Я рассмеялась:
Предлагаешь вытянуть «Онегина» в одну прозаическую строку и убедиться, что в нём нет смысла? То, что нельзя сказать прозой, не следует говорить стихами?
Саша удовлетворённо, но не снисходительно кивнул:
Ты читала Писарева.
В восьмом классе, подтвердила я. Хорошо, что мы его не проходили. Зоя Павловна мне его дала почитать не по программе. Это моя учительница русской литературы.
А «Медный всадник», продолжал Саша, от вытягивания вытянет ноги. В этом, думаю, отличие стихов от рифмованной прозы, какой бы навязанной и вставленной в программу она ни была.
Но всё-таки Пётр Первый всеобщий кумир, как ни крути.
Он пожал плечами:
Я совсем даже не ревизор и не комиссар Фурманов и не считаю Александра Македонского героем, ломай стулья или не ломай. В этой же категории у меня Пётр Алексеевич Великий, Иван Васильевич же Грозный, Наполеон без отчества Бонапарт и прочие вершители, свершители и сокрушители. Их наберётся на целый народ, и не один, но что толку от такого народа?
Отвергаешь роль личности в истории?
Саша допил шоколад, у него и у меня постепенно превратившийся в какао.
Какие же это личности? Александр II личность, и поэтому памятника ему нет. Личность отличает от безликости наличие уникального лица, а диктаторы все на одно лицо: и они сами все как один, и те, кому они диктуют. Хотя многие воспринимают диктат как необходимый и полезный диктант с работой над собственными же ошибками. Эти многие уверены, что вся их жизнь сплошная ошибка, вот и работают над ней не покладая рук и складывая головы.
Мне захотелось успокоить его, хотя он выглядел спокойным, но я риторически спросила:
Ты собираешься всё это защитить?
Те, кто ставит памятник диктатору, не ответил Саша, думают, что это памятник спасителю. Но Спаситель приходит туда, где нет заранее подготовленной почвы. А диктатор приходит только на заранее выложенный для него асфальт или брусчатку. Как Пётр Алексеевич, изничтоживший пятую или даже четвёртую часть населения России для прорубания уже давно открытого, хотя и не распахнутого окна. Как и его «тишайший» папенька со своим верным опричным патриархом Никоном.
Ты и вправду думаешь, что диктатор приходит туда, где его уже ждут?
Конечно! Ждут и заждались. Собственно говоря, диктатора ждут всегда, сколько бы ни заявляли обратное. А Спасителя никто не ждёт, хотя распинаются, что ждут. Впрочем, распинаться и распинать это они умеют.
«Я более чем такого же мнения, подумала я, мы с папой это обсуждали, когда он ещё был жив, но, как сказала бы Гельфанд, кто на меня нападает, чтобы я это защищала? Впрочем, пока не защищаешься, они не нападают Может, всё-таки передумает защищаться?»
6а
Зачем защищать банальность? Она сама постоит за себя, защитится от кого и чего хочешь стоит только захотеть. Мне, правда, не хотелось особенно после встречи с Аней.
Я посмотрел на себя в зеркало и расхохотался так, что оно чуть не треснуло изнутри. Часы временно остановились, посмотрели на меня, хохочущего с обеих сторон зеркала, и поспешили вперёд, навёрстывая упущенное.
7
Животных положено любить. Улыбаться и восхищённо млеть при виде выгуливаемой собаки, чувствовать и выказывать доходящее до подобострастия умиление. Помнится, один из моих не совсем состоявшихся поклонников твёрдо сказал:
Кто не любит животных, тот не любит людей.
Пришлось частично согласиться и полюбить вместо него другого кандидата правда, всё же человека. Он, разумеется, так же спокойно не любил животных, как и я. С ним я тоже рассталась, но по другой причине, сейчас уже не помню, по какой. Ах да, вспомнила: он был недоволен тем, что я довольна жизнью в большей степени, чем недовольна. Недовольство жизнью я не люблю примерно так же, как животных.
Как говаривала Римка, я себялюб, но не собалюб. Не знаю, правда, как это в женском роде.
На воскресенье у меня было запланировано повести Даню в цирк. Он никогда ещё не видел тигров, разве что в зоопарке и в «Полосатом рейсе». Но в зоопарке тигр это одно название, от него только запах и остался. Я, конечно, восхищалась вместе с Даней и восклицала «Ух ты же ж!», хотя тигры в клетке чем они реальнее медведей на бывших конфетах? В «Полосатом рейсе» намного лучше, но живые тигры для Дани были бы не то что кино, пусть и такое классное.
Я пришла с работы вернее, с очередного собрания и работы. В почтовом ящике журналов сегодня не было. Радость каждый день это счастье, а до счастья ли в переходный период? Хотя, думаю, толстые журналы расходились бы, даже если бы их печатали, как обычные газеты или, скажем, «Аргументы и факты». Из «Известий» Саша уже вырезал групповое фото очередных реабилитированных и с Даней наклеивал его в самодельный альбом «Они сражались за Родину».
«Что, и Гришка-разбойник сражался? чуть было не ляпнула я при ребёнке. И подельник его Лёвка-псевдоинтеллигент?» Не при ребёнке ляпала, не скрою. Да и скроешь ли?
Поцеловала Даню мы с ним вышли из дома на соседнюю с галереей улицу. Солнце как раз медленно садилось за горы, так медленно, словно у него больная поясница и сесть поэтому проблема. Пошли, никуда не спеша, мимо музея. Грин не мой писатель, но музей писателя это, как говорила Раиса Васильевна, в невольном переводе на русский, нетривиальная идея. Поднялись к Главпочтамту.
Кому бы отправить телеграмму или лучше открытку? Телеграммы я люблю меньше: в них нет предлогов, а как обойтись без предлога?
Например, как без предлога зайдёшь в гости, пусть даже к друзьям? Ну, к Светке ещё куда ни шло, пятьдесят на пятьдесят. А Римка, если без повода, обязательно окажется занята личной жизнью. Да и я тоже: если ко мне когда без предлога, то мало ли.
Хотя к Светке сейчас более чем проблематично Даже не успели выпустить с нею первый номер нашего журнала, как она слиняла. Хорошо хоть фамилию не сменила, а то была бы сейчас никак не запомню альтернативу. Что-то розовое то ли поле, то ли куст. Сашин, кстати, знакомый, только не историк, а программист. Судя по всему, в Бостоне с программистами напряжёнка. Они, правда, потом переехали в Канаду. Тамара Тимофеевна и у Ефим Ильич уехали раньше: всё-таки Тамара Тимофеевна на своём настояла.
Хотя к Светке сейчас более чем проблематично Даже не успели выпустить с нею первый номер нашего журнала, как она слиняла. Хорошо хоть фамилию не сменила, а то была бы сейчас никак не запомню альтернативу. Что-то розовое то ли поле, то ли куст. Сашин, кстати, знакомый, только не историк, а программист. Судя по всему, в Бостоне с программистами напряжёнка. Они, правда, потом переехали в Канаду. Тамара Тимофеевна и у Ефим Ильич уехали раньше: всё-таки Тамара Тимофеевна на своём настояла.
Мама, твоя любимая песня! обрадовался Даня и дёрнул меня за ручку новой сумки, белой с чёрным узором. Он сам её выбрал, и я её себе купила как подарок от Дани.
Надо же я сама не расслышала: человек возле Главпочтамта, лица не разобрать, пел «Миледи дАрбанвиль». Я подошла, соблюдая дистанцию, и он специально для меня повторил первый куплет, с немного непонятным последним словом на слух не всегда всё понятно. Впрочем, разве в том, что любишь, может быть понятно всё?.. Раиса Васильевна на это сказала бы: «Товарищ Южина, не ищите оправданий. Лучше используйте свои умственные способности». Я говорю «немного», потому что всё равно ведь понятно. Мой любимый непереводимый писатель сказал бы: «Самое непонятное это то, что, кажется вполне понятным. Зато самое вроде бы непонятное на поверку оказывается проще пареной репы». Перевод несуществующего афоризма вольный, то есть мой.
Соверена в моей коллекции не нашлось, да и откуда у меня соверен? Зато был пенс один пенни с портретом короля кажется, Эдуарда нет, Георга, вместо орла, и владычицей морей вместо решки. Я из чувства противоречия Светкина школа! бросила пенс в пустую картонную коробку, и он звякнул, как будто там было полно золотых монет с моей любимой королевой. Она была совсем молодой, ещё не располнела и улыбалась в меру свысока, словно вспомнила детство, когда как-то раз назидательно сказала единственной и потому лучшей подружке: «Я тебя могу называть «Джейн», а ты меня «Викторией» нет».
Римка затянулась бы неизвестно откуда взявшимся «БТ» мало ли что она расскажет нам со Светкой и заметила бы, улыбнувшись в викторианском стиле:
«А для меня, Южина, ты как была Анькой, так Анькой и помрёшь. Не говоря уже о тебе, Гельфанд».
«Почему это обо мне не говоря?» уточнила бы Светка, нестандартно погасив окурок в стандартной пепельнице.
«Потому что о тебе нельзя всуе!» поддержала бы я Светку. Кому как не нам поддержать её? Не комсомольскому же собранию факультета.
Пойдём, Даня, тигры нас ждут! поторопила я Даню, чтобы он оторвался от альбома со сражавшимися за Родину, поцеловала, как обычно, Сашу, и мы с Даней поехали в цирк. Чуть не опоздали: по воскресеньям наша четвёрка ходит на слабую «троечку».
Тигры были настоящими, Даня впал в восторг. Но если воспользоваться советом Раисы Васильевны, то перестаёшь видеть разницу между цирком и зоопарком: и там клетка и, в сущности, тут.
В клетке же главное не прутья, да в большинстве клеток прутьев, собственно, и нет. И чем дольше смотришь на тигра, который подчиняется хлысту хозяина, тем больше чувствуешь себя тигром на арене, ожидающим хлыста и посматривающим искоса на зрительницу с ребёнком, не любящую животных вместо того, чтобы не любить дрессировщиков.
Это у Светки любимый рассказ, только там не тигр, а крохотная рыбёшка алкосотль, но какая, скажите на милость, разница?
Зато Даня был доволен, и мы с ним восхищённо проболтали всю обратную дорогу в уже пустой четвёрке. И всё выясняли, почему тигры не плавали, хотя, судя по «Полосатому рейсу», плавают они здорово.
А вот я в детстве любила цирк? Надо будет узнать у мамы.
8
Бар у нас, помнится, был один-единственный, не считая нескольких пивных заведений, отличавшихся от ирландских пабов тем, что пиво в них было, как потом рассказал Саша, разбавлено водой. Точнее, вода была разбавлена пивом. Интересно, когда он последний раз был в Ирландии? Или «Дублинцев» ему оказалось достаточно?
Туда ехать на изящном трамвае через площадь, названную в честь объединительницы женщин всего мира.
Гендерные праздники, заметила Римка, не моя слабость.
Твои слабости мне известны, не преминула Светка.
Но не за такие слабости праучитель рабочего класса любил свою Женни, уточнила я.