Потому как: «Не убий» это, в первую очередь: «Не поднимай руку на ближнего своего».
П. Алешкин очень четко, ненавязчиво, а едва заметными штрихами показывает нам, что после того, как юный романтик возжелал убить человека, он изменился кардинально. Во-первых, по возвращению из больницы Андрей приносит две бутылки водки в подарок спивающемуся Чиркунову. В первой половине книги Андрею даже мысль подобная не могла прийти в голову, а когда Чиркунов украл у Анохина склянку одеколона, чтобы выпить его, Андрей оказывается буквально ошарашен таким поведением своего недавнего кумира. И вдруг две бутылки водки. За что? Ответа автор не дает, но читатель понимает сам: водка плата за ту самую улыбку, которую заметил Анохин на устах Чиркунова, когда он извинялся перед Матцевым. И это еще одна замечательная деталь, свойственная лишь писателям русской реалистической школы, которую инстинктивно уловил в творчестве своего любимого писателя Ф. Достоевского американец У. Фолкнер, а также Ж-П. Сартр и, пожалуй, никто больше из зарубежных писателей не разрабатывавший. Называется она: стать шестеркой выражением, которого нет ни в одной языке, кроме русского.
Стыд, грех и неосознанная ЖАЖДА ИСКУПЛЕНИЯ ВИНЫ СВОЕЙ ПЕРЕД БОГОМ вот триада души главного героя романа «Трясина Ульт-Ягуна» Андрея Анохина, равно как и точно такая же триада мучит и подвигает антигероя этого романа Михаила Чиркунова к необходимости поставить точку в конце их безмолвного диалога. Кто-то из классиков сказал, что стыд есть Бог, живущий в нашей душе. То есть столкновение стыдов двух русских душ становится конфликтом внутри Бога, и неминуемо должно привести к гибели двух разных, а по сути, абсолютно одинаковых носителей грехов. Иллюстрацией этому заявлению могут служить воспоминания, которые мучают Чиркунова в минуты трезвости или похмелья. Они о девочке Лизе из все того же села Масловка, в которую был влюблен с детства Андрей Анохин
Грех Михаила более метафизический, настолько тонкий для понимания и признания за грех, что для осмысления вины Чиркунова за смерть четырнадцатилетней девочки, утонувшей в Цне (реке у города Тамбова), необходимо читателю самому прочистить собственную душу. Девочка была младшей сестрой сожительницы двадцатитрехлетнего тамбовского поэта. Лиза влюбилась в Михаила Чиркунова и не нашла ничего умнее, как придумать историю своего совращения одноклассником Андреем Анохиным, записать ее в тетрадь и показать это сочинение Михаилу. Самому же Андрею она подсунула точно такую же историю, но заменив имя главного героя действа на Чиркунова. О том, что девочка соврала ему, поэт и профессиональный сердцеед догадался сразу, но нужных слов поискать для влюбленного полуребенка не догадался. Черств душой оказался поэт, как спившийся ассенизатор. А Андрей на всю жизнь остался уверен, что виновен в смерти Лизы все-таки Михаил
Грех Михаила более метафизический, настолько тонкий для понимания и признания за грех, что для осмысления вины Чиркунова за смерть четырнадцатилетней девочки, утонувшей в Цне (реке у города Тамбова), необходимо читателю самому прочистить собственную душу. Девочка была младшей сестрой сожительницы двадцатитрехлетнего тамбовского поэта. Лиза влюбилась в Михаила Чиркунова и не нашла ничего умнее, как придумать историю своего совращения одноклассником Андреем Анохиным, записать ее в тетрадь и показать это сочинение Михаилу. Самому же Андрею она подсунула точно такую же историю, но заменив имя главного героя действа на Чиркунова. О том, что девочка соврала ему, поэт и профессиональный сердцеед догадался сразу, но нужных слов поискать для влюбленного полуребенка не догадался. Черств душой оказался поэт, как спившийся ассенизатор. А Андрей на всю жизнь остался уверен, что виновен в смерти Лизы все-таки Михаил
Коллизия, от которой у большинства постмодернистов потекли бы слюнки. Они уверены, что придумай кто-нибудь из них подобную историю и уже бы мог почитаться среди них гением, и так далее. Для Алешкина же это второй план второй части романа, не более. Разрешает он заявленную проблему с блеском, как и положено разрешать ее автору эпоса «Русская трагедия» не сцеплением в битве и споре двух не случившихся любовников Лизы, а рассказом друг другу о том, как каждого из них пыталась обмануть полная избытка женских ферментов и неуверенная в силе собственных чар девочка.
С точки зрения формальной логики и юридической науки, вины в смерти ребенка у двух главных персонажей романа «Трясина Ульт-Ягуна» нет. Вина их, повторяю, перед Богом. И в отношении Лизы вина, в первую очередь, Чиркунова. Во-первых, потому, что был дан ему Божий дар поэта, то есть существа, способного чувствовать тоньше и лучше остальных все малейшие изменения вокруг себя. Недаром ведь на следующий день после признания Лизы он замечает печаль и легкую укоризну в глазах девочки, которая с ним попрощалась, а спустя несколько минут нырнула в Цну и не вынырнула. А во-вторых, потому что он был старше этих двух ребят почти на десять лет, то есть, согласно логике именно русского менталитета, обязан быть хранителем детской любви, мудрым советчиком и уметь разрешать конфликты так, чтобы не случилось трагедии.
Но Михаил Чиркунов оказался не на высоте трагедия случилась, а с ней пришла и кара: развал окружающего его мира, потеря веры в себя, медленно спивание и опускание на дно общества. Наконец, побег в глухомань таежной Сибири, где не смогут достать его алименты, которые он не согласен платить трем своим детям.
Я сам 15 лет платил алименты дочери. Знаю по себе, как это финансово трудно, однако делал это, признаюсь, с удовольствием, потому как именно это давало мне право видеть ее два раза в году, покупать ей подарки, ходить с ней в кино и зоопарк. В экспедициях же мне встречались десятки подобных Михаилу уклоняющихся от алиментов прохиндеев. Объяснений своей непорядочности они имели тысячи как и Чиркунов, прятали в тайниках сэкономленные деньги как и Чиркунов, пили безбожно как и Чиркунов, ненавидели тех, кого обманули, ограбили и оболгали как и Чиркунов, долго не выдерживали работы с нормальными людьми и сбегали из экспедиций и десантов как и Чиркунов
То есть перед нами при всей колоритности и необычности образа сего, описанного Алешкиным, фигура типичная, некий незаметный человечек, наподобие Акакия Акакиевича Башмачкина. Сие есть новая гримаса образа антигероя, ставящая роман «Трясина Ульт-Ягуна» в шеренгу выдающихся произведений русской литературы 20 века.
Ибо в русской литературе советского периода практически нет персонажей, которые на глазах читателя деградируют и превращаются в полускотов. Разве что «Серая мышь» В. Липатова произведение давно признанное уникальным. И больше не припомню. Практически всегда герой бывал в начале прозаического произведения образца 19201980-х годов полупорядочным, точнее внутренне порядочным, но снаружи невесть чем, а потом вдруг случалось ему совершить подвиг и все хорошее выступало наружу, а плохое слетало, как ржавчина от огня и окунания затем в воду.
А антигерой П. Алешкина на наших глазах деградирует, превращается в параноика, хотя в глазах героя Андрея Анохина продолжает оставаться фигурой страдательной, которой надо и помочь, о которой надо позаботиться, которую можно и любить. За что? Только за то, что когда-то, в детстве, любил Андрей Михаила за необычность, а потом, поняв истинную сущность своего антипода, вдруг пожалел его.
На основании чего Андрей во второй части романа имеет право почитать себя выше Михаила и жалеть его? Оба переступили черту и знают это.
Но знают также, что муки совести поэта глубже и страшнее, чем у члена бюро комитета комсомола и исполняющего обязанности бригадира плотников. Михаил и с мерещащимся ему в пьяном бреду Лешим говорит о СОВЕСТИ. А Андрей, простившись с уехавшим в Тамбов Матцевым, мучается муками новой любви к Анюте, отвергая влюбленную в него девушку-новоселку. То есть автор играет с читателем в перевертыши: положительный герой оказывается на проверку трухой в красивой кожуре, а отрицательный герой оказывается нравственно чище.
Если перевести эту проблему на уровень осознания ее классиками, то следует на помощь пригласить Федора Михайловича Достоевского, который заявил, что, хоть в романе «Преступление и наказание» написано, что Раскольников убил старуху-процентщицу, но он этого сделать не мог, ибо герой романа только теоретик убийства и уничтожения ростовщиков, совершить подобный шаг студент не способен.
То же самое и с антигероем Алешкина. Михаил Чиркунов при всей своей внешней порочности и при всей своей дикости-неумытости, при всем своем беспробудном пьянстве откладывает деньги для того, чтобы передать их с уезжающим в Тамбов Ломакиным для своей первой жены Василисы и их общего сына. Передать типично по-русски, как не знают об этом писатели-модернисты и аксеныши, не подозревают о подобных взаимоотношениях в Европе и Америке. Просто сунул руку под матрас, вытащил четыре с половиной тысячи рублей (сумму, на которую в те времена можно было бы купить тот же дом в том же Тамбове), положил в ладонь даже не другу и не товарищу толстую пачку денег, сказал кому отдать их и все.
Катарсис Его в линии развития образа антигероя находит каждый по-своему. Одни видят его в том поступке с передачей денег семье, другие в реакции Михаила на сообщение о том, что другим двум детям от других женщин, от которых он сбежал, платить алиментов не надо, а потому достаточно вернуться к Василисе, которую он по-прежнему любит, и начать жизнь заново. Третьи в том, как среагировал Чиркунов на сообщение прибежавшего в его бичевскую лачугу из поселка Андрея о приезде Василисы и желании женщины видеть его.
Но мне кажется, все это лишь внешняя канва цепи событий, которые могут быть признаны катарсисом образа Чиркунова. Внутренний диалог Михаила с кошмаром собственным, облеченным в образ Лешего, вышедшего из трясин Ульт-Ягана вскоре после столь же кошмарно-бредовой встречи поэта со ставшей русалкой Лизой, вот истинный пик романа, в котором Петр Алешкин единственный раз во всем цикле романов серии «Русская трагедия» позволяет себе отвлечься от жизненных проблем своих героев и рассказать о том, что мучает и волнует этого замечательного Гражданина России, писателя от Бога