Особенностью международного трудового права является не только весьма мягкий характер ответственности за нарушение его субъектами международных трудовых норм73, но и несколько иные цели использования контрольных механизмов, нежели в классической национальной правовой системе. Реализация международных актов в сфере труда достигается не только и не столько за счет юридической ответственности или даже экономического давления, сколько политическими и информационными средствами. Основной способ воздействия на государство, нарушающее нормы МТП привлечение международного внимания к фактам нарушения, а также воздействие на общественное мнение как внутри этого государства, так и за его пределами. То же самое можно сказать и об альтернативных механизмах воздействия на новых важных участников отношений в сфере труда МНК74.
Поэтому даже в тех случаях, когда речь идет о традиционном «жестком» МТП реализация соответствующих норм достигается в меньшей степени юридическими, а в большей степени политическими и информационными средствами. Поэтому разделение «жесткого» и «мягкого» международного трудового права становится достаточно нечетким. Кроме того, «жесткое» право для достижения большей универсальности начинает использовать так называемые «механизмы гибкости»75, благодаря которым правовые нормы становятся более мягкими в отношении их субъектов.
Наконец, в-пятых, достаточно сложен вопрос о международной правосубъектности МОТ важнейшего субъекта МТП. Международное право имеет дело с двумя типами международных организаций: международные межправительственные организации и международные неправительственные организации. При этом в качестве основного субъекта международного права признаются лишь государства. В соответствии с определением И. И. Лукашука «международное право это система юридических принципов и норм, регулирующих межгосударственные отношения в целях обеспечения мира и сотрудничества»76. Схожий подход можно встретить и у Е.Т Усенко, указывающего77, что международное право это правовая система, регулирующая отношения между государствами, причем государства понимаются в международном праве в единстве трех элементов: политической власти, территории и населения. Аналогичный подход можно встретить в авторитетном немецком курсе международного права: «Глобально признанной наднациональной суверенной власти, как и прежде, не существует. Международный правопорядок имеет, следовательно, координационно-правовую, а не субординационно-правовую структуру, то есть «горизонтальную», а не «вертикальную» структуру. Международное право изначально является правопорядком межгосударственных отношений»78.
Часто международная правосубъектность определяется исходя из признаков, присущих государствам. Если, согласно общей теории права79, для возникновения общей правосубъектности достаточно возможности обладания правами и обязанностями, а также возможности их осуществления, то в международном праве ряд авторитетных отечественных ученых выделяет еще один элемент международной правосубъектности. Речь идет о возможности международного нормотворчества. Как пишет И. З. Фархутдинов, «международная правосубъектность предполагает прямое подчинение международному праву его субъектов, т. е. регулирование их поведения международным правом непосредственноПодобными признаками обладают в полной мере только государства и международные межгосударственные организации, которые одновременно являются и правосоздающими, и правоприменяющими субъектами международного права»80. Мнение о том, что для возникновения международной правосубъектности в качестве условия необходима возможность участвовать в международном правотворчестве, разделяется также такими учеными как К. А. Бекяшев81, И. И. Лукашук82, С. В. Черниченко83. В. Л. Толстых возражает84 против такого подхода, указывая, что, во-первых, международное соглашение может учреждать нового субъекта права, который не является его стороной, но является адресатом. Такой новый субъект может не обладать нормотворческой способностью. Во-вторых, с точки зрения В. Л. Толстых, в некоторых случаях международное соглашение может создавать права и обязанности для субъектов, не являющихся его сторонами. Соответственно, он делает вывод о том, что в международном правопорядке могут присутствовать субъекты, не способные создавать нормы права, но при этом способные участвовать в их реализации. Р. А. Мюллерсон в семитомном «Курсе международного права» предлагает85 разделять субъектов международного права на тех, которые непосредственно участвуют в международных отношениях и непосредственно же участвуют в создании международных правовых норм (государства, народы, нации, реализующие свое право на самоопределение, и международные межправительственные организации), и тех, которые обладают ограниченным кругом прав и обязанностей, не участвуя в процессе создания норм международного права (индивиды, международные неправительственные организации, международные хозяйственные организации86, международные органы).
Похожее разделение субъектов международного права, однако с существенно более узким кругом субъектов, предложено С. В. Черниченко87. Он предлагает разделять субъектов международного права на первичных и производных. Первичные субъекты никем не создаются в качестве таковых, их появление объективная реальность. К ним относятся «государства и, в некоторых случаях, народы и нации». Производные же субъекты создаются первичными, и объем их правоспособности зависит от желания и намерения их создателей. Но в отличие от Р. А. Мюллерсона, С. В. Черниченко к таким субъектам относит только межправительственные организации либо государственно-подобные образования типа вольных городов. О том, что позиция Р. А. Мюллерсона в данном случае не представляет собой единодушного мнения специалистов по международному праву, свидетельствует уже то, что в той же самой главе этого же Курса Н. А. Ушаков прямо утверждает, что «индивиды и юридические лица не могут являться субъектами международного права»88. Свою позицию Н. А. Ушаков обосновывает тем, что субъекты международного права должны обладать способностью самостоятельно участвовать в урегулированных международным правом международных отношениях, «. иными словами, должны обладать взаимной независимостью, неподчиненностью друг другу в международном общении»89. Британский представитель науки международного права А. Казсоровска близка к позиции С. В. Черниченко, но расширяет круг субъектов и предлагает90 говорить о полной и частичной международной правосубъектности, считая, что полной правосубъектностью обладают только государства и государственно-подобные образования, а иные субъекты (межправительственные организации и индивиды) обладают лишь частичной правосубъектностью, т. е. их возможность обладать международными правами и обязанностями и подавать иски зависит от воли государств. Международные неправительственные организации и многонациональные корпорации она называет «противоречивыми кандидатами на статус субъектов международного права». Очень похожий подход можно найти и в немецкой доктрине международного права91.
Таким образом, после принятия в Венской конвенции 1986 г.92 международные межправительственные организации все-таки были «приняты» большинством юристов в области международного права в круг субъектов международного права. Тем не менее, своим правовым статусом международные организации «обязаны» учредившим их государствам, поэтому, справедливо указывает К. А. Бекяшев, «Любая международная межправительственная организация (даже ООН) всего лишь вторичный субъект международного права и не может ни в коей мере конкурировать с государствами, а тем более управлять или командовать ими»93.
Признание в качестве пусть вторичного, но субъекта международного права не распространяется на неправительственные организации. В правовой доктрине США распространен (хотя и не универсален) упрощенный социологический подход, в соответствии с которым субъекты международного права отождествляются со всеми лицами, так или иначе влияющими на международные отношения. Так, например, Ш. Д. Мерфи пишет94 об участниках (англ. actors) международного права, под каковыми понимает лиц, имеющих возможность обладания международными правами и обязанностями, а также предпринимать иные действия в международной сфере. К таковым он относит государства, межправительственные организации, неправительственные организации, индивидов и группы индивидов, а также корпорации. То, что такой подход в современном международном праве нельзя считать маргинальным, подтверждается радикальной позицией такого авторитетного специалиста, как бывший председатель Международного суда ООН Р. Хиггинс. Она считает95, что для международного права использование «дихотомии субъект-объект» более не является продуктивным, и что более целесообразно в настоящее время говорить о разнообразных участниках (англ. participants), «обращающихся с исками, пересекающими линии государств, с целью реализации различных ценностей»96. Другой американский специалист по международному праву О. Лисицын вообще считает сомнительным наличие каких-либо объективных критериев международной правосубъектности97. Такие подходы убедительно критикует В. Л. Толстых98, предлагая не путать реальность с точки зрения социологии с правовой реальностью. При смешении права и иных социальных норм, как справедливо указывает В. Л. Толстых, возникает угроза вытеснения норм международного права из процесса социально-нормативного регулирования.
Признание в качестве пусть вторичного, но субъекта международного права не распространяется на неправительственные организации. В правовой доктрине США распространен (хотя и не универсален) упрощенный социологический подход, в соответствии с которым субъекты международного права отождествляются со всеми лицами, так или иначе влияющими на международные отношения. Так, например, Ш. Д. Мерфи пишет94 об участниках (англ. actors) международного права, под каковыми понимает лиц, имеющих возможность обладания международными правами и обязанностями, а также предпринимать иные действия в международной сфере. К таковым он относит государства, межправительственные организации, неправительственные организации, индивидов и группы индивидов, а также корпорации. То, что такой подход в современном международном праве нельзя считать маргинальным, подтверждается радикальной позицией такого авторитетного специалиста, как бывший председатель Международного суда ООН Р. Хиггинс. Она считает95, что для международного права использование «дихотомии субъект-объект» более не является продуктивным, и что более целесообразно в настоящее время говорить о разнообразных участниках (англ. participants), «обращающихся с исками, пересекающими линии государств, с целью реализации различных ценностей»96. Другой американский специалист по международному праву О. Лисицын вообще считает сомнительным наличие каких-либо объективных критериев международной правосубъектности97. Такие подходы убедительно критикует В. Л. Толстых98, предлагая не путать реальность с точки зрения социологии с правовой реальностью. При смешении права и иных социальных норм, как справедливо указывает В. Л. Толстых, возникает угроза вытеснения норм международного права из процесса социально-нормативного регулирования.
В отечественной правовой литературе также можно встретить попытки99 обоснования международной правосубъектности неправительственных организаций (НПО). Аргументация в данном случае фактически сводится к тому, что в некоторых международных правовых актах неправительственным организациям присваивается консультативный статус. Эти доводы неубедительны: тот факт, что субъекты международного права могут осуществлять консультации с любыми субъектами внутреннего права вовсе не означает возможности последних непосредственно вступать в международные правовые отношения. Поэтому в подавляющем большинстве исследований не только отечественных, но и зарубежных специалистов по международному праву негосударственные участники или упоминаются в качестве «особых случаев», «кандидатов в субъекты»100 «избранных аномалий»101 или (чаще) четко противопоставляются системе международного права102.