А в ком? Кто тебя петухом называет? Михалыч лукаво просиял. Это еще более раззадорило и даже как-то оскорбило Николая.
Так из-за чего называет-то?!
Знамо, председатель мудак, не платит
Да? Председатель?
А кто ж еще? У самого-то закрома набиты, дом полная чаша, а мы последний хрен без соли доедаем из-за его сквалыжности
А может, в нас дело?
Ты к чему клонишь?
Николай затушил сигарету. Разговор предстоял обстоятельный.
Я вот читал. Знаешь, как у них, у японцев-то заведено
Да чего ты все со своими японцами?! Тоже мне пример для подражания нашел
У тебя есть лучше примеры?
Ну а чего японцы-то?!
Ты посмотри, как живут люди! Какие технологии у них! Не хочешь так жить? А? не хочешь? Говори, мать твою!
Хочу, но Как же начать-то?
А вот С себя надо начинать. У них там всегда правило такое если хочешь менять обстоятельства своей жизни, начинай с себя. У них там если компания начинает плохо работать, директору зарплату срезают
Директору? Это как? слабый ум Михалыча отказывался понимать принцип работы японских промышленников.
А так. Рабочие собираются, голосуют, и срезают ему зарплату. Вот так.
Николай был частично прав почерпнутый им из книги великого японца пример с кадровой политикой крупных предприятий Страны Восходящего Солнца действительно отмечается до сих пор сокращением фонда заработной платы руководящих работников в случае финансового кризиса. Но вот вторую часть повествования он несколько исказил подчиненный априори не может изменить условия труда начальника: ни в России, ни в Японии. Сложно сказать, что руководило им при произнесении этих слов то ли скрытое, заложенное на генном уровне, казачье удалое желание руководить массами и своей рукой вершить справедливость, то ли прочитанные в книге новости о членстве Мисимы в организованном им военизированном «Обществе Меча». Но так или иначе он изрек эту фразу, тем самым наделив ее жизненной силой. И теперь отступать было некуда. Тем более, что глаз Михалыча загорелся.
Это ты хочешь сказать
Я хочу сказать, что власть в наших руках!
Эка куда загнул! Это мы и председателю указывать, значит, право имеем?!
Здесь Николай застопорился в книге ничего не было сказано о юридических правах, и потому здесь заговорщикам нужно было квалифицированное мнение третьего лица.
На его роль был избран Синдеев как теперь говорят, «мутный тип» с затуманенным прошлым, из которого было известно, что в молодости отбывал срок за кражу; нигде не работал, но всегда жил в достатке (из чего проистекал вывод о нечестном характере заработка); слыл человеком умудренным и даже, возможно (сплетни глупых баб) наделенным какой-то магической силой.
Мы тут это, Семеныч, подумали Зарплату в колхозе не платят
Денег не дам.
Да нет, мы не об этом. Мы о том, что менять ситуацию надо.
Ну А от меня чего хотите?
Как думаешь, имеем мы с мужиками право возмущаться и даже меры принять?
Какие это меры?
Ну, предъяву выкатить председателю! сказанное Николаем казалось таким пафосным и горделивым, что он произнес эту фразу с выражением какого-то особенно глубокого удовлетворения и мужественности на лице. Но, повстречавшись со взглядом Синдеева, стушевался и опустил глаза.
А почему нет-то? Вы же члены колхоза. Пайщики значит. Так?
Ну.
Значит, имеете право в любой момент общее собрание провести и принять любое решение на нем. Конечно, если большинство за будет.
Мужики переглянулись, довольно улыбаясь друг другу.
Михалыч пододвинулся ближе к хозяину дома, чтобы развить мысль:
Слушай, Семеныч, насчет денег мы поняли А пузырь самогона не дашь до понедельника?
Синдеев, помимо глубоких правовых и житейских знаний, обладал также знанием боевых искусств Древнего Востока, коим обучился в юности во время службы на подводной лодке в территориальных водах Эстонии, славной своими носителями корейских боевых традиций. А потому, когда вопрос посетителя казался ему оскорбительным, он без предупреждения вскакивал со своего места, выкрикивал некий победный клич типа «Хажжиме!» и наносил спутнику удар ребром ладони в лоб. Удар не сильный, но по манере исполнения столь пугающий, что даже самые отчаянные деревенские храбрецы, столкнувшись с этой боевой машиной на двух ногах, ретировались. А вы бы не ретировались, если бы после такого удара нанесший его стал бы подпрыгивать на одной ноге и причудливо раскидывать изломленные в локтях руки в разные стороны, то воздевая голову к небу, то опуская ее в пол и бормоча под нос себе какие-то малопонятные заклинания?! То-то же, страшно. Вся эта церемония и отличала, по мнению Синдеева, мастера боевых искусств от обычного селянина.
Конечно, Николай много раз видел па Джеки Чана в американо-китайских боевиках, и подергивания Синдеева мало их напоминали, но в деревне никто не умел и этого, а потому, несмотря на воспроизведенные им в отношении Михалыча столь противоречивые жесты, гости решили покинуть дом хозяина после первого же воинственного предупреждения.
Обратный путь Михалыч посвятил обсуждению своего унизительного поражения с самим собой, а Николаю не давали покоя более глобальные мысли.
Ну как он меня, Колек! Да я его сам если что! Ну ты же меня знаешь!
Ага Да, да,.. бормотал Николай, окидывая Михалыча отсутствующим взглядом. Точно! Общее собрание надо провести!
Всю ночь Микола и Сергей Михайлович старательно рисовали объявления, а к утру отправились к базару, кинотеатру и зданию правления, чтобы расклеить плоды своего труда, доведя до сведения односельчан важную информацию.
«Сегодня, в 19:00 будет собрание колхозников. Повестка дня: решение вопроса с зарплатой. Докладчик Орлов. Явка строго-настрого обязательна!» председатель держал в руках сорванное объявление и мало чего понимал во всем происходящем. Единственное, что он четко понимал так это то, что проведению сходки надо помешать. Однако, волна народного гнева уже начала подниматься в Ясакове, и одному человеку было не под силу ее остановить.
В 19 часов народ собрался в клубе. Стихийные собрания не были здесь редкостью народ частенько бывал недоволен своей жизнью, и собирался, чтобы «выпустить пар». Потому председатель колхоза не сильно испугался свершившемуся факту собрания так, что даже носа на нем не показал. «Пущай, поорут да разбредутся».
В 19 часов народ собрался в клубе. Стихийные собрания не были здесь редкостью народ частенько бывал недоволен своей жизнью, и собирался, чтобы «выпустить пар». Потому председатель колхоза не сильно испугался свершившемуся факту собрания так, что даже носа на нем не показал. «Пущай, поорут да разбредутся».
Начиналось все и впрямь как всегда. Николай прошел в центр зала, поздоровался с одним, с другим, у третьего попросил семечек и не сходя с места стал их грызть, с четвертым вышел покурить Вернувшись, застал собравшихся в смятении.
Ну ты чего, Орлов?! Давай уже, речь толкай, а то корову доить пора!
Спокойно, товарищи!.. хотел начать свою речь Николай. Всем нам известна ужасающая ситуация с зарплатой. Ее нужно решать это понимает любой. Но сами мы не в силах ничего изменить, хотя по старой японской традиции изменение мира начинается с нас самих. Что мы можем сделать, чтобы хоть как-то повлиять на сложившееся положение вещей? Снять председателя? Нет. Лишить его имущества? Нет. Заняться самоуправством и расхищением? Тоже нет. Тогда локаут. Не выйдем на работу до полного погашения задолженности! Мы, бригада МТС, объявляем о бойкоте работы колхоза до расчета с нами!..
Мужики!.. Тут с зарплатой беда Так мы тут с Михалычем подумали Может, ну его нафиг, а?! Забьем на работу, да и все! И пускай ищет, где хочет! Сам-то вон а мы-то вон Ну, правильно я говорю? услышали все остальные.
Одобрительное улюлюканье было ему ответом. И еще был шанс председателю возликовать, был шанс оставить слова словами, если бы не следующая его фраза, вкорне изменившая отношение его к жизни, отношение к нему односельчан, отношения всего происходящего в Ясакове последние 20 лет
Кто за?! Прошу голосовать!
Народ опешил. Но уже спустя несколько мгновений первые руки согласных с таким революционным предложением Николая Орлова стали как по мановению волшебной палочке взмывать ввысь, и вскоре уже лес рук устлал кажущийся безжизненным зал заседаний.
На том и порешили. Утром следующего дня на работу не вышла бригада МТС. К вечеру забастовали доярки. Через день их примеру последовали комбайнеры. Председатель взвыл. Но вскоре, применив здравое разумение, пришел к такому выводу: «Кто замутил тот пусть и разгребает», и вызвал Орлова со-товарищи (с инициативной группой к себе).
Ну и чего вы тут намутили?
А ты деньги верни!
А где я тебе их возьму? первые несколько минут разговор шел в явно неконструктивном русле.
Так ты ж председатель!
Да ты не базлай, Орлов! Ты народ взбаламутил! Значит, коль критикуешь предлагай. Давай вместе решать, загнется колхоз
Николай почесал голову. Решение было найдено само собой.
У меня в гараже два комбайна 80 года нерабочие в хлам. Сдадим на металл оплатим зарплату, выйдут люди.
Да ты чего?! Меня ж за такое в районе с дерьмом съедят!
А ты хочешь, чтобы тебя здесь с дерьмом съели? Колхоз загнется ты и до района не доедешь.
Делать нечего. Сдали комбайны. Оплатили зарплату. И жизнь вроде бы вернулась в прежнее русло, но Маленькое изменение произошло в ментальности всех от мала до велика жителей Ясакова. Все знали о том, что Николай придумал это решение. Нет, председатель конечно остался председателем. Но значимость Николая как бы это увеличилась что ли. Да. До небес.
И когда утром он вновь возвращался с рабочей смены, то даже петухи вежливо замолкали, словно бы не решаясь прервать своим пением ход мыслей большого человека. Ему это импонировало теперь никто не сравнит его с этой красивой, но все же малопочтенной птицей.
Однажды Мисима пошел в церковь. Азэми (тогда еще Нина) давно настаивала на том, чтобы он посетил храм по ее мнению, в месте отправления религиозного богослужения его мозги окончательно встанут на место, хотя с течением времени она все меньше сомневалась в нормальности мужа; события последних дней показывали его правоту по многим вопросам, в том числе касающимся быта и жизни в обществе. Муж ее постепенно начал завоевывать уважение со стороны односельчан, коллег-колхозников и вообще, вроде бы, жизнь начинала налаживаться. Скудный ум Нины не связывал рост семейного и индивидуального благополучия со знаниями, почерпнутыми из книги великого японца, но и на посещении церкви она больше не настаивала все и так было относительно хорошо.