Э-э, возмутилась я, кажись, ещё кто-то не замужем
А тебя мы выдадим за Рому, обрадовалась Адель. Роман Анатольевич, зайдите в палатку!
Я испуганно одёрнула подругу и прикрыла ей рот рукой.
Рома, проходивший мимо, оглянулся на нас и, разумеется, догадавшись, в чём дело, шутливо погрозил пальцем. «Мне надо удалиться, чтобы жить, или остаться и проститься с жизнью», подумала я за него.
Разделавшись с загсом, мы поспешили тоже заработать звёздочки. Сначала приняли участие в конкурсе стихов. Нужно было придумать стихи о худруке молодом долговязом парне, который только-только устроился на работу. Это был для нас лёгкий конкурс, мы вовсю дурачились, а рифмы, казалось, лезли сами на язык: худрук длиннорук, близорук, тук-тук; худрук бамбук, урюк, сундук; худрук это друг, как физрук, военрук; худрук паук, бурундук, индюк; худрук без подруг, недосуг, злой супруг В конце концов мы дорифмовались до того, что нас прогнали, не дав ни одной звёздочки. А худрук на следующий после конкурса день уволился не перенёс такой популярности.
Мне удалось взять реванш на армрестлинге. Здесь мне не было равных. Наш физрук Анатолий Павлович силён в этом виде спорта и научил меня многим хитростям настолько, что я умудрялась завоёвывать победные места для школы, пока однажды не вывихнула руку. Вывих прошёл, но мама устроила скандал и категорически запретила выступать на соревнованиях. Но здесь-то всё просто: ни мамы, ни сколько-нибудь подготовленных соперников, многие и руку не умеют правильно ставить. Поэтому стремлюсь победить в самом начале поединка, пользуюсь самым простым приёмом: после старта слегка притягиваю руку противника к себе, чем усиливаю свой рычаг давления, одновременно слежу, чтобы моё запястье оказалось выше запястья соперника, после чего его захват соскальзывает, и дальше ничего не мешает успешному завершению поединка. Адель мне радостно ассистировала, и мы заработали кучу звёздочек.
Потом мы отправились на конкурс караоке, вёл его Йоршик, он же отвечал за технику. Участники конкурса фальшивили ужасно, что меня необыкновенно веселило: в музыкалку я хожу с семи лет и в хоре пою довольно сносно, поэтому заработать здесь звёздочки для меня не составляло труда. С первого же раза я спела на семидесятипроцентное совпадение, опередив остальных игроков, и с гордостью ждала похвалы от подруги. Но Адель и сама захотела спеть. Я хорошо представляла, как она поёт, и в ужасе зажмурилась, хотя, честно говоря, надо было заткнуть уши, потому что пела она каким-то диким фальцетом, временами переходящим в бас-баритон, при этом ни разу не попала в ноты. Какого же было моё удивление, когда на табло появилась информация совпадение девяносто процентов. Тогда она спела ещё так же дико, но уже на сто процентов, а потом ещё и ещё Мы получили кучу звёздочек, и Йоршик аплодировал Адельке стоя.
Как ты это делаешь? я была в полном недоумении.
И тогда Адель раскрыла секрет: в караоке вовсе не обязательно попадать в ноты, не важно, есть у тебя абсолютный слух или нет, важнее чувствовать ритм и чётко попадать в слова, меняющие цвет на экране.
Лишь бы язык не заплетался, добавила она и залилась заразительным смехом.
Я была довольна и радовалась тому, что моя подруга совсем не комплексует.
После караоке мы поспешили потратить нашу валюту. Адель накупила всяких сладостей, а я отдала все деньги за возможность посидеть в Интернете. Зашла на страничку «В контакте» и написала письмо Лизке. Короткое: «Знаешь, я только сейчас поняла, что в жизни можно чего-то не знать, чего-то не уметь просто не обладать необходимыми способностями, но, для того чтобы быть счастливой, важно не выпадать из её сумасшедшего ритма и постараться спеть с нею на сто процентов»
* * *
Середина лета, экватор. Про день Нептуна я была наслышана от подружек, которые в лагере не в первый раз, и всё мечтала поучаствовать в нём. Но ответственными назначили наших врагов второй отряд. Что и говорить, мы им чертовски завидовали. Только представьте: каждый день в тихий час, когда мы вынуждены были притворяться спящими, они отправлялись на Дёму и типа репетировали девчонки должны были изображать русалок, а на самом деле загорали на речке и отрывались по полной. Маринка хвасталась, что им разрешают купаться, и нам оставалось мириться с нашим униженным положением.
И вот настал долгожданный день, когда должно было наконец свершиться великое водное представление; чуть ли не после завтрака «актёры» убежали на генеральную репетицию к реке, а сам праздник должен был состояться сразу же после тихого часа. Счастливые русалки уже с утра ходили с глубоко подведёнными глазами наверное, не одна коробка вожатских теней пошла на их, так сказать, макияж, в зелёных волосах-париках из марли, крашенной в зелёные тона. И вот они, значит, умчались. Нам ничего не оставалось делать, как дожидаться окончания тихого часа. Но к назначенному времени небо, бывшее до того безоблачным и высоким, вдруг нависло над лагерем низким тяжёлым потолком иссиня-чёрных туч и через мгновение обрушилось грозовым ливнем на дороги и тропки, на леса, лужайки и речку, на жилые корпуса и хозяйственные постройки. Потоки воды, сопровождаемые вспышками молний и грохотом грома, заливали покрытую тьмой округу. В это время мы были на полднике в столовой, откуда местность от Дёмы до лагеря хорошо просматривается, и стали свидетелями необыкновенного спектакля: со стороны реки по грязной дороге бежали силуэты всякой нечисти русалки, водяные, омутники причём с них, когда они добежали до столовой, текло по волосам и лицам нечто зелёное и синее, всё это размазывалось Они стояли в столовой босиком, с ног и до головы в грязи, мокрые и несчастные. Не надо никого осуждать: не смеяться было невозможно. Рома веселился с нами, хоть и сдержанно, Жора же откровенно валялся от хохота и бился в конвульсиях, словно его казнили на электрическом стуле. Людмила, естественно, нас не одобрила. Опозоренных русалок отправили в душ отмываться, а хохоту хватило до конца смены. Нечего и говорить, что праздник не состоялся, зато мы были отомщены и утешились незабываемым зрелищем.
* * *
После отбоя к нам в палату явился старший вожатый Жора. Оглядел всех озорным глазом и ткнул во всех поочерёдно пальцем:
Ты, ты, ты, ты и ты вы будете диверсантами. и больше ничего не сказал.
Мы поломали головы что бы это значило? и уснули, а утром вроде ничего не происходило такого, из ряда вон выходящего, все пошли на завтрак, весь лагерь, как обычно. И только в столовой узнали, что сегодня «Зарница».
По рассказам, раньше в лагере «Зарница» проводилась обычно для галочки. Но в этот раз, похоже, всё было по-другому. Отряды ещё завтракали, когда к нам с заговорщицким видом подошёл Жора и, подмигнув, громким шёпотом приказал: «Диверсанты, выходите!» Мы вышли. А столовая, она рядом с воротами. У ворот стоял грузовик с толстым брезентовым тентом. «Диверсанты, залезайте!» скомандовал Жора. И в тот момент, когда кто-то успел залезть в кузов, а кто-то ещё лез по лесенке, машина почему-то тронулась с места, оставшихся двух-трёх человек буквально закинули внутрь. Всего нас было человек пятнадцать-двадцать диверсантов, включая Жору. В машине сидела врачиха с чемоданчиком и ещё несколько взрослых из администрации лагеря. Не успел наш грузовик вырулить за ворота, как раздались громогласные вопли: «Лагерь, вставай, в ружьё, диверсанты смылись!»
Нас повезли к озеру с загадочным именем Акманай. Туман ещё стоял над землёй, и место там влажное, росистое было. Ладно ещё мы в куртках на них тут же какие-то погоны нашили, а потом всех собрали в кружок и объявили: «Вот вам флаг, вы его должны хорошо спрятать». И сами мы должны были спрятаться. А в этот момент было видно, как в лучах только-только поднимающегося солнца вереницей продвигается в нашем направлении весь лагерь. Мы маялись минут сорок, не зная, чем заняться, даже присесть некуда до того сыро, но скоро туман начал потихоньку подниматься выше, рассеиваться, и взошло ярко-красное солнце.
Мы с нетерпением ждали, когда же эти дойдут до нас. И когда первые преследователи подошли достаточно близко, последовала команда: «Диверсанты, прячьтесь!» Мы с Адель спрятались в ложбине, поросшей кустарником, куда с трудом, кряхтя, спустились, не больно-то и хотелось хорониться в мокрой траве. Залегли в каком-то болоте. Остальные тоже разбежались, кто за дерево, кто куда. И в это время нас накрыла волна лагерников. Они неслись с воплями, причём несколько человек промчались чуть ли не по нашим головам, перепрыгивая через нас. Мы слышали там и сям голоса, что этого поймали, того поймали. Нам уже и сидеть-то надоело думали, скорей бы всё закончилось. Но, к нашему удивлению, несмотря на то, что безумное стадо через нас промчалось, нас не обнаружили. Неожиданно возник Артур, поглядел направо и налево, Адельку в упор не видит. «Аделька, тебе пора сдаваться, пошутила я, вряд ли он способен самостоятельно найти своё счастье». Прошёл совсем рядом Роман, скорее всего, заметил нас, но он свой и поэтому не выдал. Людмилины туфли-тапочки появились неожиданно прям перед моим лицом, я уже хотела подняться, однако вожатая сделала вид, что смотрит в другую сторону, понятно, ей приятно, что мы валяемся в мерзкой грязи, хочет продлить удовольствие. Так мы пролежали больше двадцати минут, пока из мегафона не раздался трескучий голос Людмилы: «Диверсанты, выходите!» Мы вышли нас оказалось человек семь не пойманных, вышли, как законопослушные граждане, и тут Людмила объявляет ехидно: «Вы арестованы!» Что за фигня? Не может она без подлостей. «Вы нарушаете конвенцию», возмутился было Жора, но неожиданно заткнулся, увидев выставленный средний палец Людмилы. И как ей не стыдно, она же вожатая! Мы были условно связаны и условно отконвоированы. Флаг так и остался не найденным никто из диверсантов так и не вспомнил, где его спрятали.
К этому времени гвардия безумно проголодалась, поэтому все были рады полевой кухне и о нас моментально забыли. Забыли обо всём. Но «диверсантов» не обделили: принесли чай и кусочки сыра кстати, нет ничего вкуснее лагерного чая, который готовится в полевых условиях; возле будки начальника лагеря, рядом с выходом, росли кусты малины и смородины, и вожатые никогда не забывали брать с собой веточки для заварки; когда в котле на костре всё это закипало, получался чай, изумительный по аромату.
Все лопали так, что за ушами трещало. Не успели мы дожевать последний кусок, как к нам опять подкрался Жора и шипящим змеиным шёпотом сказал: «Диверсанты, вам устраивается побег». Нас опять забросили в машину. При этом оказалось, что лагерная элита, которой не хотелось переться обратно пешком, заняла большую часть кузова, так что нам, диверсантам, скамеек не хватило и пришлось сидеть буквально друг на дружке. И тут вожатые стали вопить: «Диверсанты удрали, диверсанты удрали!» Но публика на это чихает и продолжает обедать, всем по барабану и никто за машиной не бежит.
Мы едем, едем и вдруг чувствуем, что начинаем задыхаться, представьте, солнце печёт адски, брезент у машины раскалился, а народу внутри как сельдей в бочке. Сначала крепились, потом кому-то стало плохо, медичка достала чемоданчик с лекарствами, стала искать нашатырный спирт, а потом как закричит: «Режьте брезент!» Пока была суматоха, я смотрю, у неё в чемодане пузырьки с зелёнкой болтаются, а зелёнка в лагере вещь полезная, я незаметно прибрала их себе в карман, авось пригодятся.