В Кронштадт «Нева» и «Надежда» вернулись, когда за окнами стемнело, мама перестала печатать, а Султан опять отпросился на улицу. Толик потянулся так, что заскрипели позвонки.
Вот книжечка! Мама, ты молодчина, что догадалась купить такую.
Мама, укладывая в портфель бумаги, объяснила:
Здесь интересное совпадение. Недавно я печатала старые документы одному человеку, по заказу. Как раз насчет этих морских путешественников. Печатаю и думаю: «Вот бы книжку про них достать! А то ума не приложу, что ненаглядному сыну подарить на Новый год. Потом иду мимо «Когиза», и нате стоят на витрине «Русские мореплаватели». Как в сказке.
Мама, укладывая в портфель бумаги, объяснила:
Здесь интересное совпадение. Недавно я печатала старые документы одному человеку, по заказу. Как раз насчет этих морских путешественников. Печатаю и думаю: «Вот бы книжку про них достать! А то ума не приложу, что ненаглядному сыну подарить на Новый год. Потом иду мимо «Когиза», и нате стоят на витрине «Русские мореплаватели». Как в сказке.
Новогодние чудеса А что за документы ты печатала?
Да брошюра старая, инструкции всякие.
А что за человек? Профессор?
Господи, откуда у нас в Новотуринске профессоры? Так человек. Заходит иногда в редакцию, заметки пишет Эту брошюру он в библиотеке отыскал, в архивном фонде, и попросил меня кое-что перепечатать. Видимо, интересуется географией Ой, Толик, сделай сегодня еще одно доброе дело!
Опять в магазин, сказал Толик. Или свеклу чистить?
Ничего не чистить. Отвези этому человеку готовую работу. Она дома у меня, а он заходил сегодня в редакцию, спрашивал. Неудобно так Отвезешь? Он на Ямской живет.
У-у
Ну что «у-у»? Мне на работу надо, и там я застряну, если машинку починили. А тебе прокатиться одно удовольствие.
Мама угадала. Толик протянул «у-у» для порядка. Читать он устал, сидеть дома одному радости мало, а прокатиться по вечерним предновогодним улицам в самом деле неплохо.
Мама дала ему плоскую папку.
Покажи, что за брошюра, попросил Толик. Интересно все-таки, морская ведь.
В папке лежала серая тонкая книжица с узором из листьев и маленьких глобусов. Длинное название было оттиснуто старинными буквами:
И ниже:
Толик полистал. Мелькнуло знакомое имя Крузенштерна. Но мама торопила:
Вот адрес. Вход отдельный, со двора, собаки там нет. Человека этого зовут Арсений Викторович. Он такой, немного хмурый и нелюдимый, но ты не бойся.
А чего бояться-то? Отдам папку, вот и все.
Ну не совсем все. Скажи, что я просила, что, если он может пусть сразу расплатится за работу. Нам бы деньги к празднику очень пригодились.
Толик поморщился.
На кино-то небось запросишь, напомнила мама.
Мама ушла. Толик оделся, выволок из-за вешалки лыжи, снял с гвоздя самодельную сбрую. На крыльце свистнул Султана. Тот вылетел из темноты.
Хватит без толку носиться, запрягайся.
Султан не спорил.
Они выбрались со двора на укатанную дорогу.
Ну, вперед! велел Толик. Давай!.. Вперед, Султан! Кошка! Где у нас кошка?
Султан радостно взвизгнул и рванул Толика.
Это была игра. Еще давно, когда пес был почти щенком, юный хозяин так приучал его мчаться и тащить лыжника. Приходилось выслеживать впереди кошку, чтобы Султан охотнее набирал скорость. А теперь никакой кошки не было, Султан это прекрасно понимал. Да и на кой шут она сдалась? Если догонишь, что дальше? Не душить же ее, в самом деле. Да и по морде можно заработать когтистой лапой (случалось такое в прежние времена). А бежать и без всякой причины весело. Везти легонького хозяина это не работа, а шуточки.
Толику тоже было весело. Лыжи слушались отлично, тугие запяточные ремни плотно держали их на валенках. Папка за пазухой, ремень от упряжки в левой руке, а правая откинута, как у канатоходца, чтобы сохранять равновесие
А по сторонам бегут назад желтые уютные окошки. И старый знакомый новогодний месяц летит за Толиком.
Пересекли большую улицу Луначарского с двухэтажными домами, фонарями, магазинами и машинами. И опять вокруг сугробы, палисадники да месяц над заборами И вот уже Ямская. Раньше редко приходилось бывать здесь: в этих краях ни друзей, ни знакомых. Вроде бы не так уж далеко от Запольной, а все здесь непривычное. Кирпичная часовенка на углу, сад за глухим забором, чужая трехэтажная школа Даже месяц стал какой-то не такой и притворялся, что незнаком с Толиком.
Ну, ничего, они с Султаном нигде не пропадут.
А ну, Султан, где здесь кошка?!
Дом номер четырнадцать оказался большой, двухэтажный, с узорчатыми наличниками на высоких окнах второго этажа. А низ кирпичный. Наверно, раньше жил в доме купец или фабрикант. Калитка открылась мягко, без капризов. Во дворе, у первого крыльца, Толик воткнул в сугроб лыжи.
Султан, сидеть. Зря не гавкай, лыжи никому не давай.
Султан недовольно двинул ушами: и так знаю. Толик постучал в обитую войлоком дверь. Постучал уверенно: на фанерном почтовом ящике белела при свете месяца надпись:
КУРГАНОВ А. В.Хозяин отпер дверь, не спрашивая, кто и зачем. Встал на пороге, касаясь головой верхнего карниза. В сенях, за спиной у него, горела яркая лампочка.
Что угодно? глуховато спросил Курганов.
От Людмилы Трофимовны Толик протянул папку.
О! Голос Курганова стал яснее и добрее. Это удивительно и прекрасно. Он взял папку. Заходите, прошу вас.
Толик подумал, что заходить вроде бы ни к чему. Но вспомнил про деньги.
Они прошли через длинные морозные сени. Толик видел Курганова со спины. Тот был очень высокий, сутулый. В накинутом ватнике, в старых галифе, в громадных растоптанных валенках на тонких ногах. По дороге он зацепил коромысло на стене, оно с грохотом сорвалось с гвоздя. Толик бросился поднимать, но Курганов, не взглянув, сказал:
Плюньте.
Они оказались в большой комнате тоже с яркой голой лампочкой. И первое, что увидел Толик, это громадная синяя карта. Со всеми частями света. Она занимала полстены. Под ней угадывалась высокая, видимо, заколоченная дверь.
Проходите, говорил Курганов, раздевайтесь, вот вешалка Ах, как прекрасно, что Людмила Трофимовна прислала Но зачем такое беспокойство? Я бы сам завтра Вы ее сын?
Сын, кивнул Толик. Ему впервые говорили «вы», но он не удивлялся. Он знал, что люди, воспитанные по-старинному, всегда очень вежливы. Даже с детьми. Видимо, и Курганов такой. Может, и в самом деле ученый-географ? Специально поселился вдали от столицы, чтобы работать в тишине
Правда, обстановка в комнате была явно не профессорская. Стол, покрытый газетами, разномастные стулья. Железная кровать. Книг много, но полки самодельные, некрашеные. Лишь камин богатый: большой, узорчатый кружевное чугунное литье. Толик видел такой всего один раз у мамы на работе, в кабинете редактора. Потому что редакция находилась в старинном доме бывшей заводской конторы буржуя Крутиса.
Здесь камин, конечно, тоже остался от прежних хозяев. Наверно, раньше в этой комнате был чей-то домашний кабинет, а потом его отгородили и сделали отдельный вход с улицы
Толик, озираясь, машинально отстегнул пуговицы. Курганов забрал у него куцее, похожее на курточку пальто и шапку.
Проходите, погрейтесь с дороги. Я сейчас чайку
Да нет, спасибо
Это вам спасибо, так вовремя привезли. Да проходите же!
Толик начал стаскивать валенки.
Зачем? Не надо! всполошился Курганов.
Я шкуру затопчу.
На полу раскинулась бурая медвежья шкура с кривыми когтями на растопыренных лапах.
Ну и топчите, я сам ее топчу! Это вовсе не предмет роскоши, а так случайный подарок одного приятеля.
Но Толик уже стянул валенки.
Тогда я их к печке решил Курганов.
Толик подумал, что Арсений Викторович вовсе не хмурый и не молчаливый. Скорей наоборот. Суетится чего-то с мальчишкой, как с важным человеком «А может, просто стесняется? мелькнула у Толика догадка. Может, не знает, как разговаривать с детьми? Может, своих никогда не было»
Курганов, без сомнения, жил один. Единственная кровать старая и узкая, вроде солдатской койки. Посуда стоит на тех же полках, что и книги. Вешалка почти пустая, а шкафа для одежды вообще нет. Холостяк. Вроде Дмитрия Ивановича, у которого Толик был несколько раз.
Идти в чулках по упругому медвежьему меху было очень приятно. Толик прошел не торопясь. Присел на скрипнувший стул. Курганов поставил на подоконник плитку, на плитку чайник. Толик думал: не пора ли сказать о деньгах?
Курганов, хотя и был разговорчив, добродушным не казался. Стоило ему замолчать, и лицо делалось невеселым. Это было некрасивое лицо с повисшим над толстыми губами носом. Один угол рта опускался ниже другого. Голубые глазки сидели близко от переносицы и смотрели из-под щетинистых бровей с настороженной виноватостью. Сквозь жидкие бесцветные волосы просвечивала лысина. И все же Курганов был не таким старым, как сперва Толику показалось. Сутулился, но двигался быстро. Он снял ватник, остался в обвисшем черном свитере и сделался еще более тощим и высоким. Длинные руки с большими ладонями торчали из рукавов
Толик встретился глазами с Кургановым и смутился, что так разглядывает его. Стал смотреть на карту. Она была гораздо больше школьной. Все материки покрывал одинаковый серый цвет, а по морям и океанам растекалась голубая краска разных оттенков от белесоватой до густо-васильковой.
Толик встретился глазами с Кургановым и смутился, что так разглядывает его. Стал смотреть на карту. Она была гораздо больше школьной. Все материки покрывал одинаковый серый цвет, а по морям и океанам растекалась голубая краска разных оттенков от белесоватой до густо-васильковой.
«Наверно, морская карта», подумал Толик. Хотел уже спросить о ней Курганова, но заметил картинку рисунок в деревянной рамке под стеклом. Он висел на карте, левее западных берегов Африки. Толик различил на картинке переплетение корабельных снастей и осторожно подошел.
Рисунок был сделан карандашом на желтоватой ворсистой бумаге. На палубе, у фальшборта, в окружении хохочущих матросов сидел на бочке бородатый дядька в короне и с вилами. Он тоже хохотал или что-то весело кричал. В левой руке его была объемистая кружка. Поодаль стояла группа офицеров в треуголках. Сквозь частые ванты и бакштаги невдалеке был виден еще один корабль. Он шел под полными парусами, с небольшим креном.