Вариант.
По случаю Чесменской победы в Петропавловском соборе служили торжественно-благодарственное молебствие. Проповедь на случай говорил Платон, для большего эффекта призывая Петра I. Платон сошел с амвона и посохом стучал в гроб Петра, взывая: «Встань, встань, Великий Петр, виждь» и проч.
От-то дурень, шепнул Разумовский соседу, а ну як встане, всем нам палкой достанется.
Когда в обществе рассказывали этот анекдот, кто-то отозвался:
И это Разумовский говорил про времена Екатерины II. Что же бы Петр I сказал про наше и чем бы взыскал наше усердие?..
Шпицрутеном, подхватил другой собеседник.
Как-то раз, за обедом у императрицы, зашел разговор о ябедниках. Екатерина предложила тост за честных людей. Все подняли бокалы, один лишь Разумовский не дотронулся до своего. Государыня, заметив это, спросила его, почему он не доброжелательствует честным людям?
Боюсь мор будет, отвечал Разумовский.
Что у вас нового в Совете? спросил Разумовского один приятель.
Все по-старому, отвечал он, один Панин думает, другой кричит, один Чернышев предлагает, другой трусит, я молчу, а прочие хоть и говорят, да того хуже.
Однажды в Сенате Разумовский отказался подписать решение, которое считал несправедливым.
Государыня желает, чтоб дело было решено таким образом, объявили ему сенаторы.
Когда так не смею ослушаться, сказал Разумовский, взял бумагу, перевернул ее верхом вниз и подписал свое имя
Поступок этот был, разумеется, немедленно доведен до сведения императрицы, которая потребовала от графа Кирилла Григорьевича объяснений.
Я исполнил вашу волю, отвечал он, но так как дело, по моему мнению, неправое и товарищи мои покривили совестью, то я почел нужным криво подписать свое имя.
В другой раз, в Совете разбиралось дело о женитьбе князя Г. Г. Орлова на его двоюродной сестре Екатерине Николаевне Зиновьевой. Орлов, всегдашний недоброжелатель Разумовского, в это время уже был в немилости, и члены Совета, долго пред ним преклонявшиеся, теперь решили разлучить его с женою и заключить их обоих в монастырь. Разумовский отказался подписать приговор и объявил товарищам, что для решения дела не достает выписки из постановления «о кулачных боях». Все засмеялись и просили разъяснения.
Там, продолжал он, сказано, между прочим, «лежачего не бить».
Племянница Разумовского, графиня Софья Осиповна Апраксина, заведовавшая в последнее время его хозяйством, неоднократно требовала уменьшения огромного числа прислуги, находящейся при графе и получавшей ежемесячно более двух тысяч рублей жалованья. Наконец она решилась подать Кирилу Григорьевичу два реестра о необходимых и лишних служителях. Разумовский подписал первый, а последний отложил в сторону, сказав племяннице:
Я согласен с тобою, что эти люди мне не нужны, но спроси их прежде, не имеют ли они во мне надобности? Если они откажутся от меня, то тогда и я, без возражений, откажусь от них.
М. В. Гудович, почти постоянно проживавший у Разумовского и старавшийся всячески вкрасться в его доверенность, гулял с ним как-то по его имению. Проходя мимо только что отстроенного дома графского управляющего, Гудович заметил, что пора бы сменить его, потому что он вор и отстроил дом на графские деньги.
Нет, брат, возразил Разумовский, этому осталось только крышу крыть, а другого возьмешь, тот начнет весь дом сызнова строить.
Когда Потемкин сделался после Орлова любимцем императрицы Екатерины, сельский дьячок, у которого он учился в детстве читать и писать, наслышавшись в своей деревенской глуши, что бывший ученик его попал в знатные люди, решился отправиться в столицу и искать его покровительства и помощи.
Приехав в Петербург, старик явился во дворец, где жил Потемкин, назвал себя и был тотчас же введен в кабинет князя.
Дьячок хотел было броситься в ноги светлейшему, но Потемкин удержал его, посадил в кресло и ласково спросил:
Зачем ты прибыл сюда, старина?
Да вот, ваша светлость, отвечал дьячок, пятьдесят лет Господу Богу служил, а теперь выгнали за неспособностью: говорят, дряхл, глух и глуп стал. Приходится на старости лет побираться мирским подаяньем, а я бы еще послужил матушке-царице не поможешь ли мне у нее чем-нибудь?
Ладно, сказал Потемкин, я похлопочу. Только в какую же должность тебя определить? Разве в соборные дьячки?
Э, нет, ваша светлость, возразил дьячок, ты теперь на мой голос не надейся; нынче я петь-то уж того ау! Да и видеть, надо признаться, стал плохо; печатное едва разбирать могу. А все же не хотелось бы даром хлеб есть.
Так куда же тебя приткнуть?
А уж не знаю. Сам придумай.
Трудную, брат, ты мне задал задачу, сказал улыбаясь Потемкин. Приходи ко мне завтра, а я между тем подумаю.
На другой день утром, проснувшись, светлейший вспомнил о своем старом учителе и, узнав, что он давно дожидается, велел его позвать.
Ну, старина, сказал ему Потемкин, нашел для тебя отличную должность.
Вот спасибо, Ваша Светлость; дай тебе Бог здоровья.
Знаешь Исакиевскую площадь?
Как не знать; и вчера и сегодня через нее к тебе тащился.
Видел Фальконетов монумент императора Петра Великого?
Еще бы!
Ну так сходи же теперь, посмотри, благополучно ли он стоит на месте, и тотчас мне донеси.
Дьячок в точности исполнил приказание.
Ну что? спросил Потемкин, когда он возвратился.
Стоит, ваша светлость.
Крепко?
Куда как крепко, ваша светлость.
Стоит, ваша светлость.
Крепко?
Куда как крепко, ваша светлость.
Ну и хорошо. А ты за этим каждое утро наблюдай, да аккуратно мне доноси. Жалованье же тебе нудст производиться из моих доходов. Теперь можешь идти домой.
Дьячок до самой смерти исполнял эту обязанность и умер, благословляя Потемкина.
Потемкин очень меня (Н. К. Загряжскую) любил; и знаю, чего бы он для меня не сделал. У Машиньки была клавесинная учительница. Раз она мне говорит:
Мадам, не могу оставаться в Петербурге.
А почему?
Зимой я могу давать уроки, а летом все на даче, и и не в состоянии оплачивать карету либо оставаться без дела.
Вы не уедете, всё это надо устроить так или иначе.
Приезжает ко мне Потемкин. Я говорю ему:
Как ты хочешь, Потемкин, а мамзель мою пристрой куда-нибудь.
Ах, моя голубушка, сердечно рад, да что для нее сделать, право, не знаю.
Что же? через несколько дней приписали мою мамзель к какому-то полку и дали ей жалования. Нынче того сделать уже нельзя.
Потемкин послал однажды адъютанта взять из казенного места 1 000 000 р. Чиновники не осмелились отпустить эту сумму без письменного вида. П(отемкин) на другой стороне их отношения своеручно приписал: «дать, е м»
Однажды Потемкин, недовольный запорожцами, сказал одному из них:
Знаете ли вы, хохлачи, что у меня в Николаеве строится такая колокольня, что как станут на ней звонить, так в Сече будет слышно?
То не диво, отвечает запорожец, у нас в Запорозцине е такие кобзары, що як заиграють, то аже у Петербурги затанцують.
N.N., вышедший из певчих в действительные статские советники, был недоволен обхождением князя Потемкина.
Хиба вин не тямит того, говорил он на своем наречии, що я такий еднорал, як вин сам.
Это пересказали Потемкину, который сказал ему при первой встрече:
Что ты врешь? какой ты генерал? ты генерал-бас.
Когда Потемкин вошел в силу, он вспомнил об одном из своих деревенских приятелей и написал ему следующие стишки:
Любезный друг,
Коль тебе досуг,
Приезжай ко мне;
Коли не так.
Лежи в..
Любезный друг поспешил приехать на ласковое приглашение.
Потемкину доложили однажды, что некто граф Морелли, житель Флоренции, превосходно играет на скрипке. Потемкину захотелось его послушать; он приказал его выписать. Один из адъютантов отправился курьером в Италию, явился к графу М., объявив ему приказ светлейшего, и предложил тот же час садиться в тележку и скакать в Россию. Благородный виртуоз взбесился и послал к черту и Потемкина и курьера с его тележкою. Делать было нечего. Но как явиться к князю, не исполнив его приказания! Догадливый адъютант отыскал какого-то скрипача, бедняка не без таланта, и легко уговорил его назваться графом М. и ехать в Россию. Его привезли и представили Потемкину, который остался доволен его игрою. Он принят был потом в службу под именем графа М. и дослужился до полковничьего чина.
Потемкин, встречаясь с Шешковским, обыкновенно юпаривал ему: «Что, Степан Иванович, каково кнутобойничаешь?» На что Шешковский отвечал всегда с низким поклоном: «Помаленьку, Ваша Светлость!»
Князь Потемкин во время очаковского похода влюблен был в графиню NN. Добившись свидания и находясь с нею наедине в своей ставке, он вдруг дернул ш звонок, и пушки кругом всего лагеря загремели. Муж графини NN., человек острый и безнравственный, узнав о причине пальбы, сказал, пожимая плечами: «Экое кири куку!»
Один из адъютантов Потемкина, живший в Москве и считавшийся в отпуску, получает приказ явиться: родственники засуетились, не знают, чему приписать требование светлейшего. Одни боятся внезапной немилости, другие видят неожиданное счастие. Молодого человека снаряжают наскоро в путь. Он отправляется из Москвы, скачет день и ночь и приезжает в лагерь светлейшего. Об нем тотчас докладывают. Потемкин приказывает ему явиться. Адъютант с трепетом входит в его палатку и находит Потемкина в постели, со святцами в руках. Вот их разговор:
Потемкин. Ты, братец, мой адъютант такой-то?
Адъютант. Точно так, Ваша Светлость.
Потемкин. Правда ли, что ты святцы знаешь наизусть?
Адъютант. Точно так.
Потемкин(смотря в святцы). Какого же святого празднуют 18 мая?
Адъютант. Мученика Федота, Ваша Светлость.
Потемкин. Так. А 29 сентября?
Адъютант. Преподобного Кириака.
Потемкин. Точно. А 5 февраля?
Адъютант. Мученицы Агафьи.
Потемкин(закрывая святцы). Ну, поезжай же себе домой.
Молодой Ш. как-то напроказил. Князь Б. собирался пожаловаться на него самой государыне. Родня перепугалась. Кинулись к князю Потемкину, прося его заступиться за молодого человека. Потемкин велел Ш. быть на другой день у него, и прибавил: «Да сказать ему, чтоб он со мною был посмелее». Ш. явился в назначенное время. Потемкин вышел из кабинета в обыкновенном своем наряде, не сказал никому ни слова и сел играть в карты. В это время приезжает князь Б. Потемкин принимает его как нельзя хуже и продолжает играть. Вдруг он подзывает к себе Ш.
Скажи, брат, говорит Потемкин, показывая ему свои карты, как мне тут сыграть?