Нет, густым баском ответил он, мне того Мне никого не нужно, а мне бы надо узнать Мне бы надо узнать, где тут экзамен производится
Экзамен? спросил я с некоторым недоумением. А вам зачем экзамен?
Да мне надо бы тоже, того Мне экзамен держать надо
Тут уж я, по всей вероятности, весь превратился в изумление.
Какой экзамен? спросил я. Разве вы ведь это университет.
Я знаю, ответил батюшка, я знаю, что университет Вот именно университет мне и надо
Позвольте Я не совсем понимаю. Вероятно, ваш родственник здесь какой-нибудь держит экзамен, и вы хотите его видеть?..
Ах, нет же, уже нетерпеливо произнёс батюшка, это я сам должен держать экзамен.
Но зачем?
А видите, я подал прошение о приёме меня в студенты Оно, конечно, дело непривычное, потому что я в рясе Ну, так это ничего Позвольте представиться: дьякон из села Богодуховского, фамилия моя Эвменидов А вы студент?
Да. Но я не знал, что духовные лица могут поступать в студенты.
Да отчего же нет? Разве мы хуже других? Так, извините, где же тут экзамен держат? Я, знаете, опоздал маленько. Не рассчитал. Езды-то всех шестьдесят вёрст, на лошадях, знаете. Выехал чуть свет, а в дороге ось сломалась, пришлось починяться Ну, вот и запоздал
Я повёл его через длинные коридоры, потом по лестнице наверх. Но, показывая аудиторию, где производился экзамен, я делал это с глубоким недоверием; мне всё казалось, что тут есть какая-то мистификация. Но батюшка мой шёл очень твёрдо и уверенно и всё время по дороге выражал беспокойство, что экзамен уже кончен и ему не удастся выдержать его.
А вы на какой факультет поступаете? спросил я.
Я, знаете, на математический
Моё удивление после этого ответа возросло ещё больше.
Вы, значит, кончили семинарию?
Нет, семинарию-то я не кончил. Я кончил философский класс так, знаете, это в прежние времена называлось и перешёл в богословию; но тут, знаете, произошла одна неприятная история Так, знаете, с отцом-инспектором не поладили, ну, и пришлось выйти. А тут дьяконское место подвернулось; я, знаете, женился и стал служить в приходе А к математике я всегда склонность питал. А вот несколько лет назад распоряжение такое вышло, чтобы семинаристов, кончивших общеобразовательный курс, в университет с поверочным экзаменом принимать. Я и подумал: отчего ж бы мне не поступить? Общеобразовательный-то курс я окончил. Что ж такое, думаю, что на мне ряса, это ничего. И обратился я по начальству, то есть, по духовному своему начальству. Спрашиваю: можно ли, дескать, мне в университет постучаться? Архиерей к себе потребовал. Сперва, это, даже косо посмотрел на меня; думал, должно быть, Бог знает что такое; начал расспрашивать, что да как, да почему, да откуда такое желание и прочее. Я, известно, всё рассказал ему: вот, говорю, к математике всегда питал склонность, а теперь разрешение вышло, так вот я и вздумал. «А для какой цели?» спрашивает преосвященный. «А для той, говорю, цели, ваше преосвященство, чтобы, во-первых, знать, а во-вторых, в духовно-учебных заведениях математику буду преподавать. У нас ведь своих преподавателей математики нет, наши академики по этой части никуда не годятся. Задачи на уравнение с тремя неизвестными решить не могут, а уж бином Ньютона им кажется таким же чудовищем, как сам Вельзевул Так вот оно и приятнее, когда свой человек, духовный, будет в духовном заведении математику преподавать. А то ведь всегда приходится приглашать из гимназий да из других светских школ» Подумал преосвященный, подумал и сказал: «что ж, говорит, это справедливо, это в самом деле приятно. Ну, говорит, иди с миром и поступай в университет, а только как же, говорит, ты с приходом будешь?» Я говорю, что приход, известно, придётся оставить. «А семья? семья-то у тебя большая?» «Жена, говорю, да трое детей». «Что ж ты с ними делать будешь?» «А жену с детьми, говорю, ваше преосвященство, к тестю пошлю, пускай тесть кормит их». «А сам как проживёшь?» «А сам как-нибудь пропитаюсь. У меня на подворье монах знакомый есть, вот я около этого монаха, ваше преосвященство, и буду кормиться. Ведь недолго, всего только четыре года». Ну, одним словом, архиерей благословил меня. Тогда я взял да и подал прошение, да и бумаги свои послал. Тут тоже сомнение было. Долго они мои бумаги рассматривали, потом с духовным начальством снеслись, да видят, что всё в порядке, философский класс кончил, значит, под правило подходит, как тут отказать? и не отказали, и даже особенную любезность сделали, ответ прислали, что, мол, допущен к поверочному экзамену по русскому, латинскому и греческому языкам и по математике. Ну, вот я и приехал.
В это время мы подошли к аудитории, где производился экзамен по математике. Я указал ему на дверь. И он вошёл. Я, конечно, полный любопытства, последовал за ним.
Появление духовной особы в университетской аудитории произвело сенсацию. На скамьях было всего душ двадцать молодых людей. Один стоял у доски и усердно доказывал какую-то теорему, профессор сидел за столиком и слушал его очень невнимательно, по-видимому, совсем не придавая значения ни тому, что он говорил, ни самому экзамену. Экзамен вообще производился формально, наименьшей отметкой была тройка. Почти все, поступавшие в университет из семинаристов, избрали филологический или юридический факультеты, очень редко занимались естественными науками и почти никогда не дерзали избрать математический. Поэтому с ними были строги на экзаменах из латыни и греческого и смотрели сквозь пальцы на их слабые познания в математике. Им задавались совсем детские задачи, но случалось, что и перед ними они становились в тупик. Тогда профессор просто говорил: «ну, хорошо, довольно», и ставил тройку.
При нашем появлении в аудитории все обернулись к двери и долгим взглядом посмотрели на моего спутника. Профессор поднял голову, а стоявший у доски положил мел и оборвал свой ответ.
Сядемте здесь, тихонько сказал я батюшке и указал ему на место на скамье.
Батюшка сел, а я рядом с ним. Это сразу разочаровало всех. По-видимому, ожидали, что батюшка к кому-нибудь обратится с вопросом, выскажет какое-нибудь желание чем-нибудь проявить себя, так как странно было предполагать, что он явился в аудиторию ни за чем. Общее разочарование разделял, очевидно, и профессор. Он подождал минуты три, затем спровадил стоявшего у доски, поставив ему по этому случаю четвёрку, и, подойдя к нашей скамье, промолвил:
Вам, батюшка, кого-нибудь надо?
Отец Эвменидов поднялся, почтительно приосанился и пригладил свои волосы.
Я на экзамен пришёл, господин профессор! ответил он.
Ну, да, здесь идёт экзамен, ответил профессор, но вам кого-нибудь надо или вы просто хотите послушать?
Нет, господин профессор, я сам для экзамена пришёл.
Вы? Вы хотите держать экзамен? уже с некоторым недоверием спросил профессор.
Желаю, господин профессор, ответил отец Эвменидов.
Значит, вы поступаете в студенты?
Точно. Подал прошение. Получил даже ответ, чтобы явиться на экзамен: вот я и явился.
Да, вот что!.. промолвил хотя и не вполне ещё доверчиво, но уже с некоторым примирением профессор. Значит, вы поступаете в университет?.. Это, кажется, первый случай, что духовные лица делаются студентами.
Этого не могу знать. Действительно, были затруднения Я к преосвященному просьбу подавал И мне разрешено.
А на какой факультет?
Желаю по математической части.
Профессор усмехнулся.
Прекрасно, сказал он. Вы хотите держать экзамен. Ну-с, не угодно ли вам пожаловать к доске?
И он несколько отошёл от скамьи, как бы желая пропустить мимо себя отца Эвменидова.
Отец Эвменидов вышел из-за скамьи и направился к тому месту, где стояла доска. Профессор, глядя ему в спину, с лёгкой усмешкой смотрел на аудиторию, как бы заранее предрешая, что там, около доски, сейчас произойдёт что-то смешное. Никак не ожидал он, что этот человек с загорелым лицом, с длинными волосами, в длинной одежде с широкими рукавами, с таким простым деревенским видом, может обнаружить какие-нибудь познания в математике. Наверно, он подумал, что это чудак, что на него напала блажь, что он не имеет ровно никакого представления о предстоящей ему задаче. Он пошёл вслед за Эвменидовым и занял своё место за столиком.
Ну-с, извольте, батюшка, решить мне следующую задачу
И он задал отцу Эвменидову какую-то детски простую задачу на уравнения.
Эвменидов записал на доске всё, что ему продиктовали, затем оглянулся и посмотрел на профессора.
Это весьма легко, господин профессор! сказал он. Это я могу в уме решить
Ну, решите! промолвил профессор.
А вот сейчас.
Эвменидов с минуту подумал и даже пошептал губами, потом, как бы для памяти, написал на доске какую-то коротенькую формулу и затем объявил решение.
Правильно! сказал профессор. Я вижу, батюшка, вы кое-что смыслите. А ну-ка, решите вот это! Уж это будет потруднее
И он продиктовал нечто в самом деле чрезвычайно сложное, так что у остальных, сидевших на скамьях, тотчас же явилось глубокое сомнение в способности Эвменидова решить задачу. По крайней мере, далеко не все из них могли бы с уверенностью сказать это о себе.
Желаю, господин профессор, ответил отец Эвменидов.
Значит, вы поступаете в студенты?
Точно. Подал прошение. Получил даже ответ, чтобы явиться на экзамен: вот я и явился.
Да, вот что!.. промолвил хотя и не вполне ещё доверчиво, но уже с некоторым примирением профессор. Значит, вы поступаете в университет?.. Это, кажется, первый случай, что духовные лица делаются студентами.
Этого не могу знать. Действительно, были затруднения Я к преосвященному просьбу подавал И мне разрешено.
А на какой факультет?
Желаю по математической части.
Профессор усмехнулся.
Прекрасно, сказал он. Вы хотите держать экзамен. Ну-с, не угодно ли вам пожаловать к доске?
И он несколько отошёл от скамьи, как бы желая пропустить мимо себя отца Эвменидова.
Отец Эвменидов вышел из-за скамьи и направился к тому месту, где стояла доска. Профессор, глядя ему в спину, с лёгкой усмешкой смотрел на аудиторию, как бы заранее предрешая, что там, около доски, сейчас произойдёт что-то смешное. Никак не ожидал он, что этот человек с загорелым лицом, с длинными волосами, в длинной одежде с широкими рукавами, с таким простым деревенским видом, может обнаружить какие-нибудь познания в математике. Наверно, он подумал, что это чудак, что на него напала блажь, что он не имеет ровно никакого представления о предстоящей ему задаче. Он пошёл вслед за Эвменидовым и занял своё место за столиком.
Ну-с, извольте, батюшка, решить мне следующую задачу
И он задал отцу Эвменидову какую-то детски простую задачу на уравнения.
Эвменидов записал на доске всё, что ему продиктовали, затем оглянулся и посмотрел на профессора.
Это весьма легко, господин профессор! сказал он. Это я могу в уме решить
Ну, решите! промолвил профессор.