Четыре месяца темноты - Павел Волчик 3 стр.


 Дамы и господа, я уволился из компании отца!

«Хочешь спектакля? Я тебе его устрою».

Аплодисментов не последовало.

 Я догадывалась,  тихо сказала мать, вздохнув так, словно у неё на груди лежал тяжёлый сундук.  Ты уходил из дома каждое утро в разное время.

 Я особенно и не скрывал этого.  Озеров побарабанил пальцами по столу и поглядел в потолок, как будто мог найти там что-нибудь интересное.

 Очень вовремя,  вмешалась сестра, укачивая на руках младенца.  Но в этой новости я не слышу ничего нового. Кирилл несколько раз чуть не вылетел из школы, в университете на каждом курсе ныл, что хочет сменить вуз, а работа Ну сколько их у него было? И все на месяц, на два.

 Послушайте! Давайте закроем эту тему!  молодой человек заёрзал на стуле.  На последней работе я продержался почти год

 О! Какой прогресс! Я тренирую спортсменов уже семь лет, хотя знаешь, это не назовёшь простым делом. А ты бежишь от любой трудности! То тебе не нравится директор, то тебе скучно сидеть у монитора, то из окошка дует!

 Дарья!  повысила голос мать, а потом, уже тише, обратилась к Кириллу,  ты знаешь, как работал отец. Он не жалел себя. Не было дня, когда он дал бы себе поблажку только потому, что ему так захотелось.

Каждый раз при упоминании об отце у неё дрожал голос.

«Я хотел сказать тебе при других обстоятельствах»,  мысленно обратился к ней Кирилл.

Он вдруг вспомнил рубашки отца, с утра выглаженные и чистые, но мокрые к вечеру. Может быть, поэтому у него не выдержало сердце? Может быть, стоило взять на пару дней больничный и провериться у врача?


В его памяти всплыл тот день, когда он стал выпускником университета и гулял по набережной реки Бурной.

Отец тогда даже не сфотографировался с ним. Кирилл не знал, как вообще он появился на вручении дипломов. На отца это было не похоже. Видимо, он возвращался из какой-нибудь командировки и заехал по дороге.

Был тёплый весенний день. Отец стоял на набережной рядом и никак не мог начать разговор. Позади находился его блестящий автомобиль с личным шофёром. Дверь была открыта, и шофёр вытянул наружу ноги в начищенных ботинках. Отец долго молчал, а потом, глядя на серую речную воду, сказал:

 Тебе хватит двух месяцев, чтобы понять, что в науке делать нечего?

Такое начало ошеломило Кирилла, он попытался ответить спокойно, но всякий раз, когда он сдерживал себя подобным образом, голос его начинал дрожать, а внутри клокотал вулкан:

 Ты серьёзно?

 Походи по разваливающимся научным институтам, попробуй там и сям побить током мышей. Может, где-то понравится больше.

 Я уже был во многих. Некоторым не хватает даже на электричество, а вот мыши там встречаются, это правда,  лабораторные, с микроскопами.

 У тебя была возможность уехать за границу. Как у Филиппа

Кирилл с шумом выдохнул.

 Знаю-знаю: младший брат должен поступать, как старший. Очень старая песня. Филипп у нас архитектор. Это совсем другое дело

 Филя всего добился сам.

«Так же, как и ты. И очень любит повторять это,  подумал молодой человек.  Людей, достигших всего собственными силами, не существует. Кроме Робинзона Крузо, конечно, но даже у него был разбитый корабль с припасами и Пятница. Зато много на свете героев с лёгкой формой амнезии, которые забыли, на чьи плечи опирались»

Отец монотонно продолжал:

 Сначала ты колебался, оканчивать ли тебе университет, затем бросал каждую подвернувшуюся работу. Музыку и спорт оставил. Зарабатывать себе на жизнь ты, похоже, тоже не собираешься?

Хотя он говорил словно полушутя, его тон выдавал недовольство. Оно в последние годы всё чаще слышалось в голосе отца.

 Собираюсь,  угрюмо пробормотал Озеров младший.

 Тогда хватит разговоров. Я предлагаю тебе только один реальный вариант. В техническом отделе ещё есть место. Поверь мне, производство автомобилей не такой уж сложный процесс. Тем более, тебя коснётся только отчётность.

Кирилл быстро повернулся:

 Я только что закончил биологический факультет. Четыре года я изучал психику и мозг. Как ты предлагаешь мне использовать это в автопромышленности?!

 Напрямую. Просто воспользуйся органом, хранящимся без дела в твоей черепной коробке. Остальному тебя научат.

 Терпеть не могу машины,  буркнул Кирилл.

Зачем он тогда сказал это? Руководителю крупной компании по производству автомобильных запчастей!

 Как можно не любить машины?! Вообще их не нужно любить  езди на них. Это удобно.

 Мне не нужны удобства.

Отец холодно посмотрел на него и ответил:

 Это потому, что ты ещё никогда по-настоящему не работал. Иначе в удобствах ты бы отдыхал.


Прошло совсем немного времени, и после крайне неудачных поисков работы Кирилл сдался и устроился на место, предложенное отцом.

Прошло совсем немного времени, и после крайне неудачных поисков работы Кирилл сдался и устроился на место, предложенное отцом.

Работа не просто была не интересна ему,  он оказался психически раздавлен схемами, чертежами, таблицами и цифрами. Он сидел по восемь часов у экрана, не отрывая от него глаз. Новая специальность включала основы тех школьных предметов, которые особенно не давались ему когда-то. Он задавал так много вопросов, что однажды ему стало стыдно подходить с ними к одним и тем же сотрудникам.

В душном узком помещении, наполненном жужжанием процессоров, его посадили у окна, которое нельзя было открывать из-за летевшей с проспекта чёрной пыли, производимой тысячами выхлопных труб и колёс.

В окне виднелась башенка на доме и заводская труба вдалеке: за год эту башню Кирилл видел и сверкающей на солнце, и покрытой снегом, и мокрой от дождя, и украшенной сосульками; дым из заводской трубы бывал серым и чёрным, белым, фиолетовым на закате и оранжевым на рассвете, золотым  днём и свинцово-серебряным  вечером. Но всегда этот вид был для него пейзажем в тюремном окошке. А сама тюрьма  добровольным выбором. Да, он оказался там по собственной воле. Никто не заставлял его.

Даже по выходным он думал об узком душном кабинете, о тоннах работающих компьютеров, о зажёванной принтером бумаге, о горьком остывшем чае, о слишком сладких конфетах, о необязательных разговорах и о радио с одинаковыми песнями.

Люди в офисах казались ему глубоко несчастными: это выдавало недовольство на лицах, холодность, раздражительность, резкость, грубый юмор, повальное курение. Мужчины целыми днями говорили про футбол и машины, про то, сколько раз они отжимают штангу в спортивном зале; женщины  про косметику, внуков и про то, какая подливка была сегодня в столовой.


После того как отца неожиданно не стало, молодой человек понял, что больше ничто его не держит на этом месте.

И он был счастлив, бесконечно счастлив, когда вышел на оживлённый проспект из здания автомобильной компании, зная, что больше никогда туда не вернётся. Пускай его поступок посчитают инфантильным и бессмысленным! Но в жизни людей, за которыми он наблюдал в течение минувшего года, смысла было не больше.

«Они не заставят меня испытывать чувство вины!»


Всё, о чём Кирилл недавно попросил брата,  это не говорить пока никому о том, что он ушёл со старой работы. Всё, что сделал брат,  тут же всем рассказал об этом.

Кирилл мрачно взглянул на Филиппа. Тот сидел не вмешиваясь, опустив глаза и собрав пальцы домиком.

«Заварил кашу и молчит. Ну и идиотский вид у тебя!»

 Я уважаю всё, что делал папа. Но делать то же, что и он, я не обязан.

 Зато я знаю, чего ты хочешь,  расходилась сестра,  ты хочешь теперь сидеть у мамы на шее, играть на гитарке и читать старые книги. Очень удобно и романтично!

Кирилл открыл было рот, чтобы ответить. Но от возмущения у него перехватило дыхание.

 Вы никогда не сидите у меня на шее  начала мать, но Дарья прервала её.

 Не надо, мам! Не надо ему потворствовать. От такой работы и от таких денег не отказываются! Скажи ему, Петя. Что ты опять молчишь?!

«Это его нормальное состояние,  подумал Кирилл.  Зачем мешать?»

Муж сестры был худым долговязым молодым человеком с грустным взглядом и серыми кругами под глазами. Второй ребёнок был для него непосильной ношей, но жена настояла на своём. Пётр тоже работал в компании отца, и новость, кажется, обескуражила его больше остальных, так что он, и без того молчаливый, напрочь лишился дара речи.

 Петя!  голос сестры сотряс стены кухни.

 Такого ещё не было,  промямлил Пётр,  во всяком случае я не помню, чтобы кто-то от нас уходил. Да, у нас всегда такие высокие премии и социальный пакет

 Это ещё у тебя своей семьи нет!  воскликнула сестра, испепеляя младшего брата взглядом.  А то бы ты иначе заговорил! Вот женишься

 Пока не собираюсь,  вставил Кирилл.

 А кому нужен безработный мужик?

Старший брат раскрыл ладони и пробасил:

 Стойте-стойте! Мы обсуждаем, что предложить Кириллу. Сейчас нет смысла читать ему нотации.

«Где ты был раньше? Все нотации уже прочитаны». Озеров младший откинулся на стуле, скрестил руки и незаметно для себя принял такую же позу, какая была у брата в начале разговора.

 Итак, у кого какие идеи?

 Вообще-то я не нуждаюсь в предложениях. Я уже нашёл новое место.

«А теперь съешь вот это, брат Думал, ты здесь всё решаешь?»

Снова воцарилось молчание, только старший мальчик в ногах у сестры жужжал и возил по полу игрушечную пожарную машину.

 И куда ты устроился?  спросил Филипп, изображая равнодушие, но на его лице младший брат с удовольствием прочитал растерянность.

«Если уж блефовать, то до конца!» Кирилл пробежался глазами по кухне в поисках ответа.

«Sun school»  прочитал он надпись на футболке у племянника.

 В школу. Я устроился в школу.

Кирилл услышал звук, похожий на скрежет консервного ножа по жестяной банке.

 Ты? К детишкам? Но у тебя нет педагогического образования.

Филипп смеялся над ним, как однажды, когда в детстве они делали из дерева и шпагата луки, и лук младшего брата сломался при первом выстреле.

 У меня была практика в университете. Я уже преподавал

 Две недели Или три? Будешь учить детей менять профессии?  Филипп увидел взгляд матери и перестал смеяться, его тон снова стал важным.  Туда нет смысла приходить меньше, чем на год. Но продержишься ли ты хотя бы четыре месяца с тем, чтобы тебе не пришло в голову стать космонавтом?

 Не волнуйся,  сказал Озеров ледяным тоном.  Это уже не твоя забота.

 Мальчики, перестаньте!

Кирилл насупился. «Я сделаю это. Я продержусь в школе четыре месяца и больше. Но я ничего не стану вам доказывать. Я и сам хочу где-нибудь остановиться».

Назад Дальше