Эй, чего вошкаешься, Боев? не выдержав, возмутился казак. Ты будто к жинке под бок укладываешься, как в избе родной?
Чего шумишь? огрызнулся Василий. Другим поспать дай! Уже пролежни поди на боках от безмерной лёжки. Спать бы хотел, дык дрыхнул бы без задних ног и хайло своё не разевал!
Устроившись поудобнее, он закрыл глаза, но сна не было. У него разболелась голова от сутолоки в переполненном вагоне. Казак попытался сосредоточиться и вспомнить что-нибудь хорошее о доме, как проделывал не единожды, но сегодня его мысли были о другом.
Василий воевал уже пятый год, если считать войну германскую. И за это время он ехал по железной дороге не в первый раз. Он был в Украине, в Белоруссии, в Австрии и в Пруссии. Вернувшись на родину, сразу же попал на Гражданскую войну. Сначала воевал в армии Дутова, затем Колчака, сначала в степи, а затем в сибирской тайге. Много горя и зла довелось повидать Василию на прожитом веку. Вспоминая о боевых годах, он заснул, а когда проснулся, продолжал лежать на полке с закрытыми глазами.
«Как начнут будить, тогда и открою глаза, подумал Василий. Интересно, сколько ещё времени предстоит ехать в этом вагоне, покуда поезд привезёт нас туда, куда везёт. Даже не у кого спросить, проводника-то нет?»
В купе под его полкой разговаривали казаки. Из-за стука колёс Василий не мог разобрать, о чём они спорят. И вдруг на него накатили воспоминания о семье. Родители, жена, дети Он не видел их уже несколько лет. Как они всё это время без него справляются? Привыкли, наверное, к его отсутствию
Следующий день он провёл попеременно: то на ногах в проходе, то сидел в порядке очереди на нижней полке. Вечером повезло вновь освободилось место на верхней полке. Взобравшись на неё, Василий сразу же заснул. Его сон был настолько крепок, что он не слышал, как поезд остановился на какой-то станции и в вагоне началась суматоха.
Время шло, а поезд всё стоял, не двигаясь, и никто не будил Василия, прося уступить место. Часа в два ночи он проснулся сам и заметил, что в вагоне стало свободнее. Ничего не понимая, казак прошёлся по опустевшему проходу и вышел в тамбур. Открыв дверь, увидел большую станцию и обомлел от изумления. «Курган», прочитал он, и внутри ёкнуло. Господи, да я уже дома почти. Ещё чуток, и Челяба, а там и Башкирия. До дому-то почитай рукой подать?» Довольный, он вернулся в вагон, забрался на свою теперь уже полку, и
Васька, чего колобродничаешь? спросил брат, лежавший напротив.
Да вот не спится чего-то, вздохнул Боев. Сейчас как увидел, что на станции Курган стоим, дык как кипятком ошпарило.
А ты что, не слыхал, как казаки курганские выходили?
Нет, как убитый, дрыхнул. А может, и слыхал, да заспал и запамятовал.
Да-а-а, много сошло казачков, вздохнул Егор. И осталось ещё немало. Мы, оренбургские, и челябинские
Гляжу, и не подсаживается никто, сказал Василий. А я даже пообвык как-то в тесноте ехать
Казаки не остались без попутчиков. К поезду на нескольких санях подвезли инвалидов из госпиталя и распределили по вагонам. Утром состав продолжил свой путь.
11.
Всего в вагон, в котором ехал Василий Боев, подсело семь человек. Кто без руки, кто без ноги, а один и вовсе без обеих ног. Казаки отнеслись к инвалидам в красноармейской форме настороженно и тут же освободили нижние полки.
Василий и Егор молча переглянулись. Их не особо устраивало подобное соседство, но деваться было некуда. Инвалиды держались обособленно, разговаривая между собой вполголоса. Боев прислушался к их беседе.
Устал я от войны, товарищи, говорил красноармеец без обеих ног. Воевал-воевал, а видите, как возвращаться домой приходится? Калекой безногим, в холодном вагоне, да ещё с казаками проклятущими. Сказали бы об этом соседстве в госпитале, так я лучше бы ещё подождал и не просился на выписку.
Да какая разница, с кем ехать, вздохнул другой инвалид, без правой руки и с чудовищным шрамом от сабельного удара на левой щеке. Я тоже из казаков, и не такие уж мы плохие люди. А эти, говорят, сами, добровольно сдались, а значит раскаялись. Иначе их расстреляли бы всех, а не по домам отпустили.
И что, вы все верите, будто они раскаялись? возразил безногий.
Пусть даже нет, но деваться им некуда, встрял в разговор третий инвалид, без левой руки. Хочешь не хочешь, а к прежней жизни возврата нет. Раздавила всех наших врагов власть советская. И мы с вами уже не те. Не знаю, как буду жить теперь, но мне и при царе неплохо жилось.
А чего греха таить, я тоже особо не бедствовал, ухмыльнулся инвалид со шрамом на лице. Мы зажиточно жили, лабаз свой имели. Мне и сейчас хочется видеть огромный привоз на нашем базаре, продавцов крикливых и толпы народа кругом
Инвалиды разложили на столике продукты и принялись есть, а Василий, почувствовав, как слюна наполняет рот и, отвернулся к стенке. Вот уже сутки, как он ничего не ел.
Эй, товарищи? обратился к ним Егор. Дайте хоть глотнуть водицы? Издалека едем, ни воды, ни жратвы Даже посуды какой, чтоб кипяточку набрать, не имеем.
Я б тебя пулей промеж глаз угостил, грубо огрызнулся безногий, тут же уложив остатки провизии в вещевой мешок. Нашёлся «товарищ», ишь ты. Мы таких товарищей
Обиженный Кузьмин изменился в лице.
Я вижу, не ты нас, а наши тебя до колен укоротили, желчно усмехнулся он. Только вот жалко снизу, а не сверху, тогда бы больше не умничал!
Лицо безногого сначала побагровело, а потом сделалось смертельно бледным. Некоторое время он сидел, моргая, и вдруг дрожащей рукой схватил со стола нож. Егор Кузьмин остался жив лишь благодаря увечью противника.
Эй, Иван, безногий резко протянул нож соседу, у которого не было левой руки. А ну перережь глотку этой скотине, век за то обязан буду!
Обожди, Степан, да ну их, беря из его рук нож, отправил его в вещмешок однорукий. Они ведь все чокнутые. Вышвырнут нас на ходу из вагона, тогда ведь погибнем в пути.
Ладно, чёрт с ними, буркнул, приходя в себя, безногий. Я таких, как они, чертей бородатых, в своё время много порубил. Я
Он осёкся и замолчал, увидев хмурые лица казаков, услышавших шум и собравшихся со всего вагона. Последние слова инвалида разозлили их не на шутку. Вокруг стало угрожающе тихо. Две некогда враждующие друг с другом стороны буравили друг друга ненавидящими взглядами, и было достаточно малейшей искорки, одного звука или слова, чтобы эта тишина превратилась во всесокрушающий взрыв эмоций. Инвалидов от неминуемой смерти спас кто-то из казаков.
Браты, да ну их ко псам! крикнул он громко. Они своё ужо отгребли, казаки! А нам не следует брать грех на души, чиня вред калекам убогим!
Остановившийся у очередного семафора поезд, сильно рванув, тронулся. Под перестук колёс казаки разошлись по своим местам, а чудом избежавшие расправы инвалиды облегчённо вздохнули.
Под стук колёс и покачивание вагона Василий Боев задремал. Сменив позу на более удобную, он заснул, и ему приснился сон, который
12.
До Челябинска доехали быстрее, чем ожидали казаки. Поезд быстро опустел. Инвалиды, помогая друг другу, тоже покинули вагоны и больше их никто не видел.
Ну что, теперь уже совсем немного осталось, подбадривали друг друга казаки. Башкирию переедем, и всё, мы дома!
Эге-ге, это ещё не так близко, сетовали скептики. Почитай чуток меньше, чем уже проехать довелось.
Да ну вас! отмахивались оптимисты. Мы уже на территории второго отдела нашего Оренбургского казачьего войска! Уже почитай дома мы и далеко от Сибири и Омска!
Но, как оказалось, до дома казакам было ещё ох как далеко!..
Состав отогнали на запасной путь. День провели казаки в холодном вагоне, другой, третий Никто не подходил, ничего не спрашивал и не давал никаких советов. Скудные остатки продуктов были съедены, и люди голодали.
Отчаянное положение, в каковом они оказались, требовало немедленных действий. Казаки часами обсуждали и мусолили один-единственный вопрос: «Что делать?», но ответа на него не находили. И вот наступила третья ночь
Эй, не передохли ещё, казаки? послышался крик с улицы, и в дверь тамбура кто-то громко постучал.
Спавшие казаки подскочили со своих мест и поспешили к выходу.
А ну стоять! прозвучал приказ, когда они открыли дверь.
Эй, чего командуете? Сами-то кто будете? выкрикнул Павел Мамонов. Чего пожаловали в час ночной, обскажите нам изначально, а уж опосля
Выходить по одному для саносмотра! потребовал один из подошедших. Не будете слушаться, арестуем. Вам ясно?
Яснее некуда, загудели недовольно казаки.
Они спрыгивали по одному из тамбура на землю, и их тут же «осматривали» и ощупывали около десятка вооружённых людей при тусклом свете железнодорожного фонаря. Тех, кто казался здоровым, отводили в сторону, а тех, кто вызывал какие-то подозрения, возвращали в вагон с приказом больше носа не высовывать.
Осмотр закончился к утру. «Больных» заперли в вагонах, поставили охрану и ушли, а остальные
Нам-то куды деваться? спрашивали друг у друга «здоровые». Крыши над башкой и той лишили.
На улице тем временем уже рассвело, а голодные и замёрзшие люди всё ещё пребывали в растерянности. Очень хотелось есть, от голода сводило желудки. И тут снова появились красноармейцы и отвели их в баню!
Пока казаки раздевались в предбаннике железнодорожной бани и вытряхивали из одежды вшей, подошла крупная женщина с большой бутылью молока в руках. Она оказалась банщицей. Женщина убрала бутыль в угол подальше от жалобных голодных глаз казаков и обвела всех тяжёлым взглядом.
Ну, и чего пялитесь, морды бородатые? сказала она сердито. А ну марш в баню и мойтесь, пока не выперла всех вон, на улицу!
Барышня, милая, дай нам молочка хоть по глоточку хлебнуть? взмолились казаки. Мы же
Они сразу же замолчали, когда банщица сжала кулаки и нахмурила брови.
Ещё чего, сказала она ещё злее, чем прежде. Я вам что, корова дойная? Хотите молока, на базар идите. Там много чего есть, а уж молока особенно.
Как мухи, мы здесь передохнем, братцы, обратился ко всем Василий. Господь свидетель, никому мы не нужны здесь. Давайте хоть кто-то из нас живым останется! Может, наскребём по карманам каких-никаких деньжат?
Голодные казаки кое-как собрали небольшую сумму, а суровая банщица из «жалости» дала старенький чайник.
Вы покуда мойтесь, а я на базар сгоняю, сказал Василий. А уж когда вернусь, тогда и сам искупаюсь.