Возможно, кто-то скажет, что такие священники бывают не в церкви, а в сказке. Не говоря о прихожанах, которые, порой, так посмотрят, что «мало не покажется». Что сказать? Да мы это умеем. Но, во-первых, не считаем это нормой, а во-вторых, знаем, что Бог собирает нас в Церковь не для того, чтобы всё время «гладить по головке», а, когда нужно, то и вразумить. Как вразумляет сына любящий отец, не переставая при этом его любить. И если кто-то из служителей Церкви или прихожан забывает о том, что главный в Церкви Бог, Который есть любовь (1 Ин. 4, 8) и, следовательно, главная любовь, то для того в ней и поставлены епископы, чтобы напоминать об этом.
Одним из «таких» архиереев был митрополит Вятский и Слободской Хрисанф (19372011), рядом с которым мне довелось трудиться в «нулевые» годы. Помню как однажды возможно, это было жарким летом 2010 года владыка Хрисанф приехал в епархиальное управление необычайно взволнованный. Вошёл в кабинет, пригласил к себе, жестом указал на стул садись! и рассказал примерно следующее:
«Представляешь! Подъезжаю сейчас к епархии, и вижу, как через весь Трифонов монастырь к Успенскому собору идёт парень (по украинской традиции, владыка Хрисанф часто называл молодых людей парнями) лет двадцати, такой высокий и в шортах! Я так за него испугался. Думаю, сейчас парень зайдет в собор, и наши бабушки налетят на него ты ведь знаешь наших бабушек! сделают замечание, наговорят чего-нибудь, и этот парень больше никогда в церковь не придёт. Я подобрал рясу и, как могу, побежал за ним (а надо сказать, что владыке Хрисанфу уже было за семьдесят). Вхожу в собор и точно бабушки уже заметили парня и со всех сторон устремились к нему, но заметили меня и стушевались, подошли под благословение. Слава Богу! Успел! Благословил бабушек, подхожу к парню. И, знаешь, мы так хорошо с ним поговорили. Оказывается, он местный. Учится в институте. Хочет жениться и пришёл узнать про венчание. Ну, я ему всё и рассказал, а на прощание говорю ты заходи, не стесняйся. И он говорит я приду. А если бы я не успел, представляешь, что могло бы произойти?».
Представьте себе картину, как пожилой, седой и грузный митрополит спешит в храм, чтобы «спасти» от бабушек «парня», зашедшего в него одетым «не по уставу». Понимаю, что так поступил бы не каждый. А вот владыка Хрисанф поступил. Это не означает, что ему было всё равно, в чем люди приходят в храм. Помню, как владыка не раз сокрушался, говоря: «Сколько служу на Вятке, не могу понять, почему здесь, приходя в храм, принято одевать самую серую и невзрачную одежду. Сколько помню свое детство и юность (а они прошли на Украине, в Ровенской области) мы всегда одевались в церковь, как на праздник. Одевали не худшее, а лучшее. И, почему на Вятке по-другому, не понимаю». Тем не менее, никто не слышал, чтобы за 33 года служения на вятской кафедре митрополит Хрисанф хоть раз кому-то сделал по этому поводу замечание. Поскольку понимал, что «в церковь ходят за любовью» и, потому даже правильные слова, произнесенные с раздражением, без любви, могут ранить человека так глубоко, что он больше уже никогда не придет в храм.
Вспоминается другой замечательный архипастырь современности митрополит Антоний Сурожский, который более полувека окормлял православную Британию. За эти годы небольшой православный приход в Лондоне превратился в Сурожскую епархию, объединившую не только русских эмигрантов, но и многих англичан. В 1983 году Совет Московской духовной академии присудил митрополиту Антонию степень доктора богословия за совокупность его богословских и проповеднических трудов. Тогда же было подсчитано, что за 34 года пастырского служения он прочитал в инославных общинах, храмах, студенческих и иных группах свыше 10 тысяч лекций. После этого владыка Антоний служил и проповедовал еще 20 лет, вплоть до своей кончины в августе 2003 года.
Позже одна из прихожанок Лондонского кафедрального собора вспоминала: «Из того, что меня поразило как владыка Антоний устроил жизнь прихода. Это был приход, где никто не смел ни на кого шикнуть. Один раз он вышел и говорит: Вчера, на всенощной кто-то из вас посмел обратиться к женщине, которая пришла в первый раз с маленьким ребенком. Ребенку было скучно, ребенок капризничал, и кто-то из вас к ней подошел и сказал, что этот ребенок вам мешает молиться, и она с этим ребенком ушла. Кто это был я не знаю и знать не хочу. Но, кто бы это не был, до конца ваших дней молитесь за спасение души этой женщины и этого ребенка, которых вы посмели изгнать из дома Божия»8.
Подчёркнем Бог неисповедимыми, известными только Ему путями привел женщину с ребенком в Свой дом, Своё приблизившееся Царство. Этот путь был непростым и, возможно, занял много лет, вместил множество событий, и вот, наконец, человек оказался в храме Доме Божием. Но люди прогнали, отогнали его от храма. Проявив при этом нелюбовь, как ближнему, так и к Богу. О чем митрополит Антоний не мог не сказать прихожанами. Потому что всякая нелюбовь есть грех, то есть «ошибка» и требует исправления, «перемены ума», то есть «покаяния».
Если спросить, способствовали ли многочисленные встречи с людьми, поездки, беседы, лекции, книги, проповеди митрополита Антония Сурожского воцерковлению людей, то есть введению их в Церковь, храм, дом Божий, то ответ будет очевидным конечно, способствовали. Благодаря им, не только вечера, но и сегодня тысячи людей во всем мире открывают для себя христианство. Но столь же очевидно, что они способствовали этому не сами по себе, а потому что все они были наполнены любовью. Получается, что не сами по себе лекции владыки Антония приводили людей ко Христу, а Бог, Который есть любовь (1 Ин. 4, 8), с его помощью приводил людей к Себе, в Свой Дом и Своё Царство.
Древнее искушение
Размышляя над этим, вспоминаются слова, которые впервые прозвучали более двух с половиной тысяч лет назад, вернувшиеся из вавилонского плена на родину иудеи взялись восстановить Храм в Иерусалиме. Тогда Пророк сказал: «Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии» «Если Господь не построит дома, впустую потрудились строители» (Пс. 126). Этими словами из Псалма 126 по сей день Церковь напоминает о том, что как строительство храма, так и другие человеческие дела будут тщетны, если люди уповают только на себя, если им не поможет Бог.
Перевести эту мысль на язык науки можно такими словами человек не может что-либо творить, мыслить и, вообще, жить «автономно», то есть независимо от Бога. Собственно, именно такое «автономное» существование предложил диавол первым людям, пообещав Еве, что, если они нарушат Заповедь Божию, то сами «будут как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3, 5). Чем это закончилось, хорошо известно.
Конечно, строя храм, Бог не складывает за людей кирпичи, не возводит за них стены и своды, не перекрывает за строителей крышу, не пишет иконы и фрески. Все эти работы выполняют сами люди, но только в том случае, если любят Бога, Которому посвящен храм, и других людей, которые будут собираться в этом храме. Если же любви нет, то не будет и храма. Найдется тысяча причин его не строить, затянуть или отложить работы. Вот и получается, что поистине храм «созиждет» любовь, то есть Сам Бог.
Также и Церковь, главой которой является Бог, также созидается богослужениями, молебнами, крестными ходами, конференциями, пленумами, комиссиями, чтениями, выставками, концертами, лекциями и иными делами и мероприятиями только в том случае, если они совершаются с любовью к Богу и ближнему. Если бы мероприятия были важны сами по себе, то Христос сказал бы: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете много работать», но Он сказал: « если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13, 35). Если бы дела были важны сами по себе, то апостол Иоанн сказал бы, что Бог есть «дело», но он сказал: «Бог есть любовь» (1 Ин. 4, 8).
Означает ли это, что всё остальное не важно, что перечисленные выше церковные дела не имеют смысла, и потому не нужны. Ведь когда-то на заре истории Церкви, когда христиане были гонимы и собирались в катакомбах, у них не было не только пленумов и воскресных школ, но даже икон и храмов. Может, стоит к этому вернуться?
Что на это ответить? Не исключено, что в будущем, если на то будет воля Божия, это может повториться. А сегодня давайте ценить то, что есть. В том числе редкую возможность для Церкви открыто свидетельствовать в современном обществе о Христе. Будем ценить духовную свободу, которую в годы гонений отстояли и вымолили не мы, а наши деды и прадеды Новомученики и исповедники XX века.
Означает ли это, что всё остальное не важно, что перечисленные выше церковные дела не имеют смысла, и потому не нужны. Ведь когда-то на заре истории Церкви, когда христиане были гонимы и собирались в катакомбах, у них не было не только пленумов и воскресных школ, но даже икон и храмов. Может, стоит к этому вернуться?
Что на это ответить? Не исключено, что в будущем, если на то будет воля Божия, это может повториться. А сегодня давайте ценить то, что есть. В том числе редкую возможность для Церкви открыто свидетельствовать в современном обществе о Христе. Будем ценить духовную свободу, которую в годы гонений отстояли и вымолили не мы, а наши деды и прадеды Новомученики и исповедники XX века.
К тому же можно привести такую параллель. Известно, что, «с милым рай в шалаше». Но, как бы не было хорошо в шалаше, все мы понимаем, что, говоря языком науки, «источник» этой радости вовсе не «шалаш», а «милый». Точнее любовь, которая вас соединяет. Потому что, если действительно любишь, то, как не постараться рядом с «шалашом», с которого началась ваша совместная жизнь, «построить дом, посадить дерево, воспитать сына или дочь»? На то и дана жизнь, которая полна малых и больших дел.
Важны дела и в Церкви. Не зря апостол Иаков, «брат Господень», пишет, что «вера без дел мертва» (Иак. 2, 20). Лишь бы эти дела совершались не ради «галочки», «принципа», «карьеры», «эффективного менеджмента» или «отчетности», а «во славу Божию», то есть во славу, в преумножение любви. Тогда один добрый взгляд или слово могут сделать больше, чем целый епархиальный отдел. Иначе всякое администрирование становится тягостным и даже невыносимым. Особенно, в Церкви.