Ну и? Сколько выпил-то, спрашиваю?!
Две поллитры.
А с кем пил?
С механизатором нашим, с Коляном Орловым.
И куда ехали?
За самогоном, виновато, опустив глаза в пол, отвечал водитель.
Настолько шары залил, что мотоцикла не увидал?
Да он шибко ехал больно. И прямо нам навстречу. Мы объехать его решили, да вот вишь как получилось
Как?
Ну мы-то повернули, чтоб объехать, а он видать тоже объехать решил и тоже повернул, ну и опять навстречу получилось И вот
Вот А если бы он умер от удара? Ну ты представляешь, что такое ЗИЛ и что такое японский мотоцикл? Я удивляюсь, как от него вообще еще хоть что-то осталось!
Ну не умер же.
Ну это понятно. Я говорю, а если б умер?..
Жалко было бы
А жену свою тебе не жалко?
А чего ее жалеть, бей бабу молотом, будет баба золотом
А того, что я тебя сейчас арестую, потом суд, влепят тебе трешник за милую душу, так кто семью-то кормить будет?!
Призадумался Василий. Почесал репу.
Так за что ж трешник-то?
За порчу имущества, за езду в пьяном виде, за нанесение телесных повреждений гражданину Японии
Подданному, поправил дознавателя переводчик, стоящий в дверях вместе с мистером Сякамото.
Дознаватель осекся, и прошептал Василию на ухо:
Проси его, мудила, чтоб он тебя простил, иначе не видать тебе света белого года три, а мне отпуска, пока я с твоим гребаным делом не раскидаюсь И добавил, обращаясь уже к японцу: Мистер Сякамото, этот человек признается виновным в ДТП с участием Вашего мотоцикла. Можете предъявить ему свои претензии, а также инициировать уголовное дело в его отношении.
Что ему грозит? осведомился японец. Переводчик перевел.
До трех лет лишения свободы.
Задумался Крис. Никогда самурай не стал бы обижать человека, оказавшегося в заведомо бессильном положении по отношению к нему. Глаза и вообще весь внешний вид этого человека, еле живого от пьянства, что по ошибке было истолковано японцем как глубочайшая степень раскаяния, однозначно говорили ему, что, встреться они с ним в равном положении на поле боя, то самураю следовало бы храбро принять бой. Но здесь, в кабинете жандарма, ни о каком бое не могло быть и речи. Высокая самурайская честь говорила ему о том, что только прощение и отдача были наилучшим вариантом поведения для него в эту минуту.
Я не имею к этому господину никаких претензий за исключением починки моего мотоцикла.
Переводчик снова перевел текст. Василий и дознаватель просияли.
Так это мы мигом сладим, обрадовался водитель.
Вот и отлично, разделил его радость дознаватель. Теперь давай, подписывай протокол, плати полторы тыщи штрафа в доход государства и пошел вон с глаз моих.
За что полтора косаря? возмутился водитель.
За нарушение ПДД. Мы что тут все, зря работали? Нет уж, хрен тебе. А если не хочешь платить сейчас в камеру затолкаю, пятнадцать суток схлопочешь за сопротивление моему законному требованию. Подписывай, дурак, тебе говорят!
Поворчал Василий да и подписал. Мисима же, а тогда еще Николай Орлов, стал случайным свидетелем этого разговора он стоял в предбаннике кабинета председателя в конторе колхоза и подслушивал, о чем же говорят дознаватель и его давешний собутыльник. И в итоге разговора его так воодушевили слова японца, проявившего неслыханное в здешних местах милосердие к человеку, лишившему его транспортного средства и некоей части здоровья, что не удержался Николай и от умиления и переизбытка эмоций побежал в туалет. А, засев здесь за обдумывание всего происходящего, он поневоле обратил внимание на книгу, оставленную еще недавно японцем. Взял ее в руки Поначалу имя Юкио Мисима (в скобках было указано настоящее имя великого писателя Хираока Кимитаке) ни о чем не сказало Николаю Но стоило ему открыть первую страницу и вчитаться в то, о чем там говорилось, как весь его внутренний мир, накопленный за тридцать без малого лет собирания шишек и камней, в одночасье рухнул и заменился миром иным благородных самураев, преданных гейш, отважных ронинов, ароматной сакуры и теплого, согревающего сердце и душу саке
Узнал Николай из этой книги много удивительных фактов, но более всего запомнилось ему, что самураи легендарные воины и, возможно, самый известный класс людей в древней Японии. Они были благородными бойцами и боролись со злом (и друг с другом) при помощи мечей и ужасающего внешнего вида, следовали строгим моральным правилам, которые управляли всех их жизнью. А самое главное и завораживающее в их жизни это, несомненно, смерть. Ритуальное самоубийство. Харакири. Как же это красиво
От увлекательного чтения описания способа долженствующего самураю ухода в мир иной Николая отвлек крик Васьки, вываливающегося из конторы под одобрительное улюлюканье толпы зевак, обступивших крыльцо. Выйдя из нужника, Николай увидел шедших в обнимку японца и Василия.
Смотри, Колян, во мужик! восклицал Василий. За меня штраф заплатил.
Какой?
За нарушение ПДД.
Ну и дела присвистнул Николай. В руке он сжимал оставленную японцем книгу на бумажки разорвут, сметливо решил он, и в целях своего личностного роста решил-таки спасти произведение искусства от деревенского варварства. А что с мотоциклом-то делать будешь?
Починим. Сейчас выпьем да починим
Десять дней проживал Крис Сякамото в доме Василия Чебышева. Пили, кутили, веселились. Пока наконец от жены Криса не пришла гневная телеграмма, содержащая обеспокоенность за мужа, и не заставила его вернуться в родные пенаты самолетом. Мотоцикл был оставлен японцем Василию в расчете на его совесть и качество починки, однако, спустя неделю после отъезда мистера Сякамото, был сдан нерадивым шофером в металлолом в поисках денег на бутылку. Так, казалось бы, бесславно кончилось путешествие славного японца по не менее славной стране. Но вместе с этим началась славная, новая, удивительная история уже не Николая Орлова, а храброго самурая и поэта, сидевшего все эти годы глубоко внутри него и только сейчас начавшего набирать высоту своего полета.