Садовник. Я создал вас, мои девочки, и полюбил - Анна Данилова 9 стр.


Он слизал с ее виска капельку пота:

 Как жаль, что ты меня не любишь,  в сердцах проговорил он. И Тамаре показалось, что эти слова относятся именно к ней  брюнетке с желтыми глазами («и окровавленным скальпелем в руках, в окружении мертвецов»  услужливо подсказал ей кто-то, должно быть шмель, присевший рядом на цветок).


***

БЕЛОЕ ПЛАТЬЕ лежало на постели. Ната стояла у окна, Клара сидела в кресле.

 Ты действительно ничего не скажешь Кате?  спросила она.

 Так она же все знает.

 Но ведь должен же был кто-то сказать ей об этом Хотя я и твой отец считаем, что это должна сделать ты. Разве так трудно понять?

 Я понимаю, но не могу. Я напишу ей письмо.

 Она не придет на свадьбу

 Я бы на ее место тоже не пришла.

 Верочка плачет в своей комнате. Ты не хочешь с ней поговорить?

 Она же совершенный ребенок, о чем с ней можно говорить.

 Ната, я не узнаю тебя Откуда в тебе эта жестокость? Ты уверена, что этот брак принесет тебе счастье?  Клара растеряла уже весь свой запас слов и теперь сидела в растерянности перед дочерью, не узнавая ее, и пытаясь представить, что все этой ей снится.

 Мама,  Ната повернулась к ней, и Клара увидела в ее руках несколько истерзанных розовых пионов. Лепестки плавно опускались на пол возле босых ног Наты.  Скорее Я буду счастлива с ним, чем Катя. Алик не такой человек, который сю жизнь способен любить одну женщину. А Кате нужно другое. Поверь, она не прожила бы с ним и месяца

 А ты? Ты проживешь?  Клара заплакала и спрятала лицо в ладонях.

 Да, если не вернется Сережа. Ты же знаешь

 Ты сошла с ума.  Клара встала и вышла из комнаты.


***

На кухне за столом сидел Глеб. Перед ним лежал чистый лист бумаги. Он собирался написать список приглашенных на свадьбу.

 Знаешь, милая,  сказал он, увидев появившуюся в дверях жену.  Будь я на нашем месте, то никого бы не пригласил.

Клара кивнула головой и по-инерции принялась очищать луковицу.


***

Они познакомились. Девушку звали Соня. Заспанная, с розовыми припухшими веками, в накинутом голубом шелковом халате, пригласила гостей за большой стол, заставленный тарелками с остатками еды. Люся придвинула хозяйским жестом к Верусе блюдо с подсохшими полумесяцами ананаса, сама же выбрала затерявшуюся среди размокшей черешни землянику и принялась есть.

 А я вот сплю. Где-то вычитала, что сон омолаживает. Для кожи особенно полезно.  Соня запахнула плотнее халат, словно ее зазнобило, и зевнула. Длинные светлые волосы ее были небрежно забраны дорогой французской заколкой цвета потемневшего янтаря.

Веруся осторожно откусывала кусочки ананаса и с любопытством разглядывала комнату. Из мебели в ней присутствовали только огромная кровать, два кресла, стильный зеркальный шкаф, занимавший почти всю стену, и комод, заставленный парфюмом и косметикой. Пол покрывал розовый с желтым ковер, мягкий и невероятно чистый. На окнах трепетали прозрачные опаловые занавески. В углу комнаты стояла гигантских размеров напольная ваза бело-голубых тонов, в которой подсыхали белые и красные гладиолусы. О такой комнате можно было только мечтать.

Почему-то никто ничего не говорил. У Веруси создалось впечатление, что они чего-то (или кого-то) ждут. Она начала нервничать. В квартире была всего одна комната, поэтому, если ждали мужчину (или мужчин), то Верусе предстояло провести какое-то время на кухне.

Казалось, воздух в комнате был особенный, Веруся неизвестно почему чувствовала, как пульсирует кровь в кончиках пальцев и горячими волнами напитывает щеки. Она не понимала, что с ней происходит.

Произошло движение, она подняла голову и увидела, как Соня, распустив волосы по плечам, села на колени к Люсе и как-то особенно сильно, в порыве, прижалась своими губами к ее губам. Глаза у обеих были закрыты. Затем Люся принялась целовать грудь Сони. Голубой халат съехал с плеч, открывая белое хрупкое тело. Веру затрясло.

 Хочешь с нами?  услышала она далекий голос Сони.

Они перебрались на кровать, разделись и принялись обниматься, как это делают мужчина с женщиной. Тело Люси по сравнению с Соней, было более женственным и розовым. Быть может, так казалось от того, что все предметы в комнате приобрели розоватый оттенок. Вера слышала, как девушки постанывают, и волна тошноты подкатила к ее горлу. Она вся горела.

 Раздевайся, поспим,  как во вне прозвучал все тот же голос.

У Сони была маленькая грудь с сосками, похожими на изюм.

Вера разделась и легла рядом с ними. Она зажмурила глаза и почувствовала, как кто-то  Люся или Соня  целует ее в шею, плечи. Чьи-то руки гладили ее бедра и живот. Затем чья-то теплая ладонь скользнула между бедер и замерла там, словно устраиваясь поудобнее и надолго. Непривычная к таким смелым прикосновениям, Веруся вся напружинилась, ожидая, что же будет дальше. Она представила себе, как десятки рук ласкают ее тело, изучая его и пробираясь все глубже в ее естество. Ощущения были неслыханными по своей остроте и тому блаженству, которое приносили изголодавшейся по нежности Верусе. И тут произошло нечто. У нее перехватило дыхание. Она даже вскрикнула, почувствовав, как какие-то чудесные мягкие толчки погнали по всему ее телу, начиная с низа живота, физическую радость. Словно каждая клеточка ее тела выпустила по капле меда.

Она открыла глаза. По вискам ее струился пот. Она была счастлива. Соня заботливо промокнула ее лоб чем-то кружевным и мягким.

 Она еще девственница,  сказала Люся.  Для первого раза достаточно.


***

ПОЭМА ЭКСТАЗА. «Нет, все было не совсем так.» Глеб все же пришел ко мне. Шахматы, кофе и сыр. Он по-прежнему считал меня сумасшедшим стариком.

 Вы знаете, я уже говорил вам, что преподаю физику в университете, так вот Саша, Александра была моей лаборанткой. Ну предположим, Господь с вами, что вы, как цветок, вырастили и ее, но с чего вы взяли, что она моя секретарша? Лаборантка. А почему я, собственно, вам все это рассказываю? Да я и сам не знаю. Нравитесь вы мне и все. Да, кстати, в этом вашем романе сами-то вы присутствуете? Угощаете меня кофе, там, я не знаю, сыром? Водите меня по саду? Я покачал головой: тут он был прав  там меня не было. Поэтому последствия наших бесед  наш общий экспромт. Если бы Глеб услышал мою мысль, он бы глубокомысленно изрек: «Это жизнь.»

 Значит, она ваша лаборантка?

 Да, но только была. Сейчас она в декрете.

 Вы любите ее? Клара знает о существовании Саши?

 Нет, что вы, конечно не знает. Вы просто еще плохо знаете мою жену: да если бы она узнала, она бы вышвырнула меня, как пса

 Вы не познакомили меня с ней.

 Да хоть сейчас!

 Нет-нет, успокойтесь,  а мне действительно было так приятно и уютно находиться в своем кресле, что я размяк, как масло и весь ушел в слух.  Продолжайте.

Глеб почувствовал в этой молодой женщине какой-то особый аромат печали и изысканности, наверно то, что ему не хватало дома. Клара  прекрасная земная женщина, обладающая здоровой притягательной силой, Саша  вечный молчаливый укор как бы всему суетному, шумному, олицетворение протеста против всего «общественного», «обобществленного» (слова-монстры, понятия-монстры, которые она не принимала). Она жила своим миром, не оглядываясь на других. Глеб видел в этом силу, хотя на самом деле здесь было совсем другое. Но он еще не скоро узнает об этом. Потому и сидит сейчас, вполне довольный жизнью, и рассказывает об утонченной Александре, живущей на грани оттенков, звуков, танцующей замысловатый изящный танец в пасти крокодила.

 Почему крокодила?

Я рассмеялся:

 Ее могут проглотить в любую минуту ваши монстры, так пусть это будет крокодил.

 Хорошо, пусть будет по-вашему. Хотя я так не считаю. Пока я с ней, ей не о чем будет беспокоиться.

И он принялся перечислять все, на его взгляд, необходимые ей для жизни, вещи и вещицы: «Шкатулка из яшмы, серебряная солонка, чайный сервиз, бусы из хризолита» И все это, не считая платьев, блузок и пеленок для маленькой новорожденной Машеньки.

 Знаете, она чем-то напоминает мне мою старшую дочь, но Наталия моя более жизнерадостна. Наталия  творит, она постоянно рисует, она готова изрисовать все пустое пространство будь-то на бумаге, ткани, коже, стене Саша  по природе созерцатель. Она питается ЧУЖОЙ живописью, слушает ЧУЖУЮ музыку, наслаждается всем этим и почему-то угасает.

 Признайтесь, Глеб, ведь она утомляет вас. Она просто до смерти утомила вас. Она парализует вас!

Он закрыл ладонями уши и замотал головой, как от зубной боли. Я понял, что попал в цель.

 Вы не должны так говорить! Я боготворю ее

 А спите с Кларой.

 Это не высокопарность: я ответственен за нее, наконец.

 Вот это совсем другое дело. Теперь представьте, что с ней станет, если вы ее бросите? Хотите прочитаю?

Глеб медленно поднял на меня глаза. Казалось, он испугался.

 У меня есть и такой вариант. Собственно, я помню этот кусок наизусть.

«Он пришел к ней через месяц. Открыл дверь своим ключом. Звучала музыка Скрябина. Саша лежала в темной, с задернутыми шторами, комнате, с закрытыми глазами. Услышав шаги, она слегка повернула голову и удивленно вскинула брови. «Милый, как хорошо, что ты пришел»

 Довольно!  Глеб встал с кресла и зашагал по комнате.  Да, все так оно и есть. Но только я не оставлю ее. Это правда, в ней мало жизни, но весь смысл моего раздвоения, если хотите, и заключается в контрастах.

 Вы ходите по канату.

 Да, я канатоходец, меня устраивает моя жизнь. И я действительно люблю Клару. Вот вы сейчас так на меня смотрите, что мне уже кажется, что не вы сумасшедший, а я. Но и это нисколько не шокирует меня.

Он немного успокоился и вернулся в кресло.

 Очень вкусный сыр, свежий, и чай

Он улыбнулся, и мне показалось, что мне улыбнулось мое отражение.


***

ДУХИ МОЕЙ СЕСТРЫ. Катя вышла из булочной и столкнулась лицом к лицу с Банком. Не зная, что сказать и как себя повести, она спросила первое, что взбрело ей в голову: «Это что, энциклопедия?» И ткнула пальчиком в зажатую под мышкой Банка толстую книгу в черном кожаном переплете.

 Нет, словарь иностранных слов. Восполняю пробелы в образовании,  улыбнулся своей ослепительной улыбкой Банк.

 А в булочной что забыл?

 Тебя.  Он подхватил ее под локоть и вывел на улицу. Катя едва сдерживала слезы.  Как дела, заяц?

 Никак. Живу, работаю.

 И все?

Она так и не поняла, зачем он тогда это сделал.

 Я был дурак, что ушел тогда, но мы можем все проиграть заново

 Я в такие игры больше не играю,  не поднимая глаз, проговорила Катя и покраснела.

Назад Дальше