Когда свёрток опускали в могилу, я впервые почувствовал животом насколько, до какой степени пластика мёртвого тела отличается от живого. Только увидев это воочию, понимаешь почему люди боятся смерти. Не самой смерти даже, а малого, почти неуловимого изменения, которое смерть производит с человеческим телом.
Покойник выглядит почти как человек.
И в этом «почти» присутствует полная мера нашего страха: здесь всё, чего мы боимся, хоть на первый взгляд может показаться, что боимся мы разных, порой совершенно не схожих между собою вещей.
На поминки остались только близкие родственники и друзья. К моему удивлению, я столкнулся нос к носу с давешним старичком: без лишних церемоний он уселся по правую руку и принялся ухаживать за мной: то салатик положит, то водочки нальёт.
Выпили за покойного: один и другой раз.
Принялись рассказывать смешные истории, героические, трогательные, нелепые. Мама всплакнула. Я вспомнил о том, как дедушка с бабушкой меня разыграли, и я напугался до чёртиков.
Все смеялись.
Мама рассказала, как дедушка встретил бабушку: на поле сражения ему оторвало нос, он завернул его в тряпицу и побежал в медсанбат, где бабушка заведовала хирургическим отделением. И бабушка ему нос пришила, да так ловко, что остался лишь тоненький, почти невидимый шрам.
Так они познакомились.
А после поженились прямо в окопах.
Историю эту мы хорошо знали: она была из разряда семейных легенд, которые десятилетиями пересказывают на все лады по поводу и без повода, они никогда не надоедают и, в конце концов, становятся чем-то вроде старой заслуженной мебели: обшарпанный диван, скрипучие стулья, пошатывающийся стол вся эта рухлядь давным-давно приелась, но выбросить жалко, а самое главное непонятно останется ли дом по-прежнему нашим домом, если убрать это с глаз долой?
На сей раз, впрочем, история про оторванный нос претерпела существенные изменения, и всё благодаря моему улыбчивому соседу. Дождавшись окончания, он хмыкнул, покачал головой и пробормотал тихонько, как бы про себя: ерунда собачья
Что значит ерунда собачья? удивилась мама.
То и значит: чепуха. Чушь!
Не пойму, взволновалась мама, вы хотите сказать, я это выдумала?
Я хочу сказать, что вам известно далеко не всё. Нос Григорию Исаевичу и в самом деле оторвало осколком снаряда. Евгения Мироновна его пришила на место, тут тоже всё верно. Но поженились они гораздо позже, а познакомились гораздо раньше. Но самое главное в вашей истории не хватает множества существенных деталей.
Вам-то откуда знать? спросил я, раздражённый непрошенным вмешательством.
Да ведь я был там, и всё видел своими глазами!
Стало быть, вы его сослуживец?
Я его ординарец.
Тут все принялись перемигиваться и переглядываться: дедушкин ординарец был популярной фигурой из тех харизматичных персонажей второго плана, друзей и слуг, кто репликой интригу подтолкнёт, подаст совет, повсюду тут как тут: Лепорелло, Швейк и Горацио в одном флаконе Обыкновенно дедушкина байка начиналась с того, что ординарец плутоватый, но отзывчивый и по-своему честный напивался в стельку, бил особиста по морде, проваливался в сортир, приносил важное известие, насиловал благодарную немку, терял штаны, бегал за самогоном, выпускал всю обойму в немецкого офицера с пяти шагов, и непременно промахивался.
Особенно популярна была история о чудесном спасении ординарца от трибунала: Сашку собирались расстрелять за кражу ящика бесценного трофейного коньяка, предназначенного для отправки в Москву, но дедушка повернул дело так, что из злоумышленника Сашка превратился в невменяемого дуралея, который действовал не из корыстных соображений, а по глупости, и только потому заслуживал прощения.
Главным аргументом защиты стал и в самом деле вопиющий факт: коньяк столетней выдержки Сашка закусывал солёным огурцом.
Всё это враки, улыбнулся старичок, закусывали мы, конечно, трофейным шоколадом. Немцы хороший шоколад делали. А коньяк был исключительным, французским, столетней выдержки, за такой и под трибунал не жалко! Огурец Батя придумал уже на заседании трибунала. А я не стал возражать
Ваш дедушка был великий выдумщик, этого у него не отнимешь.
Когда полк попал в окружение, Батя выводил его с пистолетом в руке, не прячась за нашими спинами, а впереди, как и полагается командиру. За что и получил звёздочку «героя». Правда, в наградной не записано, что в правой руке он держал пистолет, а в левой собственный нос, завёрнутый в носовой платок.
Платок этот принадлежал мне, трофейный К тому времени всё у нас было трофейное: от любовниц до подштанников
В тот день нам не удалось наладить связь, мы не знали, что немцы передислоцировались, и полк полностью окружён. Узнали только тогда, когда в окопах начали рваться снаряды. И летели они оттуда, где по нашим соображениям должны были находиться свои Батя не растерялся и приказал выдвигаться. Вот тогда-то ему и оторвало не весь нос, конечно, а только кончик.
Это был последний снаряд: обстрел сразу же прекратился. Наступила тишина. Батя закрыл лицо руками и сказал: «Сашка, ё* твою мать, мне нос оторвало! Он где-то здесь, ищи»
Быстро темнело, но мы, как ни странно, довольно быстро его отыскали. Отряхнули, уложили в платок, завязали Без носа Григорий Исаевич выглядел своебразно Но почему-то меня это не смутило тогда, а наоборот, как бы привело мысли в порядок. Будто так и должно было случиться Положение было безвыходное, все это понимали Но когда мы увидели Батю кровь заливала его лицо, оно казалось безумным, яростным, сумасшедшим, зато глаза были светлыми и совершенно ясными, будто он точно знал что делать все разом притихли: никакой паники, действовали слаженно как на учениях или на параде.
Быстро темнело, но мы, как ни странно, довольно быстро его отыскали. Отряхнули, уложили в платок, завязали Без носа Григорий Исаевич выглядел своебразно Но почему-то меня это не смутило тогда, а наоборот, как бы привело мысли в порядок. Будто так и должно было случиться Положение было безвыходное, все это понимали Но когда мы увидели Батю кровь заливала его лицо, оно казалось безумным, яростным, сумасшедшим, зато глаза были светлыми и совершенно ясными, будто он точно знал что делать все разом притихли: никакой паники, действовали слаженно как на учениях или на параде.
Команды отдавались шёпотом.
Никто не верил, что мы выйдем оттуда живыми. Шансов не было. В полной темноте, по пересечённой местности мы шли гуськом, глядя друг другу в затылок. Со всех сторон звучала немецкая речь. Мы были не просто в окружении, но посреди вражеской территории, практически в расположении немецкой дивизии. Вопреки логике мы двигались навстречу врагу. Полк в полном составе прошагал прямиком в немецкий тыл.
Батя шёл впереди, следом за ним я. Только однажды он обернулся: «Сашка, как нос пришивать будем?»
Я не ответил. Мы оба понимали, что сейчас не время: стоило немцам обратить внимание на то, что у них под носом творится, и нам было бы уже не до носа
Когда, наконец, выбрались, бабушка ваша тут же взялась за дело, и быстро его подлатала позже она признавалась, что, мол, была уверена: ничего не выйдет слишком долго этот кусочек плоти был отделён от тела.
А два дня спустя, по хорошей пьяни, Батя вдруг выдал: «Что, Сашка, думаешь, это я вас из окружения выводил?»
«Кто же ещё, Исаич?» к тому времени мы все на него чуть не молились. Только и разговоров было о том, как Батя нас вывел.
«Ничего ты не понимаешь, сказал полковник, вот если бы мне нос тогда не оторвало, хрена лысого ты бы теперь самогон попивал»
Уже после войны я слышал немало подобных историй, но никогда не верил. Помню одного деятеля, который полагал, что жизнью своей обязан любовной записке, которую носил всю войну в портсигаре: люди склонны приписывать удачу или интуицию амулетам, каким-то предметам из суеверия или по глупости. Но тогда, после всего пережитого, поверил сразу и безоговорочно.
Когда мы выходили из окружения, Батя ни о чём не думал и не смотрел по сторонам, он лишь поворачивал туда, куда вёл его нос. Ваш дедушка чувствовал на расстоянии комочек плоти, завязанный в платок так, будто это был компас, указывающий верное направление.
Будто оторванный нос стал дополнительным органом сродни зрению или слуху.
Органом чистого, незамутнённого знания.
В эти мгновения Батя точно знал, что нужно делать, но если бы он на мгновение усомнился или задумался, мы бы не выжили
Так-то вот
Старичок замолчал. Гости выпили по последней и стали расходиться.
Было довольно поздно, мы вышли во двор покурить.
Я смотрел на него, пытаясь разглядеть сквозь маску морщин лицо, принадлежавшее когда-то молоденькому ординарцу, и думал о том, что по части ошеломляющих розыгрышей моему покойному деду пусть земля ему будет пухом и в самом деле нет и не было равных.
Кнопка
Мой дедушка был инопланетянин с маленькой кнопочкой на затылке. Один раз нажмёшь застынет как вкопанный, не дышит и не шевелится, другой раз нажмёшь двигается и говорит: совсем как настоящий. Окружающие ни о чём не догадывались, они шутили с дедом, наливали ему водки, слушали рассказы о Великой Отечественной войне, время от времени дарили ордена и медали за боевые заслуги (хотя война уже давным-давно кончилась).
Один я знал правду.
Однажды утром я застал его в ванной комнате. Привычка бриться наголо сохранилась у него с тех времён, когда он командовал полком и носил фуражку. Мыло он взбивал особой щёточкой в перламутровой мыльнице. Трофейный бритвенный набор из нержавейки был тщательно ухожен: каждая вещица на своём месте. Помимо лезвий, тускло поблескивающих приборов, коробочек и баночек, под рукой всегда были влажные полотенца, горячие салфетки. Пахло одеколоном «Шипр».
Я спросил:
Что это у тебя на затылке маленькое, чёрное, круглое?
Он внимательно посмотрел на меня сквозь тусклое зеркальное стекло. В зеркале отражалось его лицо: шея, щёки, скулы от подбородка до затылка всё было покрыто ровным слоем белой мыльной пены. Глаза и нос маленькие островки посреди пенного моря.
Он спросил, умею ли я хранить тайны.
Что за вопрос? Мне уже шесть! Ну, в смысле, ещё пару месяцев, и
Но это строго между нами, понимаешь?..
О чём речь? Могила!
И он рассказал мне правду.
К тому времени я уже всё знал об инопланетянах. Мама зачитывалась книжками из серии «Зарубежная фантастика». Я тоже их читал, хотя далеко не всегда понимал смысл прочитанного. Помню, одна из них называлась «Человек-компьютер». О том, как управлять человеком на расстоянии и заставлять его делать гадости, каких он, находясь в здравом уме, никогда бы не сделал. Ещё одна «Штамм Андромеда»: подземные бункеры, коридоры, научные изыскания, таинственные люди в белых халатах, химические препараты, способные сотворить с тобой такое, о чём даже подумать было противно. Тем не менее, я перечитывал её раз за разом. Там, правда, ничего не было об инопланетянах. Но в других книжках было, и выходило так, что инопланетяне далеко не всегда дружелюбны. Самое неприятное в них то, что мы никогда не знаем чего они хотят на самом деле. Они могут улыбаться, травить байки о военных подвигах, чистить картошку, играть в футбол, покупать мороженое, катать тебя на качелях в парке, а после