Утром Семён и Алина приехали на кладбище проведать отца. Ярко светило солнце, и вчерашние события уже не казались таким кошмаром. Они помянули папу, посовещались между собой и решили не предъявлять никому претензий. Судиться, раз за разом пересказывать и заново проживать день похорон, ни у кого из них не хватит сил. Пусть это, и правда, останется в памяти как последняя шутка отца.
Тем не менее, в маленьком городе слухи распространились быстро. Этот случай не остался незамеченным. Поговаривали, что в морге кого-то наказали. То ли премии лишили, то ли выговор объявили. Что это было: разгильдяйство, халатность, безответственность? А может, просто у виновных было такое же хобби, как у Сергея.
Ольга Биченкова
О себе данных не даю. Моя проза отчасти автобиографична, а отчасти плод вымысла. К моим стихам у меня с 16 лет выбран эпиграф из Ходасевича:
Люблю людей, люблю природу,
Но не люблю ходить гулять,
И твердо знаю, что народу
Моих творений не понять.
Засим все. С неизменным уважением к коллегам по цеху и читателям,
Лев Толстой, папа, желтая тарелочка и красные сливы
Мой отец старался воспитать нас в толстовском духе. Возможно, так он выражал свой протест против современной советской жизни. Каждый божий день он зачитывал нам по 7 глав «Евангелия от Льва» и какой-нибудь детский безобразный рассказ Льва Толстого. Мама плакала, но спорить с папашей было бесполезно. Как и Лев Николаевич, он был человеком упертым.
Однажды, в мае месяце или начале июня он принес штук 30 мелких, ужасно спелых, красных слив. «Это алыча», радостно закричала Марьяна. Мы видели ее по только что купленному цветному, еще плохо передававшему цвета телевизору в передаче про Грузию или Армению короче, я не помню деталей, но там фигурировало побережье Черного моря.
Одесса, Одесса, мой солнечный город
Черное море, Черное море, запели мы с Вовкой на два голоса. Мы уже были в поселке Лазурном в Имеретинской бухте, а маленькая моя полутезка еще нет.
Лев Толстой, папа, желтая тарелочка и красные сливы
Мой отец старался воспитать нас в толстовском духе. Возможно, так он выражал свой протест против современной советской жизни. Каждый божий день он зачитывал нам по 7 глав «Евангелия от Льва» и какой-нибудь детский безобразный рассказ Льва Толстого. Мама плакала, но спорить с папашей было бесполезно. Как и Лев Николаевич, он был человеком упертым.
Однажды, в мае месяце или начале июня он принес штук 30 мелких, ужасно спелых, красных слив. «Это алыча», радостно закричала Марьяна. Мы видели ее по только что купленному цветному, еще плохо передававшему цвета телевизору в передаче про Грузию или Армению короче, я не помню деталей, но там фигурировало побережье Черного моря.
Одесса, Одесса, мой солнечный город
Черное море, Черное море, запели мы с Вовкой на два голоса. Мы уже были в поселке Лазурном в Имеретинской бухте, а маленькая моя полутезка еще нет.
Я посмотрела на маму и увидела, что у нее очень странное выражение лица, тоскливое какое-то. Это предвещало скандал и пьянство отца.
Вот я выложу шесть слив на желтую тарелку. И никто не смей их трогать до моего прихода. Приду, всем раздам. До встречи.
Он напялил кепку как всегда набок и вышел, закуривая уже в дверях. Мама тихо что-то прошептала, потом сквозь зубы всхлипнула:
Маша, Вовочка, Мария, можно я покурю тоже?
Он что, до сих пор тебе запрещает?
А что он со сливами задумал?
Мама, он опять нажрется?
Вова, говорят «пьющий», а не то, что ты сказал, проронила тихо мама.
Жрущий водку алкаш, убежденно сказала я.
Я вас подготовлю к сегодняшней сцене. Пошли, львеныша читать будем.
И прочла нам знаменитый рассказ про шесть слив. Сливы и дети там описаны роскошно, живо, подробно. А мораль мерзкая. Ложь, конечно, грешна, но как можно купить кило слив и не дать ребенку съесть ни одной просто даром, без подсказок, столь ненавистных умным детям?..
Мы были потрясены.
Мама, я съем сливу сейчас. А то он замучит, прервал молчание Вовка.
А я съем тоже. Две.
Давайте все сливы съедим, весь килограмм!!! прозвенела Марьяна и первая засмеялась.
Машка, гони за мороженым. У меня как раз 66 копеек осталось, он денег не дает.
Мне хватило на три порции желтого фруктового мороженого и граненый стакан лимонада из автомата газировки за 3 копейки. У меня ладонь была потом липкая, а под средним пальцем был след от кругломедной трехкопеечной монеты.
И мы оставили сливы ровно пятую часть ему, а остальное съели с мороженым.
Придя с работы, отец избил мать и надавал всем пощечин. Порка досталась мне, так как мы должны были, по его мнению, оставить ему мороженое.
Владимир Голубев
Владимир Голубев работает в жанре детско-юношеской литературы, пишет сказы, сказочные повести, в которых фантастический сюжет сплетается с житейской правдой. Обучался на курсах в 20142015 гг., подготовлен к публикации роман «Взрослое лето», представляющий интерес как для юношества, так и для взрослых.
Проживает в Подмосковье, преподаватель, кандидат юридических наук, ветеран правоохранительных органов.
Гостинец для Деда Мороза
(новогодняя быль)
Я бросил взгляд на будильник и ахнул, стрелки перевалили за полночь, а я ещё и не ложился спать, а вставать мне рано. Щёлкнул выключателем на кухне и в темноте побрёл по квартире. Жена в детской возилась с близнецами, а в большой комнате уже сопел старший сын, не выпуская из рук книжку с картинками. Мне ничего не оставалось, как только незаметно прошмыгнуть в спальню и, накрывшись одеялом с головой, погрузиться в сон.
Утром я пробудился ещё до сигнала будильника и первым делом отключил звонок.
Мне пора собираться в дорогу, сказал я шёпотом, целуя спящую жену.
Будь острожен, помни, мы тебя ждём. Промолвила спросонья супруга.
В темноте я нащупал ногами тапочки и, перепутав левый с правым, на цыпочках пошлёпал на кухню. На скорую руку согрел чайник, умылся и, набив портфель кипой документов, вышел в подъезд.
Поёживаясь, я вывалился на холод из тёплого нутра подъезда. Брелок, свисток, огонёк Замки щёлкнули, и, заглянув на секунду в промёрзшее за ночь чрево автомашины, я завёл мотор и вынырнул наружу. Оказалось, под бледными звёздами гораздо теплее. Декабрьская ночь в свете фонарей досыпала отведённый срок, но где-то за соседним шестнадцатиэтажным корпусом уже серел рассвет нового дня, но я ещё не видел его, но был уверен в том, что он уже теплится во всю над сквером и Варшавским шоссе. А припорошённая снегом Москва, вовсю просыпалась, при этом шипела, гудела, горела, блестела.
Пока тарахтел движок, подумалось, а может, пока не поздно, позвонить шефу и, сославшись на эпидемию гриппа, вернуться в душную спальню, к жене, к милым детям и посвятить эти 23 дня предновогодним хлопотам, а не трястись одному в машине 900 вёрст, по северным дорогам? Но у меня на руках была повестка из велико-устюжского суда, с синей печатью и подписью судьи, и мне надо было ехать во что бы то ни стало, тем более, от меня зависела судьба других людей.
Надо завязывать с этой работой! Всё надоело! я громко сказал сам себе, и проходящий за моей спиной хозяйка лопоухого чихуахуа, подтянула поводком малышку поближе к ноге.
Тем временем салон наконец-то прогрелся, и авто понесло меня через Садовое кольцо, на Ярославку. Пробок ещё не было да спасало то, что я пробирался на выход из мегаполиса, а главный поток, сломя голову, рвался навстречу мне, слепя глаза встречным водителям, вклиниваясь в несчастный город, будто желая забить его до самых небес. Ну вот в пути миновал первый час, и я наконец-то на трассе и, теперь чертыхаясь, поминаю Мытищи, затем поворот на Королев, эх, скорей бы Пушкино, а там уже рукой подать и до Сергиева Посада, с объездной и новой трассой. Там я собирался перекусить, чтобы потом без долгих остановок ехать до самого Великого Устюга.
Ещё час, и я в дорожной кафешке, среди пыльных стен, с обязательными китайскими натюрмортами, блестящими и слащавыми. Официантка, позёвывая от скуки и пряча белые кудри под косынку, разговорилась с ранним посетителем:
Куда едете-то, прямо под праздник?
Не поверите, куда меня занесло, ответил я, невольно улыбнувшись, как мне показалось, улыбкой дошкольника, заметившего в прихожей квартиры Деда Мороза, стряхивающего снег с сапог, да ещё с красным мешком в руках. В Великий Устюг, только жалко один, без детишек.
С детьми, в такую даль на машине? Да там, небось, морозы, под сорок! запричитала добрая женщина. Сколько малюток осталось дома?
Трое, двое совсем маленькие. А морозы, не знаю как под сорок, а вот под тридцать, верно, уточнил я.
Она помолчала и добавила:
Везёт же, едете прямо в сказочный край. Я сама оттуда родом, из деревни Морозовица. Да вот вышла замуж, и пришлось уехать. Теперь вот без мужа, с двумя детьми, и вся родня, посчитай, за тыщу километров от меня.
Сам я уже допил чай. Она пожелала мне счастливой дороги, как наверно, тысячам водителей и пассажиров, ежедневно спешащих куда-то. Помогли ли им эти искренние слова в дальнем плаванье по бесконечной асфальтовой реке, текущей к Ледовитому океану, для меня тайна, но искренне надеюсь на подмогу
Я в последний раз согласился в дальнюю командировку. Но не потому, что мой шеф, облачающийся по выходным в передник и поварской колпак, чтобы выставлять в социальные сети какие-то фотографии с приготовленными блюдами, сослал меня за Можай. Просто я в очередной раз хотел срубить деньжат и навсегда завязать с такими выездами и больше не оставлять семью. Но жена неожиданно поддержала меня, сказав за ужином:
Съезди, я обойдусь без тебя, а сам отвлекись от работы, только не забудь про подарки, а то, я знаю, ты можешь! Пофоткай город и чудесную природу, терем Деда Мороза. Не забудь тепло одеться, там, наверно, зима настоящая, а не здешняя.
И вот я еду, неспешно размышляю о том, о сём: работа, дела, семья, та-ак, торможу и опять семья, дела, работа. Вокруг дороги леса, поля, занесённые снегом деревни и посёлки. Вот уже скоро Ярославль встретит рекламой и дымящими трубами, надо бы выйти размяться. Проехали. Дальше Вологда, последний из бастионов цивилизации. Доехал по приличной дороге. Остановился. Похлебал щей. За бортом -30. Ухожу направо по белой дороге. Лес. Снег. Сумерки.
Перед Тотьмой вижу, вроде на обочине голосует дедок в тулупе, но какой-то крайне неприметный. Пока думал, проскочил, стало как-то не по себе, покрутился на сиденье, но разворачиваться не стал и жму дальше. Опять леса и снега, встречные фары режут глаза, мысли бегут впереди капота, боясь угодить под колёса. Всё как обычно: как там жена, дети, а работа, и какое блюдо приготовит шеф на Новый год, если ему привезли пару домашних гусей? Глаз не свожу с дороги, только вперёд. От надвинувшихся вплотную к обочине замёрзших лесов веет первобытным страхом.