь рискованное представление и пожелал увидеть, как музыкальные инструменты начнут играть сами по себе во время исполнения «Дхрупад». Певец уже затянул было следующую рагу, как вдруг один из очнувшихся гепардов набросился на него сзади и повалил на пол.
Салим проснулся от нежного прикосновения девушки-служанки. Оказалось, что проспал он довольно долго, и уже настал час посещения императора. Его вновь провели по лабиринтам дворца, и, поднявшись по широкой лестнице, он оказался в просторном зале. На небольшом возвышении в центре сидел Акбар в окружении своих любимых приближённых, которых великодушно именовал «девятью жемчужинами». Среди «жемчужин» был и Тансен целый и невредимый.
Чёрные волосы императора, отпущенные на индийский манер, величественно ниспадали на плечи; сахарной белизны тюрбан, повязанный в раджпутском стиле, на их фоне казался каким-то нереальным; лоб украшал браминский тилак, нанесённый сандаловой пастой. В таком виде Акбар нередко представал во время приёмов гостей и торжественных случаев, чем часто вызывал у правоверных некоторое замешательство. В головах наиболее ревностных мусульман бродили мысли, что император решил отойти от веры в Аллаха и принял индуизм, но эти мысли редко кто решался произнести вслух за такое можно было запросто лишиться языка, причём вместе с головой.
К немалому удивлению всех присутствующих, Акбар предложил Салиму сесть рядом. Соблюдая все правила приёма важных гостей, падишах приказал подать вино и угощения. Салим попробовал маргинанский гранат, в котором чувствовался приятный привкус абрикоса, и сушёный урюк, называемый сухбани, из которого вынимают косточки, а внутрь кладут очищенные ядрышки. Он сравнил вкус бухарской и ахсийской дынь и отдал явное предпочтение последней.
Всё это время по залу разлеталась чарующая мелодия флейты, а тихие постукивания по табла придавали этому потоку лёгкий напор. Музыка то бабочкой взлетала высоко к мраморному потолку, то, подобно змее, вкрадчиво скользила по дорогим коврам. После того, как пульсирующая мелодия начала стихать и окончательно растворилась в тишине помещения, Акбар, наконец, обратился к своему гостю.
Я должен поблагодарить тебя за твой поступок, негромко произнёс император. Он был достаточно дерзок, и за это можно было поплатиться жизнью. Однако теперь я вижу, что рисковал ты ради благой цели.
В знак признательности Салим склонил голову.
Вчера беглый Омар Аль-Фергани рассказал мне много любопытных вещей. Как ты и предполагал, никаких имён он назвать не может, но по некоторым его подсказкам можно усовершенствовать сборы налогов. Мы всерьёз подозреваем, что некоторые собирали со своих подопечных за 365 дней в году по солнечному календарю, а в казну отдавали за 354 дня по лунному. Это лишняя лазейка для мошенников. С сегодняшнего же дня все сборы будут рассчитываться одинаково.
Падишах на мгновенье задумался, затем пронзительно взглянул на Салима.
Но сейчас меня больше интересует твоё паломничество в прошлые жизни. Твой выбор казни окончательно убедил меня. Любой здравомыслящий человек на твоём месте обязательно выбрал бы клетку с гепардами. Ты же предпочёл быстро лишиться жизни, чтобы не подвергаться мучительным испытаниям в теле, которое вскоре покинешь.
Я вновь убеждаюсь в вашей мудрости, о Хранитель Мира, ответил Салим, но не думаете ли вы, что на моём месте любой сумасшедший принял бы точно такое же решение, ибо до самого конца верил бы в своё безумие?
Акбар усмехнулся.
Казнь была лишь последней проверкой. Основания поверить в эту историю у меня были и раньше. Дело в том, что много лет назад я уже встречал человека, подобного тебе. Однажды он прибыл ко мне с португальскими послами. Так же как и ты, он не только помнил свои воплощения, но и мог по собственной воле путешествовать по ним. С большими подробностями он рассказывал о том, как правил русским княжеством четыре века назад, как участвовал в грабительских набегах на Константинополь вместе с франкскими рыцарями и как жил в теле святого, в честь которого в Хорезме установлен мазар. На службе у английского короля он помогал испанскому алхимику превращать медь в золото и тайно изучал наследие пифагорейцев, будучи настоятелем христианского монастыря. Более полугода мы провели в беседах с этим португальцем, пока в один из дней он вдруг не позабыл все свои рассказы.
Акбар задумчиво опустил глаза, словно сказанное заставило его вновь испытать неприятные переживания. Однако, взглянув на Салима, он едва заметно улыбнулся. Вид у гостя был растерянным, что до этого не замечалось даже перед казнью. Это порадовало императора.
Акбар задумчиво опустил глаза, словно сказанное заставило его вновь испытать неприятные переживания. Однако, взглянув на Салима, он едва заметно улыбнулся. Вид у гостя был растерянным, что до этого не замечалось даже перед казнью. Это порадовало императора.
Почему же Ваше величество поверили незнакомцу? поинтересовался Салим.
Несколько лет португалец провёл рядом со мной, и за это время мне достаточно хорошо удалось изучить его повадки. Когда же он начал вспоминать свои прежние жизни, то сильно изменился. Словно и вправду другой человек вошёл в его тело. Акбар в раздумье огляделся и продолжил совсем тихим голосом, так, что слышно было только им одним: Однажды он заболел, и никто из лекарей не мог понять причину этого недуга. Избавил его от болезни тибетский йогин по прозвищу Друк. Он напоил больного отваром из пяти трав, после чего тот мог говорить одну лишь правду. Каждый человек знает причину своего заболевания лучше любого лекаря, нужно только заставить его говорить, так объяснил Друк. И вправду, тибетец поставил больного на ноги за два дня. Я же, как ты понимаешь, воспользовался действием этого отвара и проверил, насколько португалец откровенен со мной и не сбивается ли с тропы искренности.