То есть вы будете одновременно в нескольких местах сразу? недоверчиво спросила Биккина. Помоему это нарушает принцип самопоследовательности Джона Уилера. Движение квантовых волн, связывающих настоящее с прошлым и настоящее с будущим, изза хаотичных множественных перемещений перестает быть логичным, и одна квантовая волна погасит другую.
Звёздочкин расстегнул олимпийку и почесал волосатую грудь.
Лифт видишь? спросил он.
Да.
Зайдешь туда, наберешь нужный год и отправишься в прошлое. Чего прощето? Обезьяны по мобильнику разговаривают, а ты в трех кнопках запутаться боишься. Ну, народ пошёл Соломон Ибрагимович, твоя очередь. Сейчас, товарищи, вас познакомят с правилами техники безопасности, слушайте внимательно и запоминайте. Потом подойдёте и распишитесь в журнале, что ознакомлены. Ясно?
А надолго эта лекция? спросил Николай.
Время, как вы уже поняли, ответил ему экскурсовод, величина непостоянная и относительная.
Изза стола поднялся Соломон Ибрагимович, обвёл притихших туристов доброжелательным взглядом и сказал:
Дорогие мои, будьте осторожны!
После чего уселся обратно. Долгую минуту над рядами слушателей висела пауза, затем они начали недоуменно переглядываться. Звёздочкин повернулся к коллеге и вопросительно посмотрел на него.
У меня всё, Мишенька! добродушно произнёс Соломон Ибрагимович.
3
Мало кто, перечисляя виды общественного городского транспорта, вспомнит про лифт. Между тем, если подходить строго формально, лифт точно также перемещает нас в городском пространстве, как автобус, трамвай или такси. Да, не дальше последнего этажа, ну и что? Он даже более общественный, чем любой другой, ведь пассажиры управляют им сами. И более безопасный: еще не было в истории случая, чтобы лифты столкнулись друг с другом.
Перед отправлением их группы Соломон Ибрагимович неожиданно подошёл к Муравскому.
Коленька, зашептал он на ухо Николаю, нервно оглядываясь на своего коллегу, простите великодушно, что я так запанибратски к вам. Вы ведь с тремя прекрасными дамами в май 77го отправляетесь?
Перед отправлением их группы Соломон Ибрагимович неожиданно подошёл к Муравскому.
Коленька, зашептал он на ухо Николаю, нервно оглядываясь на своего коллегу, простите великодушно, что я так запанибратски к вам. Вы ведь с тремя прекрасными дамами в май 77го отправляетесь?
Николай кивнул.
Кот мой там! сообщил Соломон Ибрагимович. Пропал без вести во время эксперимента. Если встретите, будьте так добры захватить с собой я заплачу. Я все расходы с лихвой возмещу, не извольте беспокоиться!
Тот самый смоленский кот? удивился Николай.
Какой он смоленский! замахал на него руками Соломон Ибрагимович. Это всё блоггеры в социальных сетях выдумали. Мой личный кот! Все глаза я по нему, Коленька, выплакал.
Но как я узнаю, что он ваш?
Он вас сам узнает! Понимаете, Коленька, животные в отличие от людей время чувствуют подругому, я в этом убеждён. Там для него все чужие, а вы родной. Это как если бы вас нечаянно забросили к разумным осьминогам, а потом вы землянина повстречали. Пусть даже самого распоследнего папуаса.
Хорошо! пообещал Муравский и ободряюще похлопал собеседника по плечу. Я вашего кота изпод земли достану, я настырный.
Он поспешил вслед за группой и догнал её уже в лифте.
Муравский, Биккина, Стасенко, Соколова, сверился со списком Звёздочкин. Адреса, по которым вы будете проживать, у меня записаны. Как только система включится, вы окажетесь каждый в лифте своего или соседнего дома и выйдете на первом этаже. Тааак, Биккина, вижу, у вас опять вопрос?!
Это не вопрос, товарищ экскурсовод! Это ответ! Физик Фейнман когдато за него Нобелевскую премию получил. Его теория циклического времени, когда в одной точке пространства исчезает электрон, а в другой одновременно с ним исчезает позитрон
Прекратите! взорвался Звёздочкин. Изза ваших идиотских вопросов я нультаймеры забыл. Стойте здесь и никуда не выходите из лифта, иначе ктонибудь его займет. Я мигом.
Половину бед человек совершает, когда рукиноги думают быстрее головы. Стоит последней гдето задержаться, как они чтонибудь да сотворят: прольют горячий кофе, шагнут в попавшуюся на пути лужу или нажмут неподходящую кнопку. Волна незаслуженной обиды, вызванная окриком экскурсовода, заставила Минну покраснеть и отвернуться. Взгляд её упал на монитор лифта времени, где уже высвечивалась набранная дата 17 мая 1977 года. Но Минна не осознавала увиденного, её мысли были заняты отповедью экскурсоводу. Рука же машинально дотронулась до клавиши «Пуск» и надавила её.
4
Дядя Серёжа жил в центре города, напротив стадиона. Когда наши забивали гол, весь дом вздрагивал от восторженного рёва болельщиков, а когда пропускали от их тягучего разочарованного стона. Следить за ходом матча можно было, лёжа в ванной или даже сидя в туалете и просматривая, нет ли чего интересного в аккуратно нарезанных листках газеты «Труд». Центр города совсем другая жизнь. Здесь просторные квартиры и высокие окна, чисто в подъездах и никто не ругается матом. Старушки в центре интеллигентно завязывают губы бантиками и смотрят на прохожих, словно стряхивают их лица с рукавов своих строгих платьев. Окраина грубее и проще, но искреннее. И всё же Николай любил гостить у дяди, которого все почемуто называли на заграничный манер Серж.
Коля!
Муравский приоткрыл один глаз и посмотрел на дверь. В квартире дяди у молодого человека была своя отдельная комната, и сейчас в дверь заглядывала тётя Марина.
Каша на плите, сообщила она. Мог бы и предупредить, что приедешь, я бы продуктов купила! Ты же собирался на море отправиться.
«Какая она молодая!» почемуто подумал Николай.
Изза странного ощущения, что тётя должна выглядеть старше, он даже замешкался с ответом.
Мы вернёмся поздно, сегодня в театре премьера, а потом по этому случаю банкет, и твой дядя Серж удостоит бедных актёров своим посещением. Подозреваю, что изза банкета директор обещал поставаить настоящий французский коньяк.
Через секунду изза тётиного плеча показалась дядина голова:
Салют, Колька! он тоже показался Николаю чересчур молодым. Во сколько это ты к нам пожаловал?
Не помню, ответил Николай.
У него было странное ощущение провала в памяти, словно он вчера крепко выпил. Но ведь не пил! Он точно помнит, что не пил собирался отправиться с друзьями на море, но в результате оказался в соседнем городе.
Из ванной Николай вышел весь в порезах, несмотря на то, что в бритвенном станке стояло индийское лезвие, а не отечественная «Нева». Долго ожидал, пока закипит на плите чайник, изучая телепрограмму в газете «Труд». «Отзовитесь, горнисты», «Шахматная школа», «Ленинский университет миллионов», «Полевая почта «Подвига». Слова казались знакомыми и далёкими одновременно. Пробежал глазами по заметкам рядом с телепрограммой: в ФРГ исчезают белые аисты, в Италии процветает торговля детьми, в Монголии начали готовить кумыс из сухого кобыльего молока. Странная двойственность восприятия не уходила: лёгкость и какаято юная жажда бытия с одной стороны и смутное тревожное ожидание будущих бед с другой. Кроме того, Коля совершенно не понимал, почему не уехал вчера с друзьями на Черное море. И что делать две недели здесь в городе тоже. Вода закипела, и он принялся стучать дверцами кухонного гарнитура, ища чай или кофе. Ни того, ни другого не было.
«Надо позвонить тёте», подумал Муравский и полез в карман.
И тут же остановился, не понимая, что там ищет.
Да что это со мной! раздраженно воскликнул он.
Решительно направился к телефону в коридоре, сграбастал трубку и набрал номер гримёрной.
Марину Глазунову, попросил он. Богатой, тёть, будешь не узнал! Где у вас чай в пакетиках лежит?
В каких пакетиках?
Вопрос поставил Муравского в тупик. Пока он соображал, откуда на его язык выскочили неведомые пакетики, Марина протараторила:
Заварка в жестяной банке на верхней полке шкафчика. И всю жизнь там была, ты ещё не проснулся что ли?
Наверное, сообщил Николай и положил трубку.
Теперь он вспомнил яркую цветную банку, куда родственники высыпали чай. А через десять минут с невероятным аппетитом уминал за обе щеки рассыпчатую пшенную кашу и пил горячий крепкий чай. Ничего вкуснее он не помнил с самого детства.
Машин на улице оказалось мало. Можно было переходить улицу в неположенных местах неспешным прогулочным шагом. Город ощущался просторным и спокойным, словно за ночь из него убрали всё лишнее. Стерли крикливые краски, снесли ненужные здания, а у оставшихся обрубили верхние этажи, освободив горожанам доступ к небу. Впрочем, красок городу и теперь хватало: взгляд цеплялся за отдельные детали, выхватывая их из окружающего пейзажа: красную телефонную будку, жёлтую бочку кваса, черный киоск «Горсправки». По характеру Николай был общительным, активным человеком и необычная заторможенность, раздвоенность, проявившаяся утром, постепенно отступала. На площадке перед ДК он притормозил у лотка с мороженщицы, к которой в этот жаркий день выстроилась очередь.
В Анапе нынче так всё дорого! жаловалась стоявшая перед ним дама подруге.
Спекулянты! поддержала её подруга. Думаешь, они гденибудь работают? Числятся только! А сами на нетрудовые доходы живут.
Так вы в Турцию слетайте, не удержался от совета Муравский. Дешевле обойдётся.
Женщины развернули к нему массивные бюсты и молча измерили взглядами с ног до головы. Мысль Николая, наконец, догнала язык, и он понял, что сморозил глупость. Отдохнуть в Турцию можно было слетать, только захватив самолёт. Но это выходило гораздо дороже поездки в Анапу.
Да пошутил я, неловко улыбнулся он.
Ощущение раздвоенности вернулось вновь. Но из природного упрямства он не ретировался, а терпеливо достоял очередь и купил мороженое. Через квартал Николай стал в следующую очередь, так как одной порции этой невероятной вкуснотищи ему показалось мало.
Странные оговорки не давали Николаю покоя. Но стоило задуматься о них, как мысли таяли и растекались, словно сливочное масло на горячей сковороде. Сосредоточиться никак не удавалось. Он вдруг вспомнил, как попал в квартиру дяди: вышел из лифта на первом этаже соседней девятиэтажки, затем на улицу и по ней до стадиона и дядиного дома. Кажется, светила Луна и звёзды висели совсем низко. Во дворах совсем не было машин. Ни одной. В этот момент до сознания Николая донесся чахлый кашель машины, не желавшей заводиться. Яркокрасная «копейка», первая модель «Жигулей», стояла с разинутым ртомкапотом у тротуара. Из кабины выпорхнула молодая женщина в модном спортивном костюме и косынке, повязанной на манер банданы, и беспомощно оглянулась вокруг. Муравский свернул к машине: