Похожий был у моего отца. Когда он пьяный разгуливал по дому, не потрудившись надеть бельё или, хотя бы запахнуть полы халата, я всегда прятался под кровать в маминой комнате. В такие дни он просыпался не в духе и, забыв, что мама на работе, грязно ругаясь, искал её по всему дому. Чем дольше он её искал, тем больше возбуждался, и задевал за все углы своим эрегированным членом. Снова грязно ругался, потом падал на диван и засыпал, теперь уже надолго, и я выходил из своего укрытия. Закрыв глаза, я постарался прогнать воспоминания, нахлынувшие так некстати. Мать, уходя на работу рано утром, не будила меня, и только с вечера наказывала уходить к бабушке на соседнюю улицу, если отец был дома и спал пьяный. Но я никогда не уходил. Даже если я не успевал спрятаться, отец, увидев меня, серьёзно вопрошал: «А ты уже обедал?» Сейчас, с позиции прожитых лет, это выглядит комично полупьяный папаша в одном распахнутом халате и со стоящим по стойке «смирно» «флажком», интересуется у маленького сына не голоден ли он. Отец никогда меня не обижал и, наверное, по-своему любил. Мы шли с ним в кухню, разогревали обед, он рассказывал мне, пятилетнему мальчишке, о своих донжуанских похождениях, теперь я думаю, что он безбожно врал, учил, как правильно обращаться с цыпочками, так он называл девок из соседней пивной, и как правильно пробить бант. Потом мы смотрели телевизор, до самого возвращения мамы. Я долго скучал по отцу, когда он, как говорила мама, уехал на заработки. На самом деле он пропал без вести на долгие восемь лет. Потом его нашли в психушке соседнего штата в невменяемом состоянии. Оказалось, что он пробыл там все эти годы, после того, как получил травму головы в какой-то драке, совсем недалеко от дома. Документов у него при себе не было, его сочли бродягой и определили в приют для душевнобольных. Мама, не смотря на то, что уже сошлась с Майклом, всерьёз собиралась забрать отца домой. Но её отговорили доктора. Самое большее, что вы сможете для него сделать, это перевести в более комфортабельную больницу, говорили они. Мама так и поступила, и мы ещё пять лет ездили его навещать каждый уик-энд. Как-то, глядя на отца в инвалидной коляске, дремавшего на свежем воздухе в больничном парке, мама сказала: «И кто бы мог подумать, что когда-то этот человек с блеском окончил Саффолк», и заплакала.
Уже потом, когда я стал взрослым, моя мама Тина призналась, что отец начал пить после того, как у неё случился выкидыш. А к моменту моего появления на свет, он уже был законченным алкоголиком, и продержался всего несколько недель, помогая маме ухаживать за новорожденным. Но как только приехали бабушка с дедушкой, снова самозабвенно запил и больше уже не останавливался.
Я тряхнул головой и, вспоминая лекцию преподавателя психологии об ассоциативной природе воспоминаний, снова посмотрел на дом, где скрылся мужчина в полосатом халате. Мне показалось, что на одном из окон дрогнула занавеска. В гостиной зазвонил телефон, я закрыл входную дверь и поспешил снять трубку. Звонила соседка, мисс Торн. Она увидела мою машину и спросила, как я попал в дом. Всё ей объяснив, и пообещав удалиться тем же путём, я спросил, кто живёт в доме напротив? «Джуди Ламс, учительница химии на пенсии», лаконично ответила мисс Трамп и положила трубку. Я отправился наверх, но уже по центральной лестнице из гостиной. В доме было чисто. Даже в тот злополучный день, когда я застал здесь Керол с трансвеститами, во всех комнатах царило запустение и кислый воздух непроветриваемого помещения. А теперь, мне показалось, что отремонтированы гостиная и холл, а на втором этаже чувствовался запах свежей краски. Может Синди кому-то сдала дом? Но почему ничего мне не сказала? А впрочем, не моё дело. Официальный арендатор не стал бы убегать, услышав, как я зашёл.
Комната Керол была заперта. Я нашёл связку запасных ключей в кладовке рядом с ванной. Когда замок щёлкнул, возвестив тем самым, что я, наконец, подобрал нужный ключ, я растерялся. Несколько минут я стоял, не решаясь распахнуть дверь и войти в комнату Керол. Я помнил, как укладывал её спать, а она кидалась в меня туфлями и обзывала занудой, за то, что я не стал выслушивать её пьяные излияния и попросил отложить все разговоры до утра. Но когда я вернулся рано утром, Керол уже уехала на работу, и снова не ответила на мой телефонный звонок. Та встреча была последней, когда я видел Керол живой. Ещё долго я мысленно проклинал себя, что уехал тогда к себе. Нужно было переночевать в гостиной, чтобы утром поговорить. Каждый вечер я приезжал к этому дому и допоздна ждал Керол. Но она не приезжала, видимо нашла себе другое укрытие. Однажды к дому подъехала полицейская машина, и пожилой полицейский спросил меня, кто я, и почему припарковал машину напротив дома семьи Уильямс.