В Уставе уголовного судопроизводства (ст. 33) определялся круг уголовных дел, подсудных мировым судьям ведомству мировых судей подлежали проступки, за которые в Уставе о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, определяются:
выговоры, замечания и внушения;
денежные взыскания не свыше 300 руб.;
арест не свыше трех месяцев;
заключение в тюрьму не свыше одного года236.
Если наказание сопровождалось высылкой виновного с закрытием торгового предприятия, то данное дело уже мировым судьей не рассматривалось. Такие же последствия наступали, если к виновному предъявлялся иск ценностью более 500 руб.
Оба процессуальных устава оговаривали, что иски между сельскими обывателями и проступки, совершенные сельскими обывателями, подсудны их собственным судам, т. е. крестьяне по ряду дел оставались подсудными своим сословным волостным судам. В то же время ст. 50 УГС судопроизводства допускала, что мировой судья может разобрать дело не подсудное мировым судам, но если стороны попросят рассмотреть их дело по совести. В этом случае решение мирового судьи было окончательным и не могло быть обжаловано. В уставах оговаривалась и территориальная подсудность: мировой судья мог рассматривать дела о проступках, которые имели место на его участке. Гражданские дела рассматривались тем мировым судьей, на участке которого проживал ответчик или находилась компания, к которой предъявлялся иск.
Процессуальные уставы определяли, что в мировых судах в полном объеме действовали такие передовые принципы судопроизводства, вводимые реформой как устность и гласность: «Разбирательство дел у мировых судей происходит публично и на словах» (ст. 68 УГС) «Мировой судья разбирает дела изустно и публично» (ст. 88 УУС). Впрочем, оба нормативных акта допускали исключение из принципа гласности. Гражданское дело могло рассматриваться за закрытыми дверями, если стороны обратятся к нему с ходатайством об этом и судья найдет причины уважительным. То есть при рассмотрении гражданских дел вопрос о допустимости закрытых слушаний отдавался полностью на усмотрение судьи и зависел от его личных взглядов, такта, эрудиции. По уголовным делам условия, когда могли объявляться закрытые слушания, были определены более конкретно, закон вводил закрытый список таких ситуаций:
дела о проступках против прав семейных;
об оскорблении женской чести, непотребстве и других бесстыдных действий;
о проступках, преследуемых не иначе как по жалобам частных лиц, когда обе стороны просят о негласном разбирательстве (ст. 89 УУС).
Уставы очень четко проводили еще один передовой и значимый принцип состязательность. Устав гражданского судопроизводства определял, что производство по гражданскому делу возникает только по просьбе лица, до которого касается это дело (ст. 4 УГС). При этом ст. 3 особо оговаривала, что правительственные места или должностные лица не только не вправе самим разрешать дела, подлежащие ведению судов, но и даже передавать самим эти дела в судебные места, а могут только разъяснять заинтересованным лицам право обращаться в суд. Статьи 3 и 4 УГС распространялись на все новые суды, в том числе и на мировые суды. Соответственно, производство по гражданскому делу у мирового судьи могло быть начато только после заявления истца. Заявление могло быть как письменным, так и устным, но записано в особой книге и подписано заявителем. При этом в заявлении обязательно должны быть указаны фамилия, имя и отчество истца, ответчика, свидетелей (если имеются), их звание, место жительства; цена иска, суть заявления, доказательства, на которые указывается иск. Производство по уголовному делу могло быть начато не только по жалобе потерпевшего, но и по сообщению полицейских органов, других административных лиц, а также по собственному усмотрению судьи. Если пострадавшее лицо не знало, кто именно совершил в отношении него преступное действие, то оно могло обратиться в полицию с просьбой о проведении дознания.
Процедура рассмотрения дела как гражданского, так и уголовного была построена на состязательном принципе. Приступая к рассмотрению гражданского дела, мировой судья должен был попытаться примерить тяжущихся, предлагая способы по своему усмотрению (ст. 70 УГС). Если ему это не удавалось, то судья начинал рассматривать дело по существу. Согласно ст. 72 УГС он должен был предложить вначале истцу изложить свои требования, потом выслушать объяснения ответчика, затем каждая сторона имела право дополнить свои показания, предъявить доказательства, а также задать вопросы вызванным свидетелям. Подчеркивая состязательный характер процесса, закон особо подчеркивал, что «истец должен доказать свой иск. Ответчик, возражающий против требований истца, должен доказывать свои возражения» (ст. 81 УГС). Также ст. 82 подчеркивала, что сам мировой судья не собирает доказательств, а исходит из доказательств, представленных сторонами.
Принцип состязательности четко был проведен в Уставе уголовного судопроизводства. Процесс начинался с вопроса обвиняемому: признает ли он себя виновным. Если обвиняемый себя виновным не признавал, то ст. 92 УУС предписывала судье вначале выслушать свидетелей обвинения, а потом дать возможность обвиняемому представить свои объяснения, указать свидетелей, подтверждающих слова обвиняемого и выслушать их. При этом после допроса каждого свидетеля судья должен был предложить противной стороне задать вопросы. У мирового судьи была возможность задавать вопросы как обвинителю, так и обвиняемому, а также их свидетелям, если сочтет это нужным. При этом обвиняемый имел право вообще не отвечать на вопросы. Статья 102 УУС особо подчеркивала недопустимость давления на обвиняемого в этом случае: «В случае отказа обвиняемого отвечать на предложенные ему вопросы, судья, не прибегая к угрозам, обещаниям, ухищрениям или другими вымогательным мерам, переходит к рассмотрению имеющихся в деле доказательств». Обвиняемый также имел право пользоваться услугами поверенного.
Таким образом, мировая юстиция воплощала важнейшие принципы нового судопроизводства:
1) устность;
2) гласность и публичность;
3) состязательность;
4) независимость судей;
5) всесословность;
6) равенство всех перед законом.
Частично мировая юстиция воплощала принцип профессионализма, так как участковые мировые судьи действовали на профессиональной основе, не могли отвлекаться на какой-либо другой вид деятельности, но в то же время к ним предъявлялись по тем временам достаточно высокие требования в плане образования. Сегодня они могут показаться не очень высокими, но надо учитывать реалии тех лет людей с высшим юридическим образованием было мало, уровень образования общества был низким. Также можно вспомнить, что реформы к кандидатам в судьи не устанавливался образовательный ценз. Таким образом, законодатель разработал нормативную базу в таком ключе, что в принципе мировая юстиция должна была оправдать возлагаемые на нее надежды в плане предоставления обществу быстрого, оперативного и справедливого правосудия. Законодатель создал достаточно развитую для своего времени нормативную базу для формирования демократической судебной системы. Мировые суды становились важнейшими элементами этой системы, воплощая в себе наиболее актуальные и важные принципы, необходимые для обеспечения развития экономики, защиты прав и свобод. Это было важной предпосылкой формирования гражданского общества в нашей стране.
Важным аспектом анализа исторической роли мировой юстиции в России является вопрос о процессе введения в действие судебной реформы 1864 г. Насколько полно воплотилась в жизнь модель правосудия, формируемая Судебными уставами 1864 г.? Насколько их практическая деятельность содействовала процессу формирования гражданского общества в пореформенной России?
Можно отметить, что общество встретило известие о подписании Судебных уставов с большим энтузиазмом. Будущий прокурор Московского окружного суда, один из ярчайших деятелей пореформенных судов М. Ф. Громницкий описывал в своих мемуарах реакцию людей на это событие. Будучи губернским по уголовным делам стряпчим в Воронеже, Громницкий узнал о подписании Уставов на съезде судебных следователей. «Возможно ли передать ту радость, тот восторг, который овладел всеми присутствующими. Хотелось говорить, кричать по поводу этого события, а между тем нужно было смирно сидеть и слушать доклады и споры. В перерыве эмоции кипели: дана была полная воля неудержимой болтовне и излиянию восторгов по поводу полученной новости. С января может быть станут вводить новый суд? слышались смелые голоса. Едва ли так скоро, отвечали другие. Когда станут вводить, никто не знает, важно то, что Судебные уставы не мечта, а факт, трезво говорил кто-то»237.
Можно отметить, что общество встретило известие о подписании Судебных уставов с большим энтузиазмом. Будущий прокурор Московского окружного суда, один из ярчайших деятелей пореформенных судов М. Ф. Громницкий описывал в своих мемуарах реакцию людей на это событие. Будучи губернским по уголовным делам стряпчим в Воронеже, Громницкий узнал о подписании Уставов на съезде судебных следователей. «Возможно ли передать ту радость, тот восторг, который овладел всеми присутствующими. Хотелось говорить, кричать по поводу этого события, а между тем нужно было смирно сидеть и слушать доклады и споры. В перерыве эмоции кипели: дана была полная воля неудержимой болтовне и излиянию восторгов по поводу полученной новости. С января может быть станут вводить новый суд? слышались смелые голоса. Едва ли так скоро, отвечали другие. Когда станут вводить, никто не знает, важно то, что Судебные уставы не мечта, а факт, трезво говорил кто-то»237.
Однако сразу за подписанием Уставов немедленного открытия новых судов не последовало. Шло время, а никакой информации о сроках открытия новых судебных мест не появлялось. К лету 1865 г. в обществе стало зреть опасение, что государство затягивает проведение реформы и даже решило отказаться от нее. 17 июня 1865 г. академик А. В. Никитенко записал в своем дневнике: «Говорят, что судебная реформа откладывается в длинный ящик. А между тем ею возбуждена томительная жажда: всякий ожидает ее, как манны небесной. Но административная и бюрократическая сила не хочет выпустить власть из своих рук»238.
Еще более томительно было ожидание в провинции. М. Ф. Громницкий вспоминал: «Ни газеты, ни случайные приезжие из столицы не приносили нам ничего нового о реформе, а так как мы только и жили во сне и наяву последнюю, то вполне естественны наша вялость и хандра. На всякое лицо мы смотрели как на вестника чего-нибудь нового. Пусть бы он рассказывал небылицы в лицах, и мы подозревали бы сочиненность рассказов и все-таки нам было бы легче. Самое тягостное было молчание, неизвестность»239. Опасения эти были оправданны: очень легко было отказаться от проведения реформы, достаточны было просто не предпринимать никаких шагов.
Реально в жизнь обывателей XIX в. мировые суды вошли только летом 1866 г. В советской историографии этот факт использовался для аргументации непоследовательной политики царского правительства: в ряде публикаций советского периода содержалось утверждение о том, что подписав Судебные уставы, власть в лице императора всячески пыталась оттянуть реализацию реформы на практике, умышленно затягивая открытие новых судов240. Однако изучение ряда документов позволяет утверждать, что данная точка зрения не совсем обоснованна. Правительство эти два неполных года не бездействовало, а вело кропотливую подготовительную работу. Подписать Уставы для проведения реформы суда было недостаточно: надо было решить ряд вопросов от кадрового до подбора помещений и обеспечения судов всем необходимым. Ведь дореформенная судебная система в наследство о себе могла оставить только большое числе накопленных, но не решенных уголовных и гражданских дел, даже передать помещения и оборудование было невозможно, так как у дореформенных судов не было залов судебного заседания. Все это предстояло устроить.