А вот сейчас.
Эвменидов с минуту подумал и даже пошептал губами, потом, как бы для памяти, написал на доске какую-то коротенькую формулу и затем объявил решение.
Правильно! сказал профессор. Я вижу, батюшка, вы кое-что смыслите. А ну-ка, решите вот это! Уж это будет потруднее
И он продиктовал нечто в самом деле чрезвычайно сложное, так что у остальных, сидевших на скамьях, тотчас же явилось глубокое сомнение в способности Эвменидова решить задачу. По крайней мере, далеко не все из них могли бы с уверенностью сказать это о себе.
Эвменидов записал.
Ну, что ж, сказал профессор, берётесь?
А почему ж нет? просто отозвался батюшка. Я решу.
И он начал усердно писать на доске алгебраические выкладки. Профессор чрезвычайно внимательно следил за его работой, а потом, сильно заинтересовавшись, встал и подошёл к нему.
Верно, верно, говорил он, видимо, стараясь поощрить его, совершенно верно. Однако, признаюсь, я никак не ожидал, что вы, батюшка, такой математик.
Я люблю математику, сказал Эвменидов, не переставая в то же время делать свои вычисления.
Да любить мало, надо ещё знать! заметил профессор. Вот и эти молодые люди, прибавил он с иронической усмешкой, указывая на аудиторию, которая в общем дала ему не особенно высокое понятие о своих познаниях в математике, эти молодые люди тоже наверно любят математику, но плохо знают
Аудитория дружно засмеялась, а отец Эвменидов в это время кончил свою задачу и очень спокойно положил мел на место.
Ну, батюшка, великолепно! Прошу вас извинить меня за сомнение! Признаюсь, это первый случай. Я думал, знаете, что духовные особы умеют только обедню служить, вот и ошибся. С удовольствием приветствую такого студента на математическом факультете, с искренним удовольствием! Вы и геометрию знаете?
Как же не знать? Знаю. Я и по тригонометрии хорошо учился.
Это удивительно. Где же это вы всему этому научились?..
Да видите, господин профессор, это у нас в семинарии проходится. Оно, конечно, там на математику смотрят не строго, а даже очень мягко Ну, а кто любит, тот сам от себя пополняет Вот я и пополнял
А вы давно из семинарии?
Да уже лет, я полагаю, восемь будет.
И до сих пор не забыли?
Да я понемногу занимался Так, знаете, между делом, между двумя требами, иной раз и решишь задачку У меня есть влечение Хожу это себе иной раз по огороду или по палисаднику, а в голове у тебя какая-нибудь теорема сидит. Иной раз даже так случалось, что во время самой службы церковной, среди эктении, поймаешь себя на какой-нибудь задаче Так, знаете, цифра сама в голову и лезет, и никак от неё не отобьёшься
У вас, значит, талант к математике
Не знаю, может, и талант
А вы извините меня, батюшка, я не то чтобы не верил вам, а так, очень уж мне любопытно посмотреть, как вы одну задачку решите. Попробуйте-ка вот это.
И профессор начал диктовать ему что-то такое, что показалось всей аудитории очень странным и новым. Отец Эвменидов записывал, но от времени до времени сомнительно посматривал на профессора.
Вы понимаете, в чём дело? спросил профессор.
Я, господин профессор, понимаю, только решить этого не могу Это уже из высшей математики будет.
А вы попробуйте.
Я попробую. Я не то чтобы был совсем уже чужд, я и насчёт высшей математики кое-что прочитывал И даже пробовал; только трудно Знаете, на самом главном сбиваюсь.
Ничего, ничего, вы начните, я вам помогать буду.
Я бы так вот начал
И Эвменидов начал решать задачу. Он, видимо, с большим усилием вдумывался в каждую букву, профессор подсказывал ему, и он потихоньку двигался дальше. Но вот он остановился, вынул из кармана платок и вытер вспотевшее лицо.
Трудно, господин профессор, очень мне это трудно! промолвил он и положил мел. Уж чего не знаю, за то и не берусь
Это не обязательно, батюшка, это я так, полюбопытствовал Да, у вас есть математические способности Очень приятно будет работать с таким студентом, право Я вам поставлю пять.
Вот спасибо! с искренним удовольствием промолвил Эвменидов, широко улыбнулся и поклонился профессору. Значит, теперь я могу уходить?
Да, теперь все уйдут, мы уж кончили экзамен.
Эвменидов ещё раз поклонился и пошёл на прежнее место. Профессор, захватив бумаги, в которых записывал отметки, и простившись со всеми, ушёл. Тотчас же Эвменидова, а вместе с ним и меня, окружила вся аудитория.
Все гурьбой вышли в коридор.
Здесь подобрались новые студенты, многие из старых. Все ужасно заинтересовались дьяконом, явившимся держать экзамен по математике.
Эвменидова расспрашивали, откуда он приехал, где учился, как живёт, есть ли у него жена и дети. Пока группа дошла до вестибюля, где висели пальто студентов, все перезнакомились с Эвменидовым, да кстати и между собой.
IIНу, слава Тебе, Господи, говорил Эвменидов, когда мы вышли во двор. При этом он почему-то больше обращался ко мне. Слава Тебе, Господи, что поспел. Ведь еле-еле попал, последним пришлось держать А профессор добрый Разговорчивый такой. Теперь вот латынь ещё да греческий; греческий ещё как-никак, а латыни я боюсь, слаб я всегда был по этой части
Пустое! успокоил его кто-то, здесь нестрого экзаменуют
Да ведь кого не строго, а кого и строго Вас много, ну к вам они уже пригляделись и так это незаметно одного за другим и пропускают, а я как появлюсь в рясе-то своей, так сейчас на меня особенное внимание обращают Сейчас это и думают: ишь ведь он в рясе таких ещё у нас не бывало. И сомнение является, дескать, где же ему, деревенскому дьякону, что-нибудь знать, ну и придирка пойдёт Очень я опасаюсь латыни
А вы, батюшка, куда же это поворачиваете? спросили его студенты, когда мы вышли на улицу и вся группа повернула направо, а отец Эвменидов взял налево.
А я к себе ответил Эвменидов.
Да вы лучше с нами зайдите; тут есть трактирчик, мы там и пообедаем. Да и выпьем что-нибудь, вспрыснем, знаете, благополучный исход экзаменов.
Эвменидов усмехнулся и покачал головой.
Нет, оно, знаете, мне неприлично; я, хотя, может, и буду студентом, а всё ж таки сан этого не позволяет. Прощайте, господа; на латыни, может, увидимся А когда латынь-то? спросил он, вдруг вспомнив, что не знает этого.
Ему объяснили, что остальные экзамены назначены в последующие три дня.
Ну, это слава Богу; значит, не задержусь здесь. А вы тоже в трактир? спросил он меня.
Нет, я могу пройтись с вами Я недавно позавтракал, мне есть не хочется.
Так пойдёмте. Вы мне про порядки здешние расскажите, а то я, знаете, так чувствую, словно в воду с головой окунулся Я тут недалеко Знаете Церковный переулок? Так вот!
Это, кажется, близко, ответил я, ещё не довольно хорошо знавший город.
Мы простились с остальными товарищами и пошли налево.
Знаете, говорил мне отец Эвменидов, хотя, конечно, все товарищи одинаковы и я ровно никого не знаю, а всё же мне как-то к вам легче обращаться, потому вас я первого встретил. Вы мне и экзамен показали. Не знаю, как дальше будет, а теперь мне, знаете, трудновато.
Да вас что собственно затрудняет? спросил я.
А то, что, первое дело будущность ещё неизвестна, выдержу ли экзамен, или нет, кто его знает. Вот латынь меня может подъегорить.
Нет, вы не бойтесь, успокоил его я. Так как вы поступаете на математический и получили хорошую отметку по математике, да ещё так отличил вас профессор, то по остальным будут к вам снисходительны. Ведь для математики ни латынь, ни греческий не нужны.
Ах, если бы так! А есть ещё и другое. Я, видите, ещё на приходе числюсь. Нельзя же было так, зря, отказаться и в заштат выйти. Вдруг экзамен не выдержишь, тогда без места останешься. Так вот я и числюсь, а настоятель у меня строгий. Старый человек, знаете, и старых понятий. И когда это я высказал ему своё желание поступить в университет, так он и руками на меня замахал и хотел даже эпитемию мне назначить. «Я, говорит, тебя за такие мысли заставлю во время всенощной всенародно посреди церкви сто поклонов ударить». И как я ему ни толковал, что в этом моем желании нет никакого греха не понял. И с тех пор стал ко мне придираться. В прежнее время ничего, даже добр был ко мне, а как узнал, что я учиться хочу, да ещё в светском заведении, да ещё математике, так прямо на каждом шагу придирки строит. Пою я это на клиросе, и пою, как всегда: уж, конечно, за восемь лет-то я службу изучил, а он из алтаря мне ворчит: «не так, говорит, поешь, это, говорит, оттого, что ты всё о математике думаешь» И на каждом шагу всё не так да не так «Вишь, говорит, тоже в учёные лезет, и не к лицу, говорит, это тебе, какой же может быть учёный в рясе?» А я, право, не понимаю, отчего ряса мешает быть учёным человеком? И теперь я, как собрался держать экзамен, отпросился у него на несколько дней, а он опять строгости: «поезжай, говорит, поезжай, только ежели какая треба случится, я из твоего дохода штраф вычту». И это не то, чтобы шутка, а он таки вычтет. Странно даже, злоба в нём какая-то явилась против меня. Хотя, ей-ей, я никогда ему ничего не сделал, и жили мы всегда дружно. Вот что значит человек старых понятий, никак втолковать ему нельзя. Так вот и приходится торопиться. Я, если и примут меня в студенты, всё ж таки сперва на приход должен съездить, чтобы, как следует, по форме, настоятелю свою должность сдать и в заштат подать. Конечно, временно, пока кончу курс. И только, когда бумага получится, тогда могу приход оставить, а раньше никак нельзя. Настоятель мой целую бурю подымет. Вот тут и вертись.
А вы теперь один приехали? спросил я.
Нет, не один; очень уж жена моя беспокоилась. Говорит, я здесь пять дней ни есть, ни спать не буду, всё мне будет казаться, что с тобой там какая-нибудь беда приключилась. Ну, вот, пришлось забрать жену и детей. Ещё слава Богу, что знакомый монах отыскался, так мы там на подворье и приютились Ну, вот это, кажется, и есть мой переулок.
Я подтвердил. Мы действительно пришли, куда следует.
Так вот тут в переулочке и подворье. Да вы не зайдёте ли? С женой познакомитесь и с монахом тоже; он славный.
Я охотно выразил желание зайти к нему. Меня очень интересовало посмотреть, как он живёт, какая у него жена и дети, да и монаха не прочь был я поглядеть. Я никогда ещё в жизни не сталкивался с монахами и не бывал ни в монастырях, ни в подворьях.