Светка ухитрилась закинуть ногу на ногу: джинсы у неё были в жесточайшую обтяжку. Фирма отдала полторы сотни на балке. Как она расколола родителей («предками» мы родителей не называли), уму непостижимо. Это была почти месячная получка Тамары Тимофеевны. Правда, у Ефима Ильича побольше он ведь кандидат наук.
Римка, при всей её хипповости, этого не оценила. «Вместо штанов, пожала она плечами, за такие бабки лучше бы пару альбомов купила и дала людям переписать. Ну, или хотя бы один, если совсем классный».
Римка ходила в мужские компании с утончённо-тонким халатом и мягкой обувью, они как-то умещались в её кубической сумочке. Посещала она, конечно, только морально устойчивых людей, хотя морально устоять перед Римкой было, думаю, непросто. Переодевалась и могла после этого битый час слушать магнитофон, если было что слушать. Было, конечно, потому что туда, где не было, она не ходила. Однажды приятели включили ей Джимми Хендрикса и ушли по делам, а когда через час вернулись, оказалось, что Римка отрубилась и лежит без сознания.
Ну, так вот. Светка откушала нашего любимого «Театрального» и задалась вопросом:
Ответьте, товарищ Южина, ей было бы самое место в комсомольском бюро факультета, на кой, так сказать, ляд, вам понадобился Политех? Почему вы бросили нас на целый год на произвол судьбы? Чем мы вам не угодили?
Хотелось закурить и ответить глубокомысленно, однако первое в баре не разрешалось, а второе без первого обычно не имеет смысла.
А не тамбовский ли волк вам товарищ, товарищ Гельфанд? ответила я вопросом на вопрос. Не впервые поясняю: хотела быть не просто лингвистом, а ещё и инженером.
Из тебя, Анюта, сказала Римка, пригубив «Рыбацкого», который на поверку оказался как минимум не хуже «Театрального», хоть и не с таким красивым названием, такой же инженер, как из меня римская мама, хоть я и сто раз Римма.
Так-то оно так, согласилась я. Но папа, когда был жив, хотел, чтобы из меня вышло что-нибудь путное.
Выйдет, заверила Светка. Что ж поделаешь, если ты, хоть плачь, совершенно не физик.
Тебя на сотню лириков хватит, поддержала её Римка, и ещё на сто первого останется. В смысле на сто первую.
Мама рассказывала, продолжала я, что между физиками и лириками в 60-е годы шла интеллектуальная война. Особенно в «Юности». В смысле в журнале.
Ну, и кто кого? осведомилась Римка.
Они нас и тех, и других, пояснила Светка. Как сказал известный нам персонаж, там, где вы услышите «хайль» в чей-то персональный адрес, там мы нужны, оттуда начнётся наше великое возрождение.
За это надо выпить! предложила я.
За персональный адрес? уточнила Светка.
За возрождение, горделиво рявкнула я.
Тогда и за Малую Землю, кивнула Римка.
Я обвела ненавязчивым взглядом «Грот», забитый под завязку, и глубоко копнула:
Дамы, вы бы предпочли входить в подавляющее большинство или в подавленное меньшинство?
Римка хмыкнула, а Светка заметила:
Я ни то не люблю, ни другое.
Римка кивнула:
Они оба коллектив.
Ну хорошо, а мы разве не коллектив?
Римка изящно поперхнулась. Так попёрхиваться из нас троих умела только она.
Какой же ты коллектив, Южина?
Упаси нас Бог от коллективизации, согласилась Светка. Земля-то у нас малая-премалая, а другой нет. В смысле есть, но не для нас.
Но если в каждом человеке всё будет прекрасно, продолжала я гнуть мою негнущуюся линию, представляете, какой прекрасный получится коллектив?
Это сказал пьяный доктор Астров, прокомментировала Светка. Можно подумать, что я не помню. А что человек звучит гордо, выдал Сатин, когда находился в аналогичном состоянии. Причём оба принимали на грудь не «Театральный», а легкодоступную гадость.
Эти ихние максимы можно брякнуть только спьяну. Трезвому человеку такая фигня в голову не придёт. Вот, например, зачем прорубывать в смысле прорубать в Европу окно? Ходят-то в дверь, а в окно разве что подсматривают, поставила точку Гельфанд, трезвая как стёклышко. Сколько там того «Театрального».
Римка вернулась с новыми порциями, не преминув презрительно заметить подвернувшемуся юноше со слюнями на губах:
Pourquoi touchez-vous?
Он, к счастью, отстал хотя так бывало не всегда, особенно в местах массового скопления трудящихся.
Рекомендую вам настоящее чтение, дамы. Она достала из своего кубического макси-ридикюля книгу на английском языке. Сэлинджер. В переводе Риты Райт-Ковалёвой «Над пропастью во ржи». Перевод офигенный, но до оригинала не дотягивает, поэтому читайте в оригинале.