Сирень была рассветна и густа.
Весь май, казалось, вырядился ею.
И сел, обмякнув, видимо, устал
Под невообразимою сиренью.
Неслось по улицам гудение шмелей,
И щебет птиц протискивался в парки.
Весна рядила всех под королей
И горностайно ляпала помарки.
И пыль крутилась, как ключи на пальце,
И город шепеляво шелестел
От маяты, растянутой на пяльцах
Бокастых площадей. И, словно мел,
В руке крошился тонкокостно юной
К доске прижатого вопросом школяра.
Сорила вишнею и яблоней безумно
Такая же безумная весна.
А мне, поэту, было все в палитру,
Все перецветье вкладывалось в лист.
Так, словно выпили привычную поллитру
Художник и беспечный пианист.
А было это было этим годом,
Искал пять звездочек в сиренях и нашел!
Пишу весну красиво и свободно
Так забивают с углового гол!
«Душа твоя стихам открыта»
Душа твоя стихам открыта,
Я видел все, когда тебе
Читал, что было мной изрыто
На изблокнотовом листе.
Читал весь бисер запятошный,
Все кружево кривлястых букв,
С усердием читал, дотошно,
Из первых уст, из первых рук.
Ты молча слушала На палец,
Мотала локон-серпантин
Мой поэтический скиталец,
Ценитель всех моих чужбин.
«В любви, пусть самой скромной и земной»
В любви, пусть самой скромной и земной,
Всегда таится глубь любви Небесной.
Свободно в ней для жертвенности место
И для благого выстрадан покой.
В любви земной, такой обыкновенной,
Такой тишайше тихой и простой
Найдется то, что мерой неразменно,
Что не исчезнет в ней за суетой.
Ночью
Ночью
Июньским у ночи был цвет
Цвет лунно-василькой тени.
Истертым абрисом монет
Кривились на крыльце ступени.
Шепталась сонная трава,
Ель лапами в ответ вздыхала.
Их темно-синие слова
Душа стихом воспринимала
Воспринимала, как напев
Баюнный, сказ июньской ночи.
Вздыхало небо. Нараспев,
Слезами звездных многоточий
Слагались строфы в этот час.
Был странен контур откровений
И трав, и старой ели глас,
И скрип рассохшихся ступеней
Ночной сеанс
Июня оказалось много.
С какой-то сельской прямотой
Сползал к вечернему порогу
Полуденной истомы зной.
И так до полночи до самой,
До всех обещанных прохлад,
Был в этот раз июнь упрямым,
Как перебравший браги сват.
Он молча подходил, садился
На край кровати, и над ним
Топленый лунный свет ютился,
Как от сырых поленцев дым.
Июнь, зевая, безразлично
Смотрел устало на окно,
Как на экран, где так привычно
Крутили летнее кино.
«Лето. Утро. Воскресенье»
Лето. Утро. Воскресенье.
Городская тишина.
За окном летают лени.
В комнате дыханья сна.
И качает тихо шторы
У открытого окна,
Сняв рассветные запоры,
Не сквозняк, а тишина.
Я ей вторю только вздохом.
А она в ответ: поспи.
Пахнет персиковым соком
От разнеженной зари,
Пахнет небом отдохнувшим,
Пахнет тенью облаков.
Что еще для счастья нужно?
Только жизни ход шагов.
Четвертое июля
Четвертое июля. Ночь.
Лампада теплится и рядом
Свеча оплывшая точь-в-точь,
Как гроздь живая винограда.
Неуловимый мускус всюду
И шепот пламени свечи.
Так прикоснулось сердце к чуду
Дыханью Ангела В ночи
Такой исполненной покоем,
Что лишним в ней казался сон,
Молились обрученных двое
Моя душа и рядом он
Ее Хранитель белокрылый
На соблюдение путей,
Что были часом тем открыты
И вверены незримо ей.
«Где так неуловимы чувства»
Где так неуловимы чувства,
Но с ароматом диких трав,
Подобно мастерам искусным
Сквозь неразгаданность оправ
Доносят цвет и свет, и время
Стихи Природы. Чье творенье?
Кто дал утрам и вечерам
Незримый ход, строке подобный?
И, сделав ритм ее свободным,
Позволил течь к людским сердцам.
Как тонок глас чтеца природы!
Как слог его неповторим
От кобальта небесных сводов
До пагуб ливневых стремнин,
Ветров суровых хороводов
И рева изгнанных лавин
И кем бы ни был гений славный,
Посланник ли богов, стихий,
Он поверяет вновь с заглавной:
Любовью пишутся стихи.
Любовью пишутся законы,
Что просветляют в нас слова,
Любовью пишутся иконы
И ею льют колокола.
Любовью мать благословляет
Дитя на жизнь. Из крестных вод
Любовь на царствие венчает
Пришедший к Истине народ!
«Такой простор, такое благолепье»
Такой простор, такое благолепье
И утро в дымке талой, и восход.
Российское родное благоцветье
Смешенье летних трав и вешних вод.
В палитре строф невинное смущенье
От соприкосновения с родным.
И плачу я опять стихотвореньем
Пред образом открывшимся святым.
Приими, Русь, сердечное прошенье,
Услыши велигласную строку!
А для чего дается вдохновенье,
Как не для возгласа извечного: Могу!
Как не для перводара, первошага,
Как не для вдоха вечной жизни! Вслед за ним
Живой становится обычная бумага
И фимиамом дум сожженных дым.
О, сколько раз мне радость открывалась
В словах неповторимой новизной!
И все, к чему незримо прикасалась
Душа, к чему в ней вызревал покой,
Все нотой высшей нотою звучало
Девятой нотой сфер, и c нею в лист
Не стих, а кровь, да кровь стиха стекала,
Как по киотам златотканье риз!
Свой дождь
Свой дождь
Не просто дождь, а тот, что в душу
Стучится каплею своей.
Такого, веришь, надо слушать,
Такой и верного верней.
Он открывает без отмычек
Души поверившей замки.
И вот, уже, подвалы хнычут
И всхлипывают чердаки.
И оттого, конечно, легче
Душе и на душе, друг мой.
Так будь и впредь к дождю доверчив,
И он поделится с тобой.
Однажды так оно и будет:
Прильнешь к стеклу, а за окном
Не дождь, а плач знакомых судеб,
Душой сокрытых. Под замком
Душа хранила те печали,
Что горькой тяжестью звала,
И в неба вглядываясь дали,
Среди дождей свой дождь ждала.
Древо познания
Мне встретились не на картине
И не в изгибах тайных грез
Четыре древние стихии,
Их коих человек возрос.
О Древо, не в тебе ли воля?
Не ты ль объединило их,
Собрав четыре равных доли
Бессменных сыновей своих
Подобно струнам, что над декой
Творят Орфея чудеса,
Тем предрекло для Человека
Тяжелый Путь на небеса!
«Я детский пыл храню поныне»
Я детский пыл храню поныне.
Мне сердца тысячи миров,
Как в удивительной картине,
Пытливый дух открыл. Готов!
Я пешеход Земли и с детства
Иду, куда глаза глядят.
Мне ветер подарил оркестр,
А солнце золото наград.
И на строфы седой вершине,
И на равнине верных строк
Я детский пыл храню поныне,
Как жизнью заданный урок.
«Откуда все твои приметы?..»
Откуда все твои приметы?
Откуда тишь твоих шагов?
Твоей улыбки дивной меты,
По коим я идти готов.
Откуда эти начертанья
Ресниц, исполненных росы,
Откуда все очарованья,
Что привела с собою ты.
Откуда, ты пришла такая?
Откуда, ты явилась вдруг?
Из неизвестного мне рая?
Из завершенья вечных мук?
И то, что тишиной писалось
В моих завещанных стихах
Твоей душою оказалось
И именем твоим назвалось
В минутах кратких
и в веках!
«В охапку знания и чувства»
В охапку знания и чувства
Собрал, но в этот раз не взял
С собою прелести искусства,
А, не раздумывая смял!
Все, что вчера еще питало
Юнца тщеславного во мне
Природа Духа разметала.
И, повернув лицом к стене,
Сказал мне: Так, видишь, зритель,
Как взор суеты недалёк!
Отныне гроб твоя обитель
И неспособность твой полёт!
И с этого пустого места
Взрасти души благую часть!
Ты до конца хотел быть честным?
Так истреби в себе всю власть!
Божьим промыслом
Пусть не часто, но все же, бывает:
Кто-то руку кладет на плечо,
Будто все, что измучило, знает,
Словно ведает горечь. Ещё
Понимает тебя понимает,
Как никто, никогда не поймет.
Пусть не часто, но все же, бывает
Кто-то в сердце заглянет твое.
Он не ходит по сердцу с советом,
Но присядет и молча сидит,
А душа наполняется светом,
Это значит, что совесть и стыд,
Нареченные спутники жизни,
Не покинули душу твою.
Это значит, что вовремя высек
Ты надменную гордость свою.
Это значит, что есть еще время,
Время жить как положено жить.
Это значит, что в плоде есть семя
И протянута все-таки нить.
Это значит простили, поверив,
Непутевую душу твою.
Это значит, пути есть и двери.
Это значит
ты снова в строю!
«Детство ушло и закончилось лето»
Детство ушло и закончилось лето,
Долгая осень теперь впереди.
Жизнью составлены планы и сметы,
И в неизвестность плывут корабли.
Дальше и дальше от детства уводит
В дальние годы кто-то тебя.
Так незаметно она жизнь проходит
По нечитаемым календарям.
Так незаметно, как в кассе вокзальной,
Годы меняешь на дни отпусков.
И по привычной шкале пятибалльной
Ценишь на троечку новый улов.
Так, незаметно, но сеют иные
В школьных тетрадях значки на полях
Все же, кто знает? Пройдя запятые,
Может быть с детством своим, как впервые,
Встретимся вновь, ничего не тая
Все-таки круглая наша Земля!
Критика
Критика
Я на четыре разделил мечту,
И компас выставил, и ветер дуть заставил.
Теперь на всех ветрах меня несут,
К тебе, хранительница,
«самых честных правил».
Ты лучше знаешь, как оно должно
Быть, выставляя выверено ризки,
И к исключениям, так словно бы назло,
Приводишь цензора из казематов мыслей.
Но я поэт и ты меня прости,
Когда словами на ветра бросаю.
У жизни два ответа два пути
С одним я верю,
а с другим я знаю.
Ка-пи-тан
Ах, Детство, мне спросить пора,
Но не щади меня обманом
А есть ли двор, где б детвора
Сейчас играла в капитанов?
И где б приятели мечтали
Об океанах и морях.
Не понаслышке бы, а знали
О веслах, мачтах, якорях?
Где б вечерами в час закатный
Смотрела в небо ребятня,
И кто-то, что за первой партой,
Воскликнул: «Впереди земля»!
Ах, Детство, ты же знаешь все
И даже то, что дальше далей,
Неся посланья вечных звезд.
Пусть это нам не задавали,
Пусть это мы не проходили,
Но если есть тот Капитан,
То непременно станет былью
И шанс, что жизнию нам дан!
Слышу
Может нужен подоконник,
Чтобы слушать, как с утра,
Нет, не дождь, а сотни пони,
Цокая, ведут парад?
Дождь пустячный и лошадок
Маленьких назначил он
Капать-цокать, цокать-капать,
Настроеньям в унисон.
Дождик летний, полусонный,
Тот, что с раннего утра.
До чего же мне знакома
Эта детская игра!
На боку, под одеялом,
В сладкой дреме слышу я
Поворотный скрип штурвала
Хриплый голос корабля.
Слышу чаек, ветер слышу,
Сиплый боцмановский бас.
Парусов дыханье пышных
И шипучих волн рассказ.
Жмурюсь так, чтоб лучше видеть,
Провожающих и тут
На-сто-я-щий лет-ний ли-вень
За окном Да, в пять минут!