Праздник прекрасный и привольный состоялся на зелёной туфовой поляне в овале багрово-красных обрывов и пропасти со сверкающим водопадом.
Тут у рода Росы было своё стойбище с небольшой, вырубленной в мягком туфе, полуземлянке с низкой лежанкой и нишами по бокам. Рядом, накрытые каменными тяжёлыми крышками, виднелись хозяйственные ямы, по форме колоколообразные, заполненные малым количеством хлебного зерна, оставшегося от длинной и долгой зимы. Только после нового выращенного урожая зерновые ямы заполнят до отказа. Вторая полуземлянка, как две капли, похожая на первую. На входе висела примитивная дверь, вращавшаяся на вертикальном столбике. Тяжёлая кровля жилища из вырезанного кубами дёрна держалась на прочной конструкции из толстых кизиловых жердей и была похожа на плетённый шалаш с округленными углами.
Справа от входа горел очаг, рядом с ним на каменной ровной плите разложили пиршественный стол. Кухонная простая посуда для приготовления пищи серого и коричневого цветов, полная вкусной снеди, горячо дышала в ожидание едоков. Пустая лощённая, глянцевато-чёрная посуда для еды и питья из кубков, чашек, блюд блистала чистой и томным ожиданием сытного угощения. Оба вида посуды украшали врезанные изящные линейные орнаменты, горизонтальными валиками или круглыми и иными налепами.
Справа от входа горел очаг, рядом с ним на каменной ровной плите разложили пиршественный стол. Кухонная простая посуда для приготовления пищи серого и коричневого цветов, полная вкусной снеди, горячо дышала в ожидание едоков. Пустая лощённая, глянцевато-чёрная посуда для еды и питья из кубков, чашек, блюд блистала чистой и томным ожиданием сытного угощения. Оба вида посуды украшали врезанные изящные линейные орнаменты, горизонтальными валиками или круглыми и иными налепами.
Родители Росы, ещё крепкие здоровьем сорокапятилетний отец-охотник и мать, смотрящая за скотом стойбища, сидели во главе стола. Им первым подавалось угощение, готовили еду все родственники малой деревеньки. Невеста ухаживала за своим возлюбленным, она подала ему чашу, собственноручно вылепленную из глины и инструктированную ярко-белой пастой, полную напитка, выдержанного из винограда. Все сытно ели, славно пили и торжественно поздравляли счастливых молодых.
Шаман из Святилища Подземного Духа появился на поляне под вечер, когда пылал большой костёр, разгоняя тьму и таинство ночи. В руках у него было два горящих факела, которым он совершал Обряд Огнём, выписывая культовые знаки над стоявшими на коленях молодожёнов. Розовые искры роем осыпали склонённые головы, точно золотыми блёстками, будто предвещая богатый урожай зерна. Очищение огнём древняя отрада тавров, как благодать, ниспосланная Пещерным Духом, как горячее блаженства тепла и света в подземной тьме, куда на поклонение спешит народ тавров, где прячут дорогие приношения и в жертву культу Богине Девы отрубают головы пленным чужестранцам.
Мы тавры свободный народ! гордо и громко заявил шаман. Мы не рабы и не станем ими никогда, пусть нас теснят кочевники, сгоняя с плодородных земель и речных долин, мы поднимемся в горы, и там будем сражаться до последнего конца! неожиданно с патетикой обратился шаман и местный вождь в одном лице, к своим соплеменникам. Он использовал каждую сходку народа для патриотических лозунгов.
Пусть Идол наш великий восстанет непреодолимою преградой для врагов на перекрёстке горных дорог! И меч наш острый покарает захватчиков! продолжал он греметь призывами и поклонением пещерному Богу.
Для первой брачной ночи молодожёнам выделили уютный Ночлежный грот, где перед входом горел костёр, лежали собранные кучи сухого хвороста и дров, стояли чаши с лакомством и колдовскими напитками, настоянными на горных злаках, цветах и травах. Мягкая подстилка из высушенных трав укрывало дно грота. Рядом с боевым набором из колчан со стрелами, тугими луками, копьями положили родители молодым хозяйственные и бытовые предметы: хорошо отполированный молоток из камня диорита с кизиловой ручкой, костяные иглы для шитья, каменные зернотёрки, кремневые серпы, вставленные в оправу из челюсти быка.
Музыкой сладкой зачаточной ночи стал играющий и сверкающей лунной пеной весёлый водопад. Ох, как счастливо стонала пещера в ночном вдохновенье в продолжение человеческой жизни! Ах, как ревела и радовалась Вода в яростном восхищение, падая с каменной высоты. И весенний гром с белой молнией на изломе блистал на театральной сцене Палат-горы. И покатился молодой орошающий дождь по горным хребтам тавров. «Страну, прилегающую к морю, гористую и выступающую в Понт, заселяет племя тавров», говорил в V в. до н.э. отец истории Геродот.
Под уютным солнцем апреля обнялись и застыли молодожёны. А водопад, обиженный не вниманием и не купанием влюблённых, брызгал и ревел ещё громче, приглашая под свои колкие и бодрящие струи. И ступили обнажённые мускулистые тела в водопад жизни. Ах, как короток и приятен этот путь, откуда начинает весёлая игра воды с брызгами, паденьем, круженьем и мокрым шепотом посиневших губ.
На горе Золотое ярмо в укреплённом убежище жил Мед. Сюда и привёл он свою молодую жену Росу. Крепкая стена подковой преграждала путь из степи в горный район. Если хлынет кочевая лава на быстрых конях, то наткнётся на каменную защиту и придётся спешиться и идти штурмом на маленькую крепость, которая яростно будет сражаться и не сдаваться до конца. А на жестокий бой будет затрачено время, за которое племена тавров с женщинами и детьми успеют скрыться в непроходимых лесах или уйти под защиту скальных обрывов и диких пропастей высоко в горах.
Большинство жителей укрепления занимались земледелием и скотоводством, лишь Мед заявил о себе уже опытным охотником. Но в минуту опасности, все жители становились воинами и защитниками своего укрепления на горе Золотое ярмо. Вид с неё открывался в зелёную степную даль с засеянными полями по речным долинам, насыпными и природными курганами, каменными «бабами» на вершинах, волнистыми ковылями и колючими «перекати-поле». Желто-лиловая широкая световая даль. А в пропадающей глубине поднималось до горизонта и синело море.
Большинство жителей укрепления занимались земледелием и скотоводством, лишь Мед заявил о себе уже опытным охотником. Но в минуту опасности, все жители становились воинами и защитниками своего укрепления на горе Золотое ярмо. Вид с неё открывался в зелёную степную даль с засеянными полями по речным долинам, насыпными и природными курганами, каменными «бабами» на вершинах, волнистыми ковылями и колючими «перекати-поле». Желто-лиловая широкая световая даль. А в пропадающей глубине поднималось до горизонта и синело море.
Враг появился внезапно и неожиданно, когда на укрепление не оказалось мужчин, ушедших на пастбища для убоя скота, чтобы успеть вывялить мясо на солнце до прихода зимних холодов. И женщины рассеялись по полям, собирая урожаи. Лишь Мед и Роса оказались в крепости, да малые дети, старики и старухи.
Роса первая увидела грозную опасность, и показал рукой Меду.
Что это пылит внизу?
Это конница кочевников и несутся они на нас!
Что будем делать?
Сражаться!
Вдвоём?
Да!
Это неразумно, мы продержимся недолго и все погибнем.
Что ты предлагаешь?
Нужно придумать военную хитрость.
Какую?
Простую.
Говори быстрее, враг уже близко.
Ты собираешь всех живых детей и стариков и уводишь в ближайший лес.
А ты?
Я задержу врага!
Как?
Потом узнаешь, а сейчас скорее сгинь отсюда!
Это твой приказ?
Да! Спасай детей!
События разворачивались с молниеносной быстротой. Конники замедлили бег коней, подскакав к стене и укрывшись щитами, ожидая град стрел и камней от защитников крепости. А там, на каменной стене вдруг появилась младая дева в полный рост, совсем не боясь разящей стрелы. На боевом копье в её руках колыхался белый лифчик, снятой с роскошной женской груди, белоснежной, упругой, с торчащими розовыми сосками.
Воины-мужчины, пропылённые и запотевшие, уставшие от дальней дороги, совсем не хотевшие кровавой битвы, и вдруг увидели такое прекрасное и удивительное чудо, точно таврская Богиня Дева предстала перед ним обнаженная и восхитительная в своей женской изумительно нежной красоте.
Тут же многие спешились и уселись на полу, предвкушая волшебное видение, спектакль, где юная грация исполнит танец степного ветра и буйной скачки. И не ошиблись. Перед ними засверкало гибкое тело со сложным переплетением прочерченных линий, изящных, нежных, тонких, глубоко лиричных, с весёлым орнаментом завитушек вращений, легкое дыхание прыжков, высоких и стремительных.
А танцующая женская нагота вызывала у воинов восторг восхищения, душного ослепления и жаркого опьянения. Бешеная мужская сила взрывала бесшабашные головы, потерявшие здравые мысли о военной тактике и командных окриков. Да и сами командиры оказались в хмельной власти женского смелого порыва обнажения, когда нахлынувшие воспоминания о далёком доме и милой жене, пронзительно выворачивали их сердца, слезой накатывались на запылённые лица и дрожали от вечного мужского хотения.
Роса! Тебя сейчас воспевали враги, забыв о войне, страданиях и пролитой крови. Сколько раз к тебе летели мечты вдохновения и желания приблизиться, увидеть поближе и прикоснуться к твоей атласной коже, словно перед воинами протекал волшебно-воздушный сонзатмения с сочным образом женского обнажения.
В застывшей от мужской немоты и бури вздымающей крови толпе все думали, что ты улыбнулась только ему, раскинув белые руки для крепкого объятия, а им дико хотелось лишь на миг прижаться губами к ослепительной нагой красоте. И задохнуться от сладкого лобзанья. Многие из солдат, окрылённые и счастливые от сумасшедшего виденья, даже плакали, не стесняясь охальных сослуживцев.
Эх! Только бы поближе заглянуть в твой сокровенный треугольник и зажмурить глаза от разливающегося удовольствия.
Сколько прошло времени от танцующего образа красоты? Наверное, вечность! Уже сошлись, сбежались и возвратились, застигнутые врасплох, воины маленького гарнизона, чтобы принять свой последний и смертельный бой.
Всё, солдат, уже не жди, не уповай на похоть любовной близости, не верь воздушным очертаниям и великолепной пластике, глаза загребущие и усталые смежи, теперь лишь в молитвах ворожи.
Мед тоже обернулся быстро, увёл детей и стариков в лесное укрытие, где конь сломает ногу, где глаз выколет сухая ветка, где лиана опутает бойца. Увидел обнажённую Росу на крепостном валу и всё хорошо понял, в чём состояла её военная хитрость. Скорей спасти! Вскочил на каменную стену и руки протянул для защиты. И успел обнять её, крепко прижав к бьющемуся сердцу.
Всё, солдат, уже не жди, не уповай на похоть любовной близости, не верь воздушным очертаниям и великолепной пластике, глаза загребущие и усталые смежи, теперь лишь в молитвах ворожи.