Индивидуализация современного этапа благодаря средствам коммуникации, будь то автомобиль или цифровой гаджит, ставит человека в жесткие условия транспортных потоков, пробок, офисной работы удаленной или нет, но не отпускающей человека на протяжении всего ненормированного рабочего дня. К этому можно добавить индивидуально полученные ипотеки, порабощающие человека массово даваемыми кредитами и одновременно дающие шанс на жилье.
Переход на общественный транспорт или велосипеды также накладывает серьезные ограничения и при всем благе превращает движение в городе в массовый поток. Хотя постмодернизм тесно связам с переоценкой ценностей авангардизма и индустриального общества, но по сути декларируемый плюрализм ведет к тому же подчинению масс, но иными экономическими методами.
Не следует забывать в разы возросшие возможности рекламы, пиара, средств массовой информации, которые способны навязать любой материальный или нематериальный продукт обществу потребления, избалованному фруктами из далеких стран, фильмами, путешествиями, доступной информацией. Это новое глобальное общество наиболее требовательно в мегаполисах, где эклектически смешиваются свои родные традиции с тем, что привозят бизнес-мены, дипломаты, иммигранты, путешественники и туристы. Все больше и больше приходится напрягать весь свой креативный багаж в смешении стилистических и вкусовых ощущений архитекторам и рестораторам, туроператорам и дизайнерам, банкирам и политикам, инженерам и художникам для привлечения и удовлетворения капризного клиента, желающего ощущать себя особенным.
Культура постмодернизма в постиндустриальном обществе продолжает выполнять свои исконные функции: передача знаний, идеологии и организация человека в сообщества. Теперь это сообщество может называться толпой, «фейсбуком», «в-контакте» или «однокласники», но суть от этого не меняется. Война с традицией, будь то книга или старый московский дворик, приводит к тому, что книги коллекционируют, а дворики заново изобретают и преподносят как новое американское блюдо.
Постмодернизм проникает во все важнейшие сферы урбанистики, составляющие ткань города. Так, ядро города, исторический ландшафт и памятники, с одной стороны, являются привлекательной средой и естественным источником вдохновения для зодчих постмодернизма, а с другой стороны, исторический центр страдает от наступления огромных сооружений в этом стиле. Большое количество зданий в Москве было снесено и построено в условно похожих пропорциях жадными застройщиками для своих зажиточных клиентов.
Корни постмодернизма с его идеологией хай-тека уходят в начало ХХ века, хотя идеология его в корне отличается от интернациональных и романтических идей конструктивизма и авангарда. Утопизм московского коллективизма начала ХХ века с постройкой домов-коммун, рабочих клубов и дымящих заводов рядом с жильем, пройдя через советский социализм, теперь сменился массовой элитарностью небоскребов или коттеджных поселков, изолированных системами безопасности, удаленных от работы, школ и мест проведения досуга. Теперь люди массово проводят время в дороге, массовых фитнесах и массовых молах.
Российско-американское урбанистическое взаимопроникновение становится заметным после революции 1917 года, когда в результате иммиграции выехали многие выдающиеся русские художники, архитекторы, дизайнеры, которые внесли заметный вклад в развитие американских городов. При этом из Советской России в Штаты направляются инженеры и архитекторы изучать строительство высотных сооружений.
Корни постмодернизма с его идеологией хай-тека уходят в начало ХХ века, хотя идеология его в корне отличается от интернациональных и романтических идей конструктивизма и авангарда. Утопизм московского коллективизма начала ХХ века с постройкой домов-коммун, рабочих клубов и дымящих заводов рядом с жильем, пройдя через советский социализм, теперь сменился массовой элитарностью небоскребов или коттеджных поселков, изолированных системами безопасности, удаленных от работы, школ и мест проведения досуга. Теперь люди массово проводят время в дороге, массовых фитнесах и массовых молах.
Российско-американское урбанистическое взаимопроникновение становится заметным после революции 1917 года, когда в результате иммиграции выехали многие выдающиеся русские художники, архитекторы, дизайнеры, которые внесли заметный вклад в развитие американских городов. При этом из Советской России в Штаты направляются инженеры и архитекторы изучать строительство высотных сооружений.
Американские архитекторы внесли свой вклад в формирование индустриального облика российских городов, создавая заводы-гиганты, в какой-то степени способствовали формированию «индустриального» сознания совокупности представлений о человеке-винтике огромной машины, управляемой и направляемой заданным курсом.
В 19281932 годах одна из самых известных строительных промышленных фирм в США «AlbertKahnAssociatesIncorporated» возвела более 570 крупных тракторных и автомобильных заводов-гигантов в Москве, Челябинске, Сталинграде, Нижнем Новгороде [2], которые в эпоху постиндустриального общества или меняют свою идентичность, или ветшают.
В начале 1930-х годов политическая власть оказывается в руках Сталина, берется курс на сугубо национальную политику. Выдвигается лозунг привлечения своих собственных кадров, а все иностранные специалисты постепенно высылаются в их страны, слишком настойчивые оказываются в сибирских лагерях.
Поворотным моментом перехода к новому стилю в архитектуре становится проведение открытого конкурса на проект Дворца Советов, в котором последний раз участвуют иностранные архитекторы. Второе место занимает американский архитектор Гектор Гамельтон. В Америке уже имелся длительный опыт строительства высотных зданий, который в большей мере нужен был Сталину, чем сами американские архитекторы. А Дворец Советов, здание-призрак, непостроенная высотка, проектировавшаяся на основе лучшего американского и советского опыта, некой тенью легла на московский ландшафт и повлияла на многие архитектурные и градостроительные решения.
Это время совпадет с расцветом стиля арт-деко. В Европе и Америке он стал глашатаем буржуазной стабильности, а в СССР сумел выразить коммунистические идеи. Постмодернизм подхватил из арт-деко идею стабильности, благосостояния и роскоши, выраженную в архитектуре, с переосмыслением классического наследия XVIIIXIX веков, национальных мотивов, с широким применением индустриального дизайна и технологических достижений «века машин».
Сталинские высотки стали самыми яркими носителями этой идеологии. Один из авторов высотной гостиницы «Украина» Вячеслав Олтаржевский провел 10 лет в Нью-Йорке, преподавал в Колумбийском университете и участвовал в строительстве высотных зданий в Нью-Йорке [3].
С момента торжественного открытия в 1957 году гостиница была не просто крупнейшей в Европе, она еще и поражала великолепием интерьеров, расписными плафонами, лепниной, бра, скульптурой и мебелью. Для нашей темы особый интерес представляет переход сталинской высотки «Украина» в руки трансконтинентальной сетевой гостиничной корпорации «Radisson». Новый «Radisson Royal Hotel» представляет саму суть постмодернистских глобальных трансформаций. Историческое здание уже и не историческое, а просто цитата из того времени, которое так интригует современных путешественников. Если сталинская эпоха середины 50-х годов декларировала массовость и доступность отдыха, культуры любому простому человеку, то теперь это массовая доступность адресована обеспеченным и избалованным людям. Исчезла штукатурка, теперь всюду сияющий мрамор. Целый сонм международных лидеров в сфере товаров люкс поставляли мебель и светильники, ванны и паркет, телефоны и посуду для услады международных бизнесменов и туристов. Подробное описание на сайте отеля туалетов из оникса и ванных с тиковыми полами и с видом на Белый дом хорошо характеризует запросы постояльца постиндустриальной эпохи, который в твиттере с иронией напишет записку о том, что он в ванне отдыхает и российский политический символ рассматривает [4]. Произошло полное переосмысление идентичности объекта.
В современном городе существует несколько заметных американских проектов, которые напрямую связаны с постмодернизмом и глобализацией. Одним из таких можно назвать сеть ресторанов быстрого питания «Макдоналдс», первый из которых был открыт
31 января 1990 года в бывшем советском кафе «Лира» на Пушкинской площади. Это был кусочек заокеанской земли с незнакомой культурой обслуживания, стерильной чистотой, с новыми вкусовыми, зрительными и обонятельными ощущениями, куда молодые люди водили своих девушек на свидание. Очень скоро опознаваемую вывеску «Макдоналдс» можно было увидеть не только в каждом районе Москвы, но и в других городах. Идентичность этой сети, проделав путь от «нездешности» до не очень полезного «фастфуда», стала первой ассоциацией глобализации общественного питания. Теперь карта Москвы пестрит логотипами сетевых кофеен и баров, которые заметно разметили пространство услуг наподобие верстовых столбов, показав миру силу стереотипа потребления [5].
Еще одно чисто американское явление, ставшее неотъемлемой частью постиндустриального общества потребления, это молл, который сочетает в себе элементы массовости и индивидуальности. Моллы возникли в США в конце 1920-х годов как результат развития субборбий вдали от центра города, пройдя долгий путь от крупного универмага эпохи индустриализации до собрания отдельных, но сетевых сервисов и услуг эпохи постмодернизма. Протяженный торгово-развлекательный комплекс с международными узнаваемыми брендами, магазинами, бутиками, кинотеатрами и сетевыми ресторанами с искусственным климат-контролем это сама суть глобализации через внедрение концепции «одинаковости», рекламы и взращивания всеобщей идеологии потребления путем маркетинговых изысков. Молл как вместилище «одинаковости» может и сам быть сетевым. Часто моллы строятся в стилистике классических или диснеевских дворцов, создавая некую иллюзию культурного проведения досуга. Но есть моллы, облик которых связан со звездными играми или виртуальными космическими кораблями, как, например, Торговый центр американской компании «Morgan Stanley» cо значимым для нашей темы названием «Метрополис».