Иоанн Златоуст в одном из Слов советовал в воскресный день каждому христианину откладывать некую сумму денег, пусть даже самую маленькую, для помощи тем, кому хуже, чем тебе. Эти деньги надо считать святыми, и брать из них для себя должно быть категорически запрещено. При таком обычае самый бедный человек раз в месяц будет способен на реальную милостыню. И давать он ее будет тому, о ком знает, что там нужда реальна. В случае же общественных нужд не нужно будет отрывать что-либо от семьи. Деньги уже будут собраны. Все это очевидно до банальности, но в силу незадействованности звучит как неизреченные глаголы, слышанные Павлом на третьем небе (см.: 2 Кор 12:4).
Никто пусть не считает себя по бедности неспособным на милостыню. Таковой обречен быть нищим до последнего вздоха. Евангельская вдовица с ее двумя лептами живой упрек всем, кто не хочет думать о чужих нуждах.
Молитва и пришедшие вслед за ней взаимная любовь и сглаживание имущественного неравенства, врачевание житейских ран христианским милосердием вот что от нас ожидается. Причем эпоха накладывает на жизнь свою особенную печать. Мы привыкли к тому, что раньше кто-то один (прп. Антоний Великий, прп. Серафим Саровский, прп. Сергий Радонежский) достигал реальной святости и к нему стягивались ученики. Люди тянулись к святым словно к солнышку погреться. Возникали обители, возле которых с радостью селились мирские люди. Святость одной души грела тысячи душ, устраивала быт, давала смысл бытию. Нынче многое изменилось.