Расскажи, расскажи бродяга. Pulp fiction - Михаил Буканов 9 стр.


КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Гуано

Слышь, пацан! Гуано купишь? Дёшево отдам, сам приобрёл по-случаю. И использовал бы сам, да денег надо. Только условие одно  самовывоз! Я транспортные расходы не потяну. А так легко продам, как говорится  из рук в руки, куплю брюки, хотел бы боты, для нашей босоты! Но обувь слили на три-четыре. Берёшь гуано? Какие боты? Да никакие! Это ж, рынок, братан, вот я разговоры и разговариваю. Сам понимаешь, слово за слово, хером по столу, я в барыше, а ты на скучном шише! Без обид, мен! Так договорились? Чего такое это самое гуано есть? Ну, ты и серый! Просто лапоть неразношенный. Я тебе полчаса толкую, а до тебя, как до жирафа, этого фраера ушастого! Это же у меня чистое органически и по химическому составу удобрение. Чудо современного рынка. Урожай поднимает, как ваягра соответствующий орган. Импортная вещь. Купишь  оценишь! Все соседи к тебе сбегутся смотреть. Вот ты чего выращиваешь? Овёс? Сразу на ветках пряники овсяные висеть будут. Есть устанешь, а уж про срывать готовые изделия с кустов овсяных, стремянка понадобится! Арбузы подкормишь  ветки не выдержат. Сумасшедшее дело! Один со мной не посоветовался, сам подкормил кукурузу, а не учёл, дупель пусто-пусто, что она генно модифицирована была. Вся, как есть, в Канаду иммигрировала. И на границе, на двух языках, канадском и американском, убежище попросила! А ты говоришь! Берёшь? Молодец! Теперь детали! Основное производство класси-гуано находится в Тихом океане. Слышал про такой? Ну, его ещё Колумб открыл, когда за черными и, там, неграми в Америку плавал. Да ты знаешь! Этот парень был работорговец известный. Я сам в кино и смотрел. Так он говорит: Негоциант! Торговец черным деревом! И зовут, мол, меня, не как-нибудь там, а Себастиан Перейра! Понял? Ты прикинь! При чём здесь Колумб? Так в кино персонаж этот играл обобщённо всех их, кто Тихий океан открывал, закрывал, короче, бороздил. Ну, и без Колумба не обошлось при всех делах конечно! Так там было государство Тувалу. Дикое место. Друг друга они жрали, соседей жрали, а также трахали всё, что движется! Совсем дикие, без штанов, но, впрочем, и при рассмотрении их под увеличительным стеклом, они при гуано! И из этого вот мирового продукта, как оказалось, состояли земли, поля, пляжи и горы. Прикинь, чистое гуано, хоть чай с ним пей! И без всякого сахара! Откуда взялось? Это, братан, страшная тайна, но тебе открою. Библию сам читал? Откуда? Оттуда! Просвещаться надо. Я тут в электричке по дела своим ехал, а какой-то комод книги по ходу движения втюхивал. Нашёл чего! Но я то время с пользой люблю проводить. Ни выпить, ни закусить не было, так я книжку приобрёл. С картинками. Называется она «Библия для трёхлетних!» Tам сам Боженька, а вокруг ничего! В натуре! И написано: Земля же была безвидна, и дух Божий носился над бездной! Секёшь? Так и с Тувалой этой было. Океан гольный, и ничего. Но заметь! Птицы были и жрали со страшной силой! А кто жрёт, тот и соответственно. Чистая физика. Чем ты больше в себя, тем больше всё наружу! Целые такие острова эдаким образом возникали. С горами, полями, лесами и человеками! И всё из птиц! Жуть! А потом, когда учёные на вкус попробовали, то и признали это вот дело лучшим в мире катализатором роста. Я даже слова научные почти наизусть выучил. И оттуда пошло  гуано! Эти, дикие которые, штаны купили, сомбреры и сапёрные лопатки. С утра до ночи роют и продают! И до того докопались, не стало у них ни хера! Из последних пальм плот смастрячили, назвали его «Кон-Тики» и в Египет уплыть хотели! Не получилось! Там гуано нет, а они по другому жить разучились! Встанет с утра, банан съест и копать! Режим. Ну, ты сам секи! Тебя в зону, лет много, братан, просидишь, так долго ещё в шесть утра подъём делать будешь! Рефлекс! Учил в школе, небось, про Павлова? Такой же! Тот, бывало, как рюмку увидит, да вилочку с грибочком на неё наколотым, сразу слюной капает. Наука! Так они теперь, я про пацанов с островов гуановых, приспособились. Живут на плотах, а за гуано в океан Тихий ныряют. Отсюда и пошло у них новое название  Островное государство Тувалу! Ну, чего, по рукам? Берёшь моё гуано? Ага! И сколько тебе продукта надобно? Ложку столовую? Ты, братан, лук ел, или так охуел? На пробу? Это тебе не мороженое! Чего его пробовать? Вот скажи, у тебя растения какие? Цветок один «Ванька мокрый»? В горшке? А чего ты бары-растабары развёл? Рынок? Слово за слово, остальным по столу и разбежались? Издеваешься? Гляди, гад! Следующий раз придёшь моё гуано покупать, обломится! Плыви, членистоногое! Ах, ты так? В морду норовишь забраться? Я тут стою, никого даже не трогаю, гуано на любителя продаю, а он меня за всё доброе в харю? Получи, фашист, гранату. А, не совсем нравится? Совсем не нравится? Привыкай! Граждане-товарищи! За что меня забирать? Я честный торговец, вот и патент у меня. Почему патент на чистку обуви, а я гуано торгую? Так Увезли!

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Случайный разговор

Слышь, парнишок, на Макаревича пойдёшь? Да не на улицу имени Макаревича. Я и не знаю такой! На концерт! Где будет? Вот скажи я тебе, в Караганде, так обидишься. А если ещё точнее? В третьей позиции женского тела. Ну, не позиции, этаже! Это- без разницы. На билете и адрес прописан. Вот. Библиотека иностранных языков. Вроде, она на Ульяновской будет. В начале. Или в конце. Дык  откуда смотреть! Сам бы пошёл, да фрака нету. А без него я и близко, как к святыне языкастой, так и к Андрею, свет Макаревичскому, близко не подойду. Не тот афект будет! Сечёшь, братан? Глянь, тут счастье будет, как выпить одну бутылку водки, одну пива, и ты на вершине, ваще, нечеловеческого блаженства. Точно как в песне о птице, которая цвета ультрамарин. Ну, существо из меди! Я эту вот самую песню давно когда-то пел. В школе было ещё. Соберёмся, мы, бывалоча, это даже до отсидок всех моих, да давай петь! Цыганка с картами, дорога и птички эти. Романтика! Новый поворот, что он нам несёт. Кто чего сосёт? И так далее. Да я тут не о тебе. К слову просто пришлось. Я про самого Андрюху этого! Какой композитор был. А повар какой! Ну с его такими талантами, да в зоновской столовой, цены бы не было! Это он момент проспал. Мог бы ещё при Советах срок мотануть, так как этот, досидент! Сейчас бы уже в Америке от тубика загибался! Нет! Не всё дано человеку. Не сумел сильно досадить советской власти. Так, в жопу то кусал, то лизал, но, всё это как бы понарошке! Что бы и правда не присесть! Ну, ясно, существо, да ещё из меди! Но, сейчас не об этом! Бери, брат, этот билет! Хрен со всем, пару пива, и разбежались! Что? У тебя с собой джин есть? Это как? В смысле, в бутылке джин? Ну, пацан, ты даёшь! Старик Хоттабыч, блин! Тебя свои тут не Волька, ибн Алёша Костыльков прозывают? Я ту историю с джином Хоттабом с детства помню. К ней ещё детектив там прилагался. «Патент А Б.» А вот о чём, запамятовал совсем! И страшная книга о путешествии во времени. Вроде, один пацан фраернулся, нырнул в прошлое, а там Ленин! Что делать! Еле выбрался. Потом всю свою жизнь букву Р совсем не выговаривал. Как китайцы! Откуда я знаю? Так мы тут это, пересеклись с китаёзами. Они в разговоре всё на Л напирают. Холосо, длуг! Вот так и говорят, суки! Жуткая, ваще, история, была, нечеловеческая! Сейчас расскажу. Слышь, братан. На, бери билет этот. В кафе? Это можно. Я на мели. Сухой третий день. Чую, придётся домой возвращаться. С женой вот поругался, так она меня из дома выставила. Ну, не убивать же бабу. Я за своё отсидел уже. И она вон тоже отсидела. Как, иногда чуток сорвёшься, так базар-вокзал! Иди говорит, отсюда. И дала мне на дорогу два сырых яйца! Ты сам прикинь! И билет этот. В насмешку! Ей на работе баба одна дала! Тоже они всегда лаялись, а тут подошла и билетик. На! В знак моего глубокого уважения к вашей красивой биографии! А моя мне его ссударила! Вот я и сугубо обиделся. В гараже заначка была, так я быстро истребил. Сам-то я в отпуске сейчас. Чего заказать? Сардельки и холодец. Винегрет. И это всё с пустым стаканом. Будем твоего Хоттабыча пробовать. Ого! Джин «Бифитер»! Ты извини, дрянь жуткая. Пили мы его. Я по Оми ходил с плавучей лавкой. С водкой напряжёнка была. Самая погань -девяностые года. А этого добра, «Гордон», да «Бифитер» джин  море разливанное. Я так думаю, его где-то там неподалёку и готовили. Типа Ройял спирт, бузина, ну и немного чего для терпкости, крепости, да дурмана. Размешать и готово. А вот наклейки такие же точно! Так я о китайцах! Сосед-братуха у себя прописал небольшую китайскую семью на свою жилую площадь. Деньги заплатили уж больно хорошие. И сам сосед на три месяца на дачу, в Крым уехал. А как назад воротился, к нему шасть участковый. И документы предъявил, что у него там на площади около семисот человек временно прописаны. А за это нонче вилы полагаются! И концов никаких не нашли! Мы с ним тогда с болью и трудом большим это дело развязали. Чуть ли не через авторитетов наших и ихих. Дружок-то мой с зоны ещё. Объяснил на пальцах китаёзам понятия. И про кирдык в том числе. Все выписались разом! А твой джин хоть и получше Омского будет, а тоже дрянь. Я тебе, братан, благодарен. Ты на меня не сердись. Пойду с бабой мирится! Но, эти два сырых яйца я ей припомню. Спасибо за еду. Привет Макаревичу! В цвете ультрамарин!

О темпоре!

Дайте мне сюжет, и духом будет комедия из трёх актов! Или, там, из пяти. Хорошо было милейшему Гоголю восклицать! Сидит рядом с Пушкиным, «Вдову Клико» потребляют, девки сенные и прочие их ублажают. Пятки и прочее чешут. В голове ищут. Оркестр балалаечников им про славного Росса симфонию заводит. Одно слово  гении! А мы? Мне кто сюжетец подкинет, типа: Господа! Я имею сообщить вам-таки пренеприятное известие. К нам в губернию едет Путин! Стреляйтесь! И как тут на комедию словеса наберёшь? Даже в лучшем случае  на некролог! Нет, элементы трагикомедии имеются. Вот, например, назначение, господина Дворковича, открытого и убеждённого либерала-рыночника, сторонника отпуска всего в свободное капиталистическое плавание, вдруг, назначают смотрящим за ценами! Только как из этого комедию театральную сколупендить? Не поймут, азиаты-с! И окажешься в Макаревичах! Тоже поц, кстати, тот ещё! Он, значит, пиарится будет, денежки себе огребать, а, с другой стороны, письма президенту, свои типа, слать. Вроде того Иудушки, что опус один сочинил: «Как нам обустроить Россию!», хотя даже он не призывал наших телёнков бодаться с дубом! Ладно, проехали! Итак: Жили три друга  товарища в маленьком городе таком. Ну, назовём его Гавр. Или, скажем, Дувр. Хотя, может быть, и Кале. Или, вот, Па де Кале. Были они, естественно, французами. Тут надо бы для антуража чего французское мне тихо ввернуть, буланжери, ажан, уи, крем брюле, я потом ещё припомню. Простые такие французские парни. Блузон, музон, газон, да оранжад и вин де руж. Под Сюзанну и Марианну! И вот «И вот плевал я с Эйфелевой башни на головы беспечных парижан!» Ё-маё! В Высоцкого, блин, вляпался. Вот с кем бы я водки сейчас махнул не глядя. Нашей, Пейсаховой! Только навряд ли! Сейчас он мёртв, а при жизни какой ему интерес со мной пить был? С восьмилетним! Так, чего тут у меня? Жили Были А всё же хорошо Адабашьян Макарке врезал. Ты, человек публичный, публично изъясняешься, так и огреби себе публично. То-есть, принародно! Адабашьян этому пирогу не чета. Актёр от Бога, художник, поэт, сценарист. О, вспомнил! Графиня лупила Боярского по мордасам в присуствии графа и герцога! Так брызги кровавые летели. А потом к ним подошла и пояснила, мол, лицо она публичное, особенно в день написания писем, так вот и лупить вольна любого и прилюдно. Вот бы Макарушке старой такой разношенной галошей, да по физии. Раз пять. Или шесть! На концерте! Пустячок-с, а приятно! Тьфу на вас десять раз, мысли малохольные, мысли окаянные. Теперь на «Любе» перемкнуло. Не, я так вовсе никогда ничего не напишу! Ближе мысли, пейсаховая, помогай!

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

О темпоре!

Дайте мне сюжет, и духом будет комедия из трёх актов! Или, там, из пяти. Хорошо было милейшему Гоголю восклицать! Сидит рядом с Пушкиным, «Вдову Клико» потребляют, девки сенные и прочие их ублажают. Пятки и прочее чешут. В голове ищут. Оркестр балалаечников им про славного Росса симфонию заводит. Одно слово  гении! А мы? Мне кто сюжетец подкинет, типа: Господа! Я имею сообщить вам-таки пренеприятное известие. К нам в губернию едет Путин! Стреляйтесь! И как тут на комедию словеса наберёшь? Даже в лучшем случае  на некролог! Нет, элементы трагикомедии имеются. Вот, например, назначение, господина Дворковича, открытого и убеждённого либерала-рыночника, сторонника отпуска всего в свободное капиталистическое плавание, вдруг, назначают смотрящим за ценами! Только как из этого комедию театральную сколупендить? Не поймут, азиаты-с! И окажешься в Макаревичах! Тоже поц, кстати, тот ещё! Он, значит, пиарится будет, денежки себе огребать, а, с другой стороны, письма президенту, свои типа, слать. Вроде того Иудушки, что опус один сочинил: «Как нам обустроить Россию!», хотя даже он не призывал наших телёнков бодаться с дубом! Ладно, проехали! Итак: Жили три друга  товарища в маленьком городе таком. Ну, назовём его Гавр. Или, скажем, Дувр. Хотя, может быть, и Кале. Или, вот, Па де Кале. Были они, естественно, французами. Тут надо бы для антуража чего французское мне тихо ввернуть, буланжери, ажан, уи, крем брюле, я потом ещё припомню. Простые такие французские парни. Блузон, музон, газон, да оранжад и вин де руж. Под Сюзанну и Марианну! И вот «И вот плевал я с Эйфелевой башни на головы беспечных парижан!» Ё-маё! В Высоцкого, блин, вляпался. Вот с кем бы я водки сейчас махнул не глядя. Нашей, Пейсаховой! Только навряд ли! Сейчас он мёртв, а при жизни какой ему интерес со мной пить был? С восьмилетним! Так, чего тут у меня? Жили Были А всё же хорошо Адабашьян Макарке врезал. Ты, человек публичный, публично изъясняешься, так и огреби себе публично. То-есть, принародно! Адабашьян этому пирогу не чета. Актёр от Бога, художник, поэт, сценарист. О, вспомнил! Графиня лупила Боярского по мордасам в присуствии графа и герцога! Так брызги кровавые летели. А потом к ним подошла и пояснила, мол, лицо она публичное, особенно в день написания писем, так вот и лупить вольна любого и прилюдно. Вот бы Макарушке старой такой разношенной галошей, да по физии. Раз пять. Или шесть! На концерте! Пустячок-с, а приятно! Тьфу на вас десять раз, мысли малохольные, мысли окаянные. Теперь на «Любе» перемкнуло. Не, я так вовсе никогда ничего не напишу! Ближе мысли, пейсаховая, помогай!

Назад Дальше