Да чё ты гонишь! Пашка с трудом поднял голову.
Я тебе чистую правду говорю, улыбнулся Ваня, насколько позволяла травмированная губа. Я сейчас как раз материал по Вавилону собираю. Дорога, о которой ты говорил, называлась Дорогой процессий. Но было у нее и другое название. Именно в таком виде она тебе, видимо, и явилась.
Да чё ты гонишь! Пашка с трудом поднял голову.
Я тебе чистую правду говорю, улыбнулся Ваня, насколько позволяла травмированная губа. Я сейчас как раз материал по Вавилону собираю. Дорога, о которой ты говорил, называлась Дорогой процессий. Но было у нее и другое название. Именно в таком виде она тебе, видимо, и явилась.
Ну, и какое было у нее название? вяло поинтересовался Пашка.
Дорога смерти.
Во, оживился «путешественник». Это уже ближе. Ну, и чё там, дорога эта?
Этот вымощенный туннель между двух высоких стен в случае войны превращался в последнюю ловушку для врага. Представляешь, чтобы попасть в город, нападающим сначала нужно было переплыть на надутых воздухом овечьих бурдюках через ров, наполненный водой из Евфрата, под неприятельским обстрелом. Потом им предстояло одолеть три линии толстенных стен, по которым свободно могли проехать шесть колесниц в ряд. И если бы им удалось совершить невозможное, то каменный мешок с разъяренными львами и драконами привел бы атакующих в трепет. Ну как, узнаешь картинку?
Пашка кисло улыбнулся.
И это еще не все, продолжил Ваня. Лавина стрел, копий и асфальтовых ядер, низвергавшихся с семиметровой высоты, не оставила бы им и малейшей возможности для бегства.
Да придумал ты все это, махнул рукой Пашка.
А я тебе ссылочку пришлю с картинками. Интересно, узнаешь ты обстановочку или нет?
Ну, пришли! В потухших глазах «путешественника» вспыхнул слабый огонек неподдельной заинтересованности.
Слушай, а Вавилонскую башню ты видел?
Никакой башни я не видел, Пашка снова скривился. Я вообще, если хочешь знать, реально на Красной площади оказался. Сам не пойму, как меня туда занесло.
И что ты там делал?
Что я мог там делать в половине пятого утра, соображаешь? Отдал честь вождю, и потащился в сторону метро, чтобы не привлекать к себе внимание ментов. Потом, замерзший, как собака, плюхнулся на сидение в первом появившемся поезде и проспал, как убитый, пока меня не растормошили на конечной станции и не вытолкали взашей, как бомжа.
И до чего ты только докатился! сочувственно сказал Ваня и тяжело вздохнул.
А тебе не все равно? огрызнулся Пашка.
Вот, представляешь, мне не все равно! И физиономию мне по этой же причине разукрасили!
Пашка удивленно посмотрел на друга детства, но промолчал.
Смотреть на тебя тошно, сказал Ваня в сердцах. А из-за чего все это, как думаешь? Молчишь? А я тебе скажу: всё это от безделья! Помнишь, как ты в сочинении о летних каникулах когда-то написал: «Жизнь халява!» Вот от этой-то халявы все твои проблемы!
Да достало все! Пашка тяжело вздохнул, а Ваня поднялся с травы, на которой сидел, потому что земля была холодной. Идешь? Ну, иди себе, горе-путешественник вяло махнул рукой.
Индейцы, сказал Ваня, отряхивая брюки, грибочки специальные жевали, чтобы войти в контакт со своими богами. А тебе-то, Павел Воронов, зачем чужие боги нужны?
Пашка не ответил.
Ты-то хоть учишься на своего менеджера, я надеюсь? спросил Ваня после небольшой паузы.
Конечно, учусь, ответил Пашка и тяжело вздохнул. Папа платит, а сынок обалдуй.
Трезвая самооценка это уже первый шаг к покаянию.
Чего-чего? напыжился Пашка. К какому еще покаянию?
Об этом я тебе в другой раз расскажу, спокойно ответил Ваня, рассматривая новенькую Пашкину куртку в пятнах засохшей грязи. С такой замороченной головой ты все равно ничего не поймешь. Так, давай, поднимайся. Я тебя до дома доведу, а то мне тоже нужно холодное к ушибам приложить.
А что я отцу скажу?
Скажешь, что избили тебя Хочешь, синяк тебе под глазом поставлю?
В глазах у Вани заиграли веселые огоньки, но в ответ на его предложение послышалось только невнятное мычание. Тогда Ваня, взяв Пашку под мышки, стал поднимать его изможденное тело.
А ты когда-нибудь был «под грибами»? спросил Пашка, когда они одолели крутые ступени. У тебя творчество, знаешь, как бы попёрло!
Нет, дружище, я реалист, мне «грибного» творчества не надо, сказал Ваня и задумался. Фантазии это путь, уводящий от Бога. Что-что, а это я точно знаю!
Да что ты мне лапшу свою вешаешь! возмутился Пашка. Ну и плевать! У каждого из нас есть право выбора! Мне пока просто хочется все попробовать!
Что все-то? спросил Ваня. Покурить вонючую травку, запить водичкой таблеточку, вызывающую искусственное расщепление сознания или, другими словами, шизофрению? Ну, и попробовал ты это «все», а как оно называется, можешь сказать?
Ой, достал ты уже, скривился Пашка.
Так не только же я тебя достал, улыбнулся Ваня. Тебя и твои экскурсы достали. Сам же пять минут назад говорил!
Пашка скривился, как если бы ему всунули в рот кусок лимона.
Нет, ты не кривись, продолжал Ваня, раз уж позвонил мне посреди ночи
А я чё Пашка поспешно перебил друга. Мне, знаешь, ночью, после разговора с тобой, немного легче стало. Хоть эти красные твари исчезли!
Вот видишь, обрадовался Ваня. Слушай, мне кажется, я знаю, почему твое путешествие закончилось на Красной площади.
Ну, и почему? безразлично спросил Пашка.
Потому что в послепотопном мире в Междуречье образовалось два государства, боровшихся между собой за власть. Это были Египет и Вавилон. Египет, ослабленный «казнями» ради исхода евреев, не устоял под сильной рукой Вавилонского царя Навуходоносора. Паритет был нарушен, и Вавилон впервые в мировой истории, на самой ее заре, поставил себе задачу стать центром мира.
Я не понял, возмутился Пашка, причем здесь Красная площадь?
А притом, что в начале двадцатого века новые навуходоносоры, заразившись вирусом богоборчества и идеей мирового господства, имя которым ВАВИЛОН, на месте разрушенного храма Христа Спасителя начали сооружение новой башни символа воинствующего атеизма. Этот «зиккурат» должен был стать Дворцом Съездов с венчающей его фигурой Ленина такого размера, что в одном пальце его планировалось разместить две библиотеки и кинотеатр. Но «поспорить с небом» богоборцам снова не удалось война началась, поэтому пришлось ограничиться небольшим Мавзолеем в честь вождя, рядом с которым ты чудесным образом в пять утра и оказался.
Они уже подошли к Пашкиному дому, но «замороченный путешественник» домой не спешил.
Идем, покачаемся на качелях, неожиданно предложил он. И ты мне еще какую-нибудь story4 расскажешь.
Ну, пожалуй, я могу рассказать тебе о Вавилонской башне по нашей с тобой теме, начал Ваня, и, оттолкнувшись ногами, взлетел вверх.
Эй ты, террорист, осторожней! Пашка скривился из-за удара качели о землю. Я еще жениться собираюсь, выкрикнул он и заразительно засмеялся.
Слышишь ты, прекрати! Мне больно смеяться, еле сдерживался Ваня. Будешь смеяться, «стори» не получится.
Получится, щеки Пашки порозовели. Просто она веселая будет.
Ну, в общем, эту башню строили сыны погибели, начал Ваня уже в другой манере. Нагнали рабов, чтобы таскать и укладывать камни, архитекторов, чтобы разработать концепцию и дизайн, и, конечно же, инженеров, чтобы постройку осуществить. И все это ради идеи.
И какая же была идея? Пашка блаженно улыбался.
А идея была доказать, что жить можно и без Бога. Ну, как в песне поется: «мы свой, мы новый мир построим». Да только проблема у них была с Потопом. Тогда еще все о нем помнили, а он был карой за непослушание Творцу. Поэтому человеческие гордецы, которые «сами как боги», решили построить башню высотой до небес, чтобы у Бога на ее затопление воды не хватило!
Молодцы-то какие, крикнул Пашка, в очередной раз взлетая вверх. Слушай, их бы в Клуб веселых и находчивых. Всем бы фору дали! А Бог-то им, Ваня, языки смешал, я знаю! самодовольно улыбнулся Пашка и продолжил: Могу даже рассказать, как это было.
Ну, если знаешь, расскажи, ухмыльнулся Ваня.
С пребольшим удовольствием, Пашка на пару секунд задумался и, тряхнув головой, начал свой рассказ: Раб спрашивает, какой камень нести, а инженер ему «кулды-булды» в ответ. Инженер архитектору чертежом в нос тычет, мол, правая здесь ось или левая, а он ему в ответ «кульдиссимо-бульдиссимо». Инженер от злости рабу между глаз как засветит! Бедный раб, не удержав равновесия, налетел на архитектора, да так, что чуть с ног его не сбил! Тогда возмущенный архитектор, в свою очередь, с разворота засветил и рабу и инженеру, и такая пошла потасовка, что у всех рожи похлеще твоей стали! Крик и гвалт отовсюду, с башни то один, то другой вниз рыбкой ныряют! Трое нырнуло ни один не вынырнул! Вот так и закончилось строительство, а сыны погибели на костылях и колясках разбрелись по свету в поисках тех, кто или «кулды-булды» или «кульдиссимо-бульдиссимо» понимает.
Ну, Пашка, давился смехом Ваня, стараясь не растягивать губы, я это твое «кулды-булды» на заметку возьму, не возражаешь?
Бери, друг дорогой, довольный Пашка был щедр, как сытый лев. Обращайся, с тебя копейки не возьму.
Так, ладно. Слезай с качелей! скомандовал Ваня. Ты на них, как «под грибами».
Слушай, а ты прав, Пашка озадаченно свел брови. Качельки-то и для здоровья полезны, и удовольствие совершенно бесплатное. Жаль, что я раньше ими не баловался! Ванька, а я после твоих историй домой румяный и веселый приду. Никому и в голову не придет, что меня полночи колдыбасило.
Вот и хорошо, Ваня хлопнул «путешественника» по плечу.
Пойду я, ладно? сказал Пашка и махнул на прощание рукой.
У нас акция через неделю. Ты как?
Это еще что такое? удивился Пашка.
Придешь узнаешь. Я тебе позвоню, идет?
Пашка ничего не ответил и, открыв дверь, исчез в глубине подъезда.
Глава 3. Поединок
Принимать участие в какой бы то ни было акции Пашка, конечно же, не собирался, но для того, чтобы отвязаться от Жукова, откликнувшегося на его ночной зов о помощи, нужен был солидный предлог.
Перебрав кучу вариантов, Пашка остановился на поединке, который он решил устроить между ним и Серым, продвинутым язычником. Пашка был уверен, что Ваня проиграет, потому что Святогор, как Серый теперь называл себя, «опустил» уже не одного православного. Внешне они с Жуковым даже похожи были: приблизительно одинакового роста, волосы до плеч, но Серый был в плечах шире, приземистее, и на голове иногда, для большей выразительности, носил узкую косичку. Нрава, в отличие от Вани, он был крутого и в карман за словом не лез.