Депортация в ад, или Голоса из преисподней - Борис Хайкин 3 стр.


«Ещё ранее из-за занятия евреями лучших рабочих мест при господстве большевиков и из-за их службы в НКВД, как агентов и доносчиков, а также из-за происшедших в Киеве взрывов и возникших крупных пожаров, возмущение населения против евреев было чрезвычайно большим».

Из реферата «Трагедия Бабьего Яра. История и современность», автор М. В. Коваль1.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Германский документ от 7 октября 1941 года «Сообщение о событиях в СССР», который был подготовлен полицией безопасности и СД:

«Ещё ранее из-за занятия евреями лучших рабочих мест при господстве большевиков и из-за их службы в НКВД, как агентов и доносчиков, а также из-за происшедших в Киеве взрывов и возникших крупных пожаров, возмущение населения против евреев было чрезвычайно большим».

Из реферата «Трагедия Бабьего Яра. История и современность», автор М. В. Коваль1.


«Немецкие сапёры подрывали дома, к которым подбирался огонь, подпиливая их металлические каркасы, расширяя зону разрушений. Новые хозяева нарочито действовали, как слон в посудной лавке. Вермахт уже сталкивался с минной войной и поджогами, которые применяли советские диверсионные группы. В связи с этим во время киевских пожаров был издан специальный приказ командующего 6-й армией генерал-фельдмаршала В. Фон Рейхенац:

Советы при своём отступлении часто поджигают дома. Войска должны принимать участие в их гашении лишь в той мере, насколько того требует необходимость расквартирования войск».


Здесь нужно сделать небольшое отступление. В Киеве практически не осталось молодых здоровых мужчин. Более половины населения было эвакуировано и призвано в армию до начала вторжения немцев в Киев. Среди евреев в оккупированном городе оставались только инвалиды, старики, женщины и дети. Отношение населения к предстоящему вывозу евреев из Киева было неоднозначным. В проходах и подъездах домов стояли люди, которые провожали толпу еврейского населения со стариками, больными, плачущими детьми, бредущими в неизвестность, вздохами, усмешками и откровенной бранью.

Дедушка Миши Иегуда погрузил всю семью  дочь и четверых её детей с вещами в бричку с лошадкой, и собрался присоединиться к отъезжающим, но соседи, сопровождающие их, отговорили мать от опрометчивого шага. Ведь почти все дети  от украинца и носят украинскую фамилию. А дед в сопровождении соседа дяди Васи пошёл навстречу своей смерти. Дядя Вася рассчитывал забрать лошадку, но сам остался в Бабьем Яре. Берта с детьми вернулась с Евбаза к себе домой на улицу Жилянскую. Всё это происходило 29 сентября 1941 года. На следующий день дворничиха Лушка пришла к ним домой в сопровождении двух полицаев. И повели их по этой улице в сторону Евбаз (еврейский базар). С площади Евбаз повернули на улицу Полтавскую, вышли на улицу Артёма уже самостоятельно. А там уже попали в оцепление немцев и полицаев, окруживших дорогу с обеих сторон. Там начала формироваться колонна из стариков, детей и женщин с котомками, сумками, мешками. Детей и стариков везли на колясках. И вся эта разношёрстная толпа пошла в сторону Бабьего Яра. Улица Артёма переходит в улицу Дягтерёвскую, где было организовано очень плотное оцепление. Это была дорога в одну сторону  на Бабий Яр. Более двух лет район оврага был запретной зоной, окружённой колючей проволокой под высоким напряжением. На его территории располагался концентрационный Сырецкий лагерь.


В оккупированные населённые места прибывали за фронтовиками спец. войска SS и гестапо. Сразу же они начали устанавливать новый порядок  вывешивались приказы, производились облавы, создавались концлагеря для гражданских и военнопленных. Их комплектовали по группам: евреи, не евреи и военнопленные.

«Побег из Бабьего Яра»

Из документальной повести Якова Абрамовича Капера, который сам попал в лагерь пленных

«Сырецкий концлагерь размещался на огромной территории, обнесённой в 3 ряда колючей проволокой. При входе в лагерь  караульное помещение (вахтштубе), а по его углам вышки с пулемётами. Внутри лагеря  отгороженный женский лагерь (зона 1), потом зона 2 с землянками и виселицей, так же ограждена в 2 ряда. Дальше  снова землянки с названиями: коммунистическая, советская, партизанская.

Аркадий Иванов, старший землянки евреев, показал, что ежедневно с работы не возвращаются 35 и более человек. Их убивают бригадиры-сотники. Люди не задерживаются, умирают от голода и издевательств. Находившиеся в землянке были грязными, лица окровавленные, у многих головы разбиты, часть опухшие, другие  очень худые. Начальником лагеря был чех Антон. Его заместитель  пан Ян. Ежедневно Антон собирал сотников и бригадиров (местные уголовники при советской власти), и требовал как можно больше издеваться над заключёнными. Провинившегося заставляли снять брюки и лечь на спец. Стол. Шею и ноги ему закрепляли так, что он не мог даже пошевелиться. Били плёткой так, что летели куски мяса. Кто не мог после экзекуции подняться, того штурмбанфюрер Радомский пристреливал. Он ежедневно делал обход лагеря. О происшедшем за истекшие сутки докладывал дежурный по лагерю, а потом Антон.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Я (Капер) попал в группу молодёжи, переодетых и в форме  нас велели расстрелять. Навстречу немцы вели колонну пленных и гражданских. Услышав, что нас ведут расстреливать, офицер встречной колонны к нам присоединил 6 человек, среди них был еврей, лет 60. Над евреем начали издеваться. Один немец крикнул: «Иуде!» тут же с него стянули брюки, чтобы убедиться, что ему сделали обрезание. Другой немец предложил сделать второе обрезание. Они все хохотали. Выхватив нож, резанули. И сейчас у меня в ушах стоит его дикий крик.

Лагерные помощники нацистов издевались и над женщинами. Так, например, они впрягали евреек в повозки с грузом, на головы одевали разрисованный балахон и заставляли их этот груз везти. У них бригадиршей была русская женщина  Логвина, любовница Антона. Женщины этой бригады были пострижены наголо, до поясницы на них не было одежды, а ниже прикрыты тряпками, спины и головы исполосованы нагайками.

Евреев отправляли на тяжёлые физические работы, подвергая издевательствам, унижения, побоям. Утром давали кусок хлеба и черпак баланды, а вечером  черпак кофе. Их убивали за отказ от выполнения любых распоряжений, за непослушание. Сюда доставляли евреев, военнопленных и уцелевших в массовых расстрелах. Здесь они работали, над ними изгалялись, мучили и убивали. В камерах содержали по 5060 человек. Лица их были окровавленными. Вечером в камеры не возвращалось, минимум, 1015 человек. Во время работы обессиленных добивали палками. Умирали люди от непосильной работы, холода и голода. Но всегда убивали утром за опоздание на построение. За побег одного убивали 15 человек.

Украденное детство (продолжение)

Орали динамики, звучала музыка, раздавался звон посуды, скрипели колёса, слегка заглушающие звуки выстрелов. Лукьяновку заливала толпа из еврейского Подола, где с незапамятных времён жили сапожники, угольщики, портные. Грязные, неухоженные дворы, зловонные кучи мусора, покосившиеся дома и сараи, выгребные ямы туалетов с крысами и роями мух  всё это представлял собой еврейский Подол, пропахший смесью гнили и сохнущего белья. Ходили слухи, что евреев поведут в гетто. Но со стороны Бабьего Яра раздавались размеренные пулемётные выстрелы. Улица Артёма достаточно длинная. Очень долго продолжалось шествие гудящей толпы, с толкотнёй, плачем детей, неустанными разговорами. Улицу перегородили проволочные заграждения и противотанковые ежи с проходами посередине в оцеплении немцев и украинских полицаев. Те, кто был в передних рядах, видели, как чемоданы, узлы, вещи и продукты отбирались и складывались по разным сторонам дороги, а людей пропускают вперёд партиями. Что чувствовали эти обречённые на смерть люди  остаётся только предполагать. Отобранные группы людей проходили между двумя рядами солдат с резиновыми дубинками, палками и собаками. И на головы несчастных то и дело сыпались удары, и слышалась команда: «Шнель! Шнель!» На людей, падающих на землю, спускали собак. Евреи, обезумевшие от страха и унижения, вышли на площадь, сплошь усеянную обувью, одеждой и бельём. И толпу голых, избитых дубинками и ногами людей уводили на верную смерть.

Берта с детьми шли в колонне до угла еврейского и христианского кладбищ. Там была установлена сторожевая будка с шлагбаумом, за который людей пропускали партиями по 300400 человек. Раздевали только тех евреев, у которых были ценные вещи и одежда. У семьи Сидько не было ничего ценного, и мать с детьми пропустили через второй шлагбаум. В первый день расстрела всех евреев подряд, без сортировки, пропускали за второй шлагбаум и расстреливали. А 30 сентября началось разделение здоровых мужчин, детей и женщин  по отдельности. Женщины оказались в центре площади, мужчины справа, а женщины слева и ближе к краю оврага. Молодых, красивых женщин раздевали догола и забирали в солдатские бордели. Крепких мужчин отправляли на работу. Детей направляли во врачебные центры для медицинских испытаний. Гришу и Мишу Сидько послали в группу детей возрастом 613 лет. А Берту с дочерью Кларой 3,5 лет и четырёхмесячным сыном Володей направили прямо на расстрел. Мальчик родился 21 апреля, в день рождения Ленина. Поэтому его и назвали Володей. Клара увидела, что братьев уводят, и побежала навстречу к ним с плачем: «Миша, я хочу на ручки!» но полицай догнал её и ударил кулаком по голове. Девочка упала на землю. Тогда полицай наступил на неё сапогом и задавил. Увидев это, Берта потеряла сознание. Ребёнок выпал из её рук на землю и начал кричать. Тогда тот же полицай подошёл к ним, сапогом задавил ребёнка, а его маму застрелил. После всего увиденного Гриша поседел.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Время шло к вечеру. Полицай, который охранял группу детей, с Мишей и Гришей, стал отпускать детей по одному. Тогда все наперебой стали его просить отпустить их на свободу. Он не выдержал и скомандовал по-прусски: «Разбегайтесь!» И дети бросились врассыпную к проволоке, которой был ограждён Бабий Яр. За ними никто не гнался. Полицай сделал первый предупредительный выстрел в воздух, а потом пальнул по детям. Но большинству пацанов удалось уйти в сторону села Святошино, где было достаточно много дворов, огородов, скота (3040 человек). К вечеру Миша с братом Гришей попали в пром. зону, к зоопарку, расположенному на окраине Киева. Оттуда вернулись домой. Через два дня опять к ним пришла дворничиха Лушка и сдала детей в полицию. Их привели в гестапо на улицу Короленко, 15 и бросили в камеру, расположенную в подвале. Там находились взрослые евреи, партийные работники, военнопленные солдаты. В подвале были двухъярусные нары, занятые заключёнными. Не было практически ни одного сидячего места. Во дворе гестапо шли расстрелы. Умерших вытаскивали за ноги и свозили в Бабий Яр. Там братья пробыли больше трёх недель с ноября по декабрь. Шли непрестанные допросы, после которых полуживых людей затаскивали обратно в камеру. Там они умирали один за другим на глазах детей. Когда очередь дошла до Гриши и Миши, их повели на допрос на второй этаж. В отдельной комнате для допросов сидел офицер, при котором была овчарка, и переводчик. Во время допроса Мишу и Гришу спросили  какая у них фамилия, национальность и возраст? И они ответили, что по национальности украинцы. Тогда переводчик подтвердил офицеру, что оба они украинцы, соседи, и что он знаком с их родителями. переводчиком оказался фольксдойч Иван Иванович, проживающий по адресу Желянская, 43. Пётр Сидько был дружен с ним по-соседски. Таким образом, немец спас их от смерти. Выписали на двоих общий аусвайс с записью о подтверждении их украинской национальности и отпустили восвояси. И опять братья вернулись домой. Показали Лушке свой паспорт, и она отстала от них.

Назад Дальше