Потом она подумала, что костёр находиться в низине и его далеко не видно. И будет Мед бродить по сторонам и не найдёт её. Девушка смастерила горящий факел и вылезла на верхушку скалы. Там она стала чертить темное небо огненными полосами, будто выписывая призывы, состоящие из замысловатых фигур: прямые и косые линии, кольца, сдвоенные кольца, крест и ещё набор необычных прочерков, подсмотренных у шамана во время молебна в пещерном святилище, когда он тоже горящим факелом манипулировал у каменного идола.
Розовые искры, как горящие слова, уносились в небо, далеко видимые за горизонт, рассыпались сердечным признаньем девушки, словно неслись к Меду и звали, звали его придти, вернуться и навестить влюблённую Росу.
Я солнце твоё! Я луна твоя! Я звезда твоя! Я путь освещаю тебе! шептала девушка в непроглядную ночь. Дикие звери вскидывали свои оскаленные морды, и со страхом поглядывали на танцующий огонь. И стороной обходили грозное предупрежденье. Ведь они не знали и не понимали, что это огненный призыв любви.
И Мед увидел издалека огонь любви, пылавший у него в сердце и в чёрном небе.
Она ждёт меня! Она хочет нашей встречи! Она шлёт мне сигналы! обрадовано заговорил счастливый Мед и громко закричал.
Э-гей, Роса, я иду к тебе! и звонкое эхо, разбрасывая тьму, плотность и дальность дороги, полетело к девушке с огнём в руках.
Скорей шагай, мой охотник и победитель!
Разбуженные козы с удивлением и непониманием смотрели на вращающийся огонь над их головами, а Тих тоже не спал, улыбался, ворочался на нарах и радовался за сердечное счастье любимой сестры. Потом не выдержал и встал, смастерил свой факел, и вторая огненная комета запылала над скальной возвышенностью, более яркая и хвостастая, рассыпая золотой рой призывных слов, отгоняя тьму и опасность острых зубов хищников.
Наверное, ночная встреча оказалась радостнее и теплее, чем дневной обед. Теперь запекали зайчатину в углях, лакомились мягким и вкусным мясом, запивая кипячёной водой, заваренной сухими плодами шиповника, боярышника и свежими цветами кизила. И неотрывно любовались друг другом, точно у них состоялась долгая и вековая разлука. Эти взгляды теперь стали лучше, теплее, красноречивей, богаче и ближе, чем застрявшие слова.
Наверное, ночная встреча оказалась радостнее и теплее, чем дневной обед. Теперь запекали зайчатину в углях, лакомились мягким и вкусным мясом, запивая кипячёной водой, заваренной сухими плодами шиповника, боярышника и свежими цветами кизила. И неотрывно любовались друг другом, точно у них состоялась долгая и вековая разлука. Эти взгляды теперь стали лучше, теплее, красноречивей, богаче и ближе, чем застрявшие слова.
За всех говорил Тих, объедаясь мясом, которое редко подавалось к столу в их стойбище.
Молодец, Мед, ты удачливый охотник! Так быстро двух зайчишек поймал на стрелу! Я сколько хожу и никак не могу подстрелить убегающих зверюшек!
А Меду далеко уходить нельзя, ведь я ждала его! неожиданно Роса призналась в своём чувстве.
Это правда? вспыхнул Мед от давно заданного сердцем вопроса.
Разве огонь факела тебе ничего не рассказал?
Он стал моим призывным светом!
А я твоей возлюбленной!
Да здравствует наш славный костёр!
Это весна виновата! заметил Тих.
А может это сон наяву? вдруг испугалась Роса.
Протяни руку ко мне, и ты почувствуешь горячий стук моёго сердца! смущённый счастьем, застеснялся смелый охотник, прикрываясь пылкой тирадой.
А Длинное горное плато, самое низкое и доступное из всех плоскогорий Тавриды, испещрённое балками, руслами ручьёв и рек, скалистыми гребнями, воронками, котловинами, небольшими долинами, слабо облесённое и продуваемое ветрами каменистое пастбище для скота живущего здесь народа тавров. Нагорье, словно «оспы», пронзили черные колодцы пещер, куда не раз проваливались любопытные и не осторожные звери. В обрывах скал, тянущихся на востоке и западе, довольно много хорошо обогреваемых солнцем и защищённых от колючих и хладных ветров, дождей и непогоды навесов и гротов. В них укрывались и находили убежища охотники и скотоводы, использовали для загона скота на ночёвку или спасались в сильный буран и непроглядный туман.
В зимний, весенний и осенний периоды на плоскогорье веют южные ветры, а летом западные и северо-западные ветры.
Через всё плато протекает река Суботхан, есть два небольших озера, и изливается много родников и источников. Встречаются голи естественные понижения, замкнутые воронки, заполненные дождевой и снеговой водой. Дно таких углублений покрыты слоем красной глины, преграждающей утечке воды в подземные полости, иногда пастухи уплотняли дно голей глиной с соломой и навозом. Получались полуестественные водохранилища, утоляющие жажду выпасаемому скоту в жаркие дни лета.
На Длинном плато лежат черноземовидные щебенчатокаменистые почвы, сильно разрушенные от выпаса скота. Луговые низины с намывным слоем почвы тавры использовали для земледелия.
Глухая сторона, если внизу в долинах весело вились дымы над стойбищами, деревеньками и хуторами, то здесь замшелые камни, высокие и пахучие травы, дикая затерянность горного мира с хищниками и опасностями.
Травянистая растительность простиралась здесь из чабрецово-типчакового сообщества в восточной части, на северных отрогах и в центральной части состоит из дубравниково-типчакового сообщества, а на дне карстовых воронок и по пологим склонам злаково-подмаренниковые. По краям плато высится лес из дуба, граба, клена, бука, а по балкам заросли кустарников из лещины, кизила, клёна полевого, липы, тёрна.
В сквозном весеннем свете отпечатывались рядом и пересекались лазурные следы Росы и Меда, которые так и не заснули в такую волшебную ночь, сладкое дыханье влюблённых словно застыло в белых лепестках подснежников, в горицветах весенних, в крокусах прекрасных. Точно живая и зрячая восходила, прорастала, зацветала и ступала любовь.
Жить в Красной пещере было неудобно, холодная, сырая, населённая необычными и жуткими звуками журчащей воды, где обитают души умерших людей.
Роса привела Меда к входу в пещеру. Здесь каменный красный панцирь скалы раскололся и гигантские глыбы раздвинулись, открывая широкий лаз в чрево земли. Скалистые острые и поломанные клыки торчали в оскаленном зеве зловещего ада. Здесь всегда ждали заблудшие редкие души. Там, в подземной глубине, мир опасный, ужасный, неясный. Необычное внутреннее предостережение остановило Меда перед чернотой, он замер и сразу ощутил дыхание пещеры, будто звериное, прерывистое, сиплое, с кашлем и мокротой. Потом послышался скрежет клыков, словно точили их о белую кость мертвеца. И непонятная дрожь воздуха сжала и пронзила тело Меда. Он чувствовал, как оплетают его невидимые щупальца кошмарных ходов под землёй. И влекут таинством первых робких, но смелых шагов.
Ты слышишь, Роса, в пещерной засаде, замерло чудище неведомое? вдруг с опаской проговорил осторожный охотник.
Нет, мой милый, там восседает Божество! успокоила девушка насторожившегося охотничьего орла.
Я слышу тяжёлую поступь?
Это шаман идёт нам навстречу.
А не крадётся ли коварный зверь?
Мы с тобой увидим мудрого мага!
Я вижу только далёкое сияние.
Пещерная тень длинна и загадочна.
Они с вопросительным ожиданием застыли на перекрёстки тьмы. Оттуда нечеловечий дух глядел красным глазом сквозь каменный хаос и хитросплетенье ходов, где раздавался железный хромоногий скрип ступающего Хранителя пещер, осторожно ставившего ногу и бормотавшего молитвы во имя спасения мира.
Появился Шаман внезапно, как свалившаяся судьба с проклятьем схожая, желто-серый, седой, всезнающий с пылающим факелом, подожжённым от раскалённого земного нутра. Медвежья коричневая шкура укрывала нагие крутые плечи, а на ногах деревянные башмаки, подбитые бронзовыми подмётками. Белая борода и сверкающие глаза. И мощные руки, умеющие вырвать горячее сердце у врага или непокорного тавра. Шаман велик и могуч у Святилища Подземногол Духа, разгоняя мрак багровым огнём, отпугивая черных бесов, пляшущих по кровавым стенам. Здесь думы, мечты и виденья срослись с мечущимися мыслями Меда.
Белые черепа с чёрными глазницами, аккуратно выстроенные вокруг каменного пышного идола с кружевными натёками, сурово и магически взирали на пришедших к пещерному святилищу. Ведь в них обитали души мертвых, а живые не могут их понять, как не соединить земной Удел и подземное Тленье.
Сальные огни язычество горели в глиняных плошках, расставленных на известняковом подиуме пещерного храма. Тут же рядом на скальных выступах, террасах и полочках стояли ритуальные чаши, кубки, кувшины, миски, полные яств и приношений Божеству. Лепные сосуды имели глянцевитую поверхность, одни чёрные, другие розовато-коричневые, украшенные рельефными валиками или нарезным геометрическим орнаментом.
А на особом центральном постаменте находился необычно украшенный сосуд. На округлых глиняных боках чернолощеного сосуда вырезаны изображения солнечного диска с расходящимися лучами и узор-орнамент грозового неба с вдавленными каплями дождя и рассекающих линий, изображающие зигзагообразные молнии. Священная композиция из Высших сил природы, ведь от них зависит судьба урожая. С гулкой высоты пещерного зала-храма, с рифленого, цвета слоновой кости потолка, капала прозрачная слеза Божества прямо в мистический сосуд, полный хрустальной влаги.
Вступая в мир любовного родства, ваши души юны и безгрешны, но помните истину Бога святое для вас и жизни вашей земля, вода, воздух и солнечный свет! Возьмите храмовую чашу, испейте чистоту небес и силу земли! Живите уверенно и стройно, родите и воспойте своё дитя! громовым голосом читал обряд семейного соединения мудрый и мистический шаман. Эхо его голоса кружилось по пещерным лабиринтам, набирала акустическую мощь и вылетала через пещерные «глотки» в скальный объём ущелья, где провозглашая и трубя, сообщала роду тавров о бракосочетание двух влюблённых из разных стойбищ.
И Мед и Роса подняли храмовую чашу и окунули губы в хладную прозрачность, будто поцеловали синеву небес и земную благодать.
Примите наши скромные приношения храму! почтительно произнёс Мед и положил ободранную тушу зайца на скальный ровный стол для подарков. А Роса рядом оставила выделанную и очищенную заячью шкуру.