Приняв боксерскую стойку, брянский полутяж, желая (хоть о том ни секунды не задумывался) показать Гоголю, что он совсем не хуже любого известного сочинителя, нанес несколько сокрушительных ударов невидимому противнику. Четко и внятно приказал:
Все у тебя, Виталя, получится.
И тут же, представив, с какими печальными и ехидными лицами будут слушать его экзаменационную эпопею родители и приятели, вздохнул:
Насмешил Показал, как дипломатами становятся
В тот год получилось уйти в армию.
Теперь Виталя снова пришел к дому, где когда-то жил Гоголь.
«Вот ведь, рассуждал Кубов, интересно. Жизнь вокруг совсем иная. Партийный генсек Горбачев. Партийный баламут Ельцин. Партийный пророк Лигачев со своим диагнозом-предсказанием Борис, ты не прав!, который первые кооператоры в виде значков и футболок растиражировали Прошло и забылось. Следа не осталось. И газировки с сиропом за три копейки нет, и сигарет поштучно, и самих этих ларей-супермаркетов давно не сыскать. И с Украиной разошлись. И с Западом дружить перестали. Чего только за эти почти три десятилетия не происходило! А Гоголь, ну, словно я только вчера тут стоял! И подворотня словно Советский Союз до сих пор»
Кубов перешел по зебре проезжую часть и нашел новехонькую скамейку на недавно отремонтированном Никитском бульваре. Это был очень редкий для него формат в последние два десятилетия просто гулять по улице, торчать вот так без особой надобности в скверах, на бульварах Откинувшись на лакированную спинку, Виталя, который Москву любил только за то, что столица сконцентрировала в себе все самое-самое, разглядывал угол Дома полярников и гадал: «Интересно, для кого отгрохали?»
Летом 91-го, уже после армии, Виталя сдавал в институт физической культуры.
Во время вступительных экзаменов познакомился с парнем-москвичом. Узнав, что оба зачислены, решили отметить. Товарищ позвонил друзьям, в числе приехавших оказалась Вика Пескарева, перешедшая на четвертый курс того же вуза. Компания поехала в Коломенское. Там, на зеленом склоне, залегли в траве с бутылками болгарского вина, курили, пили, пели, болтали
На следующий день Виталя, что-то улаживая, носился по Москве. Увидев в витрине магазина отражение своего простоватого, как ему теперь казалось, лица, вслух и громко на весь широченный тротуар Садового кольца резюмировал: «Какой-то я Эх» Если б можно было купить в том магазине новое лицо, выбрать, скажем, физиономию комиссара Каттани, студент физкультурного института не раздумывал бы.
Вечером Виталя поехал на Киевский вокзал. Билет до Брянска он купил заранее. К тому же родители с нетерпением ждали своего триумфатора.
Развалившись без постели и матраса на верхней полке плацкартного вагона, ДМБ-90 не мог понять, что с ним происходит. Подъезжая к Брянску, признался себе: все время думает о Виктории.
У Кубова был ее московский номер. Едва скинув кроссовки, Виталя набрал Вику. Целый час болтали по межгороду ни о чем. Точнее, москвичка почему-то с интересом слушала о том, что Виталя не знает, кто он, зачем, куда ему идти.
Весь август он был увлечен своим «романом», который имел форму продолжительных междугородных телефонных разговоров.
Вика рассказывала, что ее мама, актриса, играющая в известном московском театре ведущие роли, сейчас на гастролях в Японии, завтра должна позвонить, рассказать, как там и что, а папа не разрешает приехать к нему в Африку, где он в какой-то из стран, название которой Виталя сразу забыл, потому что оно ни с чем у него не ассоциировалось.
Отец Вики тренировал футбольную команду. Пескарева, наполняя волшебным грудным голосом наушник, говорила, что там это же почти на экваторе! наверняка интересно и вообще здорово, что она совсем не боится ехать, хотя отец и утверждает: там очень опасно. Виталя спросил про цену на авиабилеты, ведь он бы и сам слетал на экватор с Викой. Та начала рассказывать, что прямых рейсов нет, лететь лучше всего через Париж, для этого нужна транзитная виза, но зато можно ведь еще и на Елисейских полях побывать, если длинная стыковка О-о, Шанз Элизе
Пескарева многим нравилась. Еще в начале сентября за ней стал приезжать некто на иномарке, в замшевом пиджаке и красивых солнечных очках (недавно пришедший из армии Кубов не знал: может быть, он и до каникул шикарно подруливал). Виталя видел, как замшевый ждал возле учебного корпуса, открывал дверь иномарки. Кубов совершенно не разбирался в ту пору в автомобилях, но, поскольку такую же машину видел в фильме, на ней по Майами-бич разъезжал мафиози, знал: американская.
Кубов понял: он просто один из ее почитателей; Пескарева наслаждается своей популярностью у самых разных слоев населения, но самое интересное у нее с этим, на тачке.
Вика разговаривала с Виталей, как обычно, по-приятельски, но чем дальше, тем беседы становились короче. Потом и совсем прекратились. Они уже разве что случайно пересекались в институте.
По окончании вуза Вика пошла работать. Виталя думал, в какую-нибудь из многочисленных «коммерческих фирм», коих в тот момент открывалось и закрывалось в Москве по тысяче в день. «Не тренером же она работает!» рассуждал Виталя, понимая: москвичка может позволить себе трудиться в детской спортшколе. Кубову возвышенный труд спортивным наставником мог только сниться: не на такие зарплаты в Москве квартиры снимают.
Меня зовут Виктория И я алкоголик. И наркоманка.
Дальше шла история о том, как еще в школе начала пить, как выходила к шесту, как нюхала, как ее и как она
Меня зовут Виктория И я алкоголик. И наркоманка.
Дальше шла история о том, как еще в школе начала пить, как выходила к шесту, как нюхала, как ее и как она
Выглядела женщина, несмотря на все описанные злоупотребления, не старше своего лет сорок пять возраста, скорее моложе. Белая блузка и голубые джинсы сидели ладно. Новые белые кеды отсылали к вечно молодым хипстерам. Избыточные, начинающиеся уже на шее тату намекали на неврозы Женщина восседала на стуле, спрятав лицо в каштановые волосы, говорила слегка хриплым голосом.
Я как-то Виктория вхолостую щелкала зажигалкой (до победы ЗОЖ помещения АА превращались в аэропортовые курилки), ерзала на стуле. Еще в школе. Попробовала шампанское. Впервые искренне стало плевать, достаточно ли модные на мне сапоги, назвал ли кто-то мою грудь сиськами
Лицо Виктории пряталось в длинных каштановых волосах. Когда человека не видно, жалеть непросто. Григорию Б. жалко и не было. Но стало любопытно, как выглядит: голос казался приятным.
Пескарева Вика теплые ладони, взгляд-магнит, подсушенное спортивной гимнастикой юное тело. Такие девушки главные носители информации о земном счастье В эпоху выступлений в ночных клубах линии тела Пескаревой приобрели еще большую женственность, но ладони увлажнились, взгляд про радость жизни рассказывать перестал. Оставив большой стриптиз, Пескарева не располнела. Другой вопрос выше шейной косыночки упругая свежесть с начала нулевых уже не радовала. В десятых кожу поверх отеков раскрасила фирменная синева
Выйдя с собрания, два десятка человек постепенно рассеялись. Кто-то нашел машину, кто-то самокат или велик, кто-то шел к метро. Почти все поодиночке. Как-то так получилось, Григорий Б. и Виктория Пескарева из недавно построенного замоскворецкого билдинга с собрания «Анонимных алкоголиков» вышли следом. Скорость движения и направление совпали. На Большой Татарской, которую пересекали по пешеходному переходу, получилось идут вместе. К Новокузнецкой разговорились. На Пятницкой решили пройтись в сторону центра погода отличная!
Маршрут кажется, без плана и цели прочертился по Пятницкой к Водоотводному каналу и Балчугу. Оставив позади места, которые поэт Есенин считал кабацкими, дуэт поднялся на Большой Москворецкий мост, постоял, глядя на кремлевские купола. Обоих явно занимал предмет, о котором говорили. Мужчина иногда по-дирижерски взмахивал руками. Женщина морщила нос и смотрела вдаль
Оказавшись на брусчатке Васильевского спуска, насладившись на пешеходном переходе ароматами внутреннего сгорания, обогнули слева Покровский собор. Красная площадь, половина Александровского сада быстро остались позади
Новый знакомый Виктории Пескаревой о себе вкратце поведал еще на Пятницкой:
Журналист. Пишу о рок-музыке, вообще о популярной музыке. Одно время делал на телевидении программу о советском джазе.
Абсурд. Не считаешь?
В смысле?
Виктория ждала.
А! Джаз не может быть советским? Да ну!
Б. стал объяснять абсурдность такого абсурда.
Еще в юности на ретроспективном показе фильмов Трюффо компания Гриши изрядно повеселилась, когда на одном из стендов увидела портрет молодого режиссера: вылитый Б.! Однокурсники ржали как дураки, показывая пальцем на Гришу, на постер с Франсуа Трюффо. Со временем лицо Б. стало походить на лицо французского кинематографиста с той фотографии гораздо меньше словно обзавелось собственными чертами; к взгляду примешался нездоровый похмельный блеск, но прозвище «Трюффо» закрепилось. Почти тридцать лет так в основном все и звали: Трюффо то, Трюффо это Часто обращались совсем просто: Трюф. Или даже: Трюфель.
Особенно подходил ему вот этот «Трюф», ведь Григорий выглядел еще и как второклассник, который вместе с одеждой увеличился в размерах. Симпатичный ребенок, шевелюру темных волнистых волос которого хочется взъерошить, сказав: «Как школа, старик?» Просто слишком крупный ребенок.
Над поясом модных, привезенных из Нью-Йорка милитари-штанов, которые Трюф любил за большие накладные карманы, вмещающие сигаретные пачки, фляжки с алкоголем, пивные банки, буклеты, компакт-диски, в последние годы нависло пивное пузо.
Мне двадцать один было, я выпивал иногда, в основном в общаге с однокурсниками; Новый год, сессию сдали, День студента, делился Трюффо с Пескаревой своими наблюдениями. Один мужик лет сорока пяти, чей-то родственник, что ли, как-то во время общежитских посиделок нам всем говорит: «После сорока вот тогда уже да, пьянки. А это все выпили, закусили, песенки под гитару, спать пошли ерунда».
И?
Был прав.
А сейчас, тряхнув слабым каштановым локоном, интересовалась Виктория, как?
На просушке. Несколько недель, шесть почти. Смешно, Вика, согласись, когда люди рассуждают о букете, о бутылках по тысяче евро
Пескарева согласилась, да, смешно, хотя подумала: некоторые, не зная бед, всю жизнь в свое удовольствие алкоголь употребляют. Вслух заметила, что до сих пор под впечатлением от услышанного, от того, что разоткровенничалась