В принципе, на данный момент применение института извинений в отечественном праве вызывает сомнения. В пункте 8 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 февраля 2005 г. 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц»[30], указано, что согласно части 3 ст. 29 Конституции Российской Федерации никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них. Извинение как способ судебной защиты чести, достоинства и деловой репутации статьей 152 ГК РФ и другими нормами законодательства не предусмотрено, поэтому суд не вправе обязывать ответчиков по данной категории дел принести истцам извинения в той или иной форме. Вместе с тем «суд вправе утвердить мировое соглашение, в соответствии с которым стороны по обоюдному согласию предусмотрели принесение ответчиком извинения в связи с распространением не соответствующих действительности порочащих сведений в отношении истца, поскольку это не нарушает прав и законных интересов других лиц и не противоречит закону, который не содержит такого запрета»[31].
В связи с этим можно сделать вывод о том, что в ближайшее время принесение извинений останется не более чем актом доброй воли ответчика.
Последний институт чисто экономические убытки (pure economic loss далее PEL)[32]. Pure economic loss могут быть определены как финансовые потери (для третьего лица), которые являются следствием причинения физического вреда потерпевшему, его имуществу или совершения другого нарушения его абсолютных прав[33]. Как видно, характеристика экономических убытков основана на природе вреда: чисто экономические (или финансовые)потери противопоставляются в данном случае физическому вреду, который причиняется имуществу или лицу[34] (если экономические убытки связаны с теми убытками, которые причинены лицу или его имуществу, тогда такие убытки называются косвенными экономическими убытками, и вся их сумма может быть взыскана без каких-либо вопросов. Косвенные экономические убытки взыскиваются, поскольку действует предположение существования физического вреда. При этом чисто экономические убытки уменьшают лишь финансовые поступления без непосредственного причинения вреда личности или имуществу[35]).
Причины возникновения чисто экономических убытков находятся в пересечении интересов и отношений, участвовать в которых могут две или три стороны. Фактически конструкция призвана упростить взыскание ущерба третьим лицом. Предположим, А причинило физический ущерб Б, вследствие чего у В возникли финансовые потери. В может обратиться с иском к Б, а Б в свою очередь с регрессным к А. Или В может обратиться непосредственно к А, минуя потерпевшего. Таким образом, цепочка исков сокращается, хотя В и А никак не были связаны между собой до этого.
В современной доктрине весьма распространена теория, в соответствии с которой при разрешении взыскания PEL это порождает предъявление неограниченного количества исков. Они существенно обременят, если не парализуют всю деятельность судебной системы. Например, в случае, если небрежность ответчика приведет к закрытию торговых рынков или прекращению деятельности коммерческих перевозок, это может заставить сотни или тысячи лиц прибегнуть к требованию о возмещении им экономических убытков. Приведенные рассуждения естественным образом подводят к выводу о том, что признание чисто экономических убытков подлежащими взысканию фактически будет означать открытие таких «шлюзов», и это обязательно вызовет крах всей системы правосудия[36].
В то же время в научной литературе высказываются сомнения по поводу обоснованности данного аргумента. Прежде всего, в пользу этой позиции отсутствуют эмпирические данные. Суды юрисдикции континентального права, которые допускают возмещение чисто экономических убытков (например, Франция), еще не утонули в невероятном количестве исков о возмещении pure economic loss, а соответствующие страховые компании не оказались в кризисе в результате увеличения случаев компенсации указанных убытков[37].
На практике в странах, допускающих взыскание чисто экономических убытков, по общему правилу PEL не возмещаются, за исключением ряда случаев[38]. С целью прервать эту цепочку ответственности судебные системы продолжают попытки определить допустимые границы подлежащего возмещению ущерба.
Что касается непосредственно pure economic loss, то предполагается, что при взыскании можно использовать несколько «шлюзов», чтобы не допустить тотального хаоса. Например, установить ряд дел, в которых допустимо назначение чисто экономических убытков. Кроме того, руководствоваться критериями предсказуемости (возмещение чисто экономических убытков возможно в случае, когда ответчик знал, что его небрежное поведение может принести экономический ущерб для конкретного истца, а не просто для неограниченного круга лиц), причинно-следственной связи, экономического положения ответчика (чтобы взыскание не привело к необоснованным расходам и неосновательному обогащению)[39].
При ведении бизнеса создается немало ситуаций, когда вред наносится не непосредственно имуществу предпринимателя, а его законным экономическим интересам[40]. В настоящее время подобный вред причиняется в Российской Федерации довольно часто, и он может достигать весьма значительных размеров. Ответственность за незаконные действия предпринимателей чаще всего рассматривается в рамках договорных отношений, и понесший чисто экономические потери предприниматель не может их компенсировать. Поэтому возможность взыскания чисто экономических убытков будет способствовать эффективной судебной защите прав пострадавших участников экономического оборота[41]. К тому же конструкция, которая соответствует принципу процессуальной экономии и вполне способна упростить взаимоотношения между субъектами предпринимательской деятельности.
В Российской Федерации уже есть предпосылки для имплементации и адаптации данного института. Во-первых, это наличие принципа генерального деликта (часть 1 статьи 1064 ГК РФ, согласно которой вред, причиненный личности или имуществу гражданина, а также вред, причиненный имуществу юридического лица, подлежит возмещению в полном объеме лицом, причинившим вред[42]), такого же, как и во многих европейских странах (Франция, Германия).
Во-вторых, существование в отечественном праве схожих институтов. Например, переведенных убытков, переносящих риск (статья 669 ГК РФ, на основании которой риск случайной гибели или случайной порчи арендованного имущества переходит к арендатору в момент передачи ему арендованного имущества, если иное не предусмотрено договором финансовой аренды.).
Помимо этого рядом ученых[43] поддерживается идея расширения ответственности аудитора или аудиторской фирмы перед пользователями аудиторского заключения, не являющимися сторонами договора оказания аудиторских услуг.
Адаптация punitive damages, принесения извинений и pure economic loss в рамках российской доктрины предпринимательского права и правоприменения может существенно обогатить теоретический инструментарий отечественной юриспруденции и стать заметным шагом в направлении усовершенствования мер ответственности предпринимателей.
Если же возвращаться к конкретным выводам, то из проведенного исследования иностранного права следует, что при определенных условиях (например, глубокий экономический анализ, консультации с предпринимателями, полные и всесторонние разъяснения ВС) возможна имплементация штрафных и чисто экономических убытков. Использование же института принесения извинений представляется целесообразным лишь при выходе на международный рынок или при проведении политики компании, направленной на улучшение делового имиджа.
Проблемы правового регулирования рынка мобильных приложений
Данил Вадюхин
Если же возвращаться к конкретным выводам, то из проведенного исследования иностранного права следует, что при определенных условиях (например, глубокий экономический анализ, консультации с предпринимателями, полные и всесторонние разъяснения ВС) возможна имплементация штрафных и чисто экономических убытков. Использование же института принесения извинений представляется целесообразным лишь при выходе на международный рынок или при проведении политики компании, направленной на улучшение делового имиджа.
Проблемы правового регулирования рынка мобильных приложений
Данил Вадюхин
Выпускник кафедры предпринимательского права юридического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова
Мобильные приложения уверенно и бесповоротно вошли в нашу жизнь, и не только с целью помочь скоротать часок в социальных сетях или онлайн-играх, но и с целью значительно упростить жизнь отдельного потребителя: выбор билетов для авиаперелетов, построение маршрута, создание графиков и тому подобные вещи становятся значительно проще и мобильнее с использованием приложений для смартфонов. Рядовой потребитель редко задумывается над тем, какими нормами регулируется процесс создания, загрузки, блокировки, скачивания и установки мобильного приложения. Между тем, в связи с возрастающей значимостью данного явления, его правовое регулирование заслуживает отдельного внимания.
В настоящее время скачивание мобильного контента происходит через так называемые платформы цифровой дистрибуции, к ним относятся интернет-магазины мобильных приложений компаний Google, Apple и Windows.
Говоря о регулировании отношений, касающихся электронной торговли, можно сказать, что в значительной степени оно затронуло лишь отношения между платформой и потребителем скачивающим контент. Среди международных документов, относящихся к данной области, можно выделить Конвенцию ООН об использовании электронных сообщений в международных договорах 2005 г., Типовой закон «Об электронной торговле» ЮНИСИТРАЛ 1996 г., Декларацию о свободе обмена информацией в Интернете 2003 г., Европейскую декларацию о правах человека и верховенстве права в информационном обществе 2005 г., Хартию глобального информационного общества 2000 г., Будапештскую конвенцию о кибер-преступности 2001 г., Декларацию принципов построения информационного общества 2003 г. и план действий Тунисского обязательства 2005 г. и др.