Записки старого студента - Потапенко Игнатий Николаевич 8 стр.


Мы повернули в узкий переулок и, пройдя десятков пять шагов, вошли в обширный двор, застроенный одноэтажными флигельками. Во дворе, по разным углам, на деревянных лесенках, которые вели на крылечки, сидели люди мирского вида. Очевидно, это были постояльцы. Среди них я не заметил ни одного монаха. Увидев духовную особу, в лице отца Эвменидова, они все почтительно встали и столь же почтительно пропустили нас мимо себя, когда мы входили в один из флигелей.

Пройдя сени, мы вошли в довольно большую комнату с тремя окнами во двор, обставленную так, как обставляются обыкновенно комнаты на постоялых дворах. Тут было две кровати, стол и несколько стульев. В углу висело множество икон без киотов и без рам. На стенах были приклеены, тоже без рам, картины, изображавшие сцены из жизни святых, но большею частью Афонскую гору с разных сторон. В комнате носился приятный запах кипариса. Довольно ещё молодая женщина сидела на кровати и, держа на руках девочку двух лет, убаюкивала её. Девочка спала. Двое других детей, постарше, стояли у подоконника и внимательно смотрели сквозь окно во двор.

 Ну, благодарение Создателю,  весело пробасил отец Эвменидов, обращаясь к жене.  Математику выдержал и студента с собой привёл. А я и фамилии-то вашей не знаю,  прибавил он, обратившись ко мне.

 Ну, благодарение Создателю,  весело пробасил отец Эвменидов, обращаясь к жене.  Математику выдержал и студента с собой привёл. А я и фамилии-то вашей не знаю,  прибавил он, обратившись ко мне.

Я сказал свою фамилию и, подойдя к жене отца Эвменидова, подал ей руку. Она с большим трудом освободила правую руку из-под младенца и подала мне свою.

Это была женщина уже с утомлённым и несколько поношенным лицом, на котором отражались все невзгоды и заботы её жизни. Взгляд у неё был спокойный, уравновешенный. Радостное известие, сообщённое отцом Эвменидовым, по-видимому, очень мало тронуло её. Когда она заговорила, то в тоне её голоса слышалось как бы некоторое недоверие к его планам.

 А вы разве не рады, что ваш муж выдержал экзамен?  спросил я, когда мы остались с нею вдвоём, так как отец Эвменидов отправился за чем-то к монаху.

 Нет, что ж Отчего же? Оно бы хорошо, только выйдет ли что Неизвестно!  каким-то старушечьим тоном промолвила она, и этот тон так мало гармонировал с её молодыми глазами.

 Отчего ж вы думаете, что не выйдет?  спросил я.

 Да никогда этого ещё не бывало. Не слышала я. Вот уж сколько лет живу на свете, а не слыхала. Что ж, теперь у нас, по крайности, приход есть. Доходы, конечно, небольшие, а всё же жить можно. А с этой учёностью, первое дело, приход потеряем А там неизвестность Ежели ничего не выйдет, так опять придётся ему лазать по консистории, да по благочинным, да архиерею в ноги кланяться. Пока ещё выйдет место!.. А я теперь должна на шее у родных сидеть. Да и ему трудно будет здесь жить, и от нас далеко, и средств своих у него никаких нет

 Так ведь ваш муж может жить здесь вместе с монахами

 А с какой стати ему на шее у монахов сидеть? Он им не родня Нет, уж, право, не знаю, что тут хорошего

 Значит, вы не одобряете его? Не поддерживаете?

 Да я что ж Я ему ничего не говорю. Один раз только заикнулась, что, мол, надо сперва взвесить это да обдумать,  так он такие слова начал говорить, что мне даже страшно стало. «Вот,  говорит,  как ты на моё душевное стремление отвечаешь. Я,  говорит,  к высшему стремлюсь, а ты этого понимать не хочешь; я, говорит, в тебе, как в жене своей, как в друге, поддержки ищу, а ты меня, говорит, холодной водой окатила» И до того расходился, что даже нехорошо ему сделалось и плакать стал. Уж я не рада была, что и сказала И с тех пор ничего против него не говорю,  пусть делает, как знает. Ему же хуже будет

В это время отец Эвменидов вернулся, но не один, а с монахом. Монах был ещё нестарый. Высокий, статный, довольно плотный, с красивым лицом, украшенным длинной, тёмной бородой, с большими спокойными глазами, с широким лбом, с матовым цветом лица, с длинными, волнистыми волосами, он сразу произвёл на меня чрезвычайно приятное впечатление. В особенности понравилось мне странное выражение его глаз: твёрдое и вместе с тем необыкновенно ласковое и как бы ко всему на свете доброжелательное.

Он подошёл ко мне с улыбкой и просто, по-светски, протянул мне руку.

 Очень приятно, очень приятно! Вот познакомитесь с нами и будете у нас бывать. Я люблю молодых людей. Я люблю тех, которые наукам обучаются. Вот и наш отец дьякон задумал учиться. Что ж, это хорошо. В этом никакого греха нет Учёность никому не мешает. У нас даже на Афоне есть глубоко-учёные люди Один доктор есть, например Очень учёный человек, и стихи пишет Разумеется, духовного содержания Они напечатаны, я когда-нибудь дам вам прочесть, непременно дам. Ну, что ж, отец дьякон, давайте угостим молодого человека. Уж вы извините,  обратился он ко мне,  у нас пища скудная, монашеская. А, впрочем, сыты бываем Вот мы сейчас

Он подошёл к двери, полуотворил её и промолвил громче обыкновенного:

 Евфимий, а Евфимий!..

 Я здесь, отец Мисаил!  откликнулся из глубины коридора молодой голос.

Через полминуты в комнате появился и сам Евфимий  совсем ещё молоденький послушник, в длинном подряснике, с засученными рукавами. Очевидно, он только что производил какую-нибудь домашнюю работу. Отец Мисаил обратился к нему.

 Ты, Евфимий, принеси-ка нам сюда чего-нибудь закусить. Да вина не забудь нашего, афонского Вот вы, господин студент, наверно афонского вина не пробовали.

Евфимий исчез, а потом начал от времени до времени появляться, но уже не с пустыми руками, а с разными снадобьями, которые расставлял на столе. Тут была солёная рыба, без сомнения, не афонского происхождения, а прямо из рыбной лавки, паюсная икра, потом появились чёрные маслины с приправой из уксуса и прованского масла, присыпанные свежим зелёным луком. В заключение были принесены какие-то пирожки, тут же оказалась странного фасона бутылка, очевидно, с афонским вином, а в виде десерта были принесены орешки, относительно которых отец Мисаил прямо заявил, что они афонские.

 Ну, вот и закусим,  сказал отец Мисаил.  Да вы, может быть, водочку пьёте?  спросил он почему-то именно меня.  У нас и это можно, это не воспрещается. Это даже в монастырях разрешено: вино и сикера,  сикера ведь это и есть водка Вот отец дьякон тоже, кажется, от сикеры не прочь Евфимий, а принеси-ка сюда сикеру!

 Это что же, отец Мисаил?  с недоумением, хлопая глазами, спросил Евфимий.

 Ну, вот ты монах, а не знаешь. Ну, водку принеси. Там, в трапезной, на окне бутылочка стоит Мы сами-то не пьём,  пояснил он мне,  а для приезжих, для наших почтенных гостей, держим.

Скоро Евфимий «сикеру» принёс и затем сам удалился. Жена отца Эвменидова уложила спящую девочку на кровать. Детям было выдано кушанье особо, и они смирно ели на подоконнике. А взрослые, в том числе и отец Мисаил, уселись за стол.

Я должен признаться, что редко мне случалось есть с таким аппетитом, как в этот раз. Все эти монашеские блюда, которыми, впрочем, как прибавлял отец Мисаил, они сыты бывают, показались мне необыкновенно вкусными. И даже «сикера», на которой был прилеплен обыкновенная этикетка водочного магазина, обладала каким-то особенно-приятным вкусом. Мне кажется, что виновник всего этого был отец Мисаил, который и своей фигурой, и удивительно счастливым видом, и приятным голосом, и ласковым взглядом придавал всему радостный колорит.

Назад