Витя зимой хорошо учился, рисовал в изостудии, ну а летом удирал в угольном ящике под вагоном путешествовать по стране. И на крыше тоже ездил. Он и взрослым путешествовал с ключом треугольным, без билета хоть в Москву, хоть в Углич легко, и друзей с собой возил за компанию бесплатно.
«Я у него учился путешествовать без билета по стране на поездах», сказал Ройзман (см. также его стих о Сортировке).
И я у него училась путешествовать, когда мы только познакомились. Кто при ключе, тот и путешествует. А ктото судится годами в судах районных за крышу над головой. Как Витя и его соседи с Ирбитской. А мог бы ведь Витя в любой миг в Израиль улететь, там бы жил, квартиру б дали всем дают. Но кто б тогда стал центром притяжения художников и дам, и прочего люда в городе нашем, в том числе и туристов иностранных, если не Витя?
Рассказывал как-то Витя, что лежат дети в спальне длинный ряд коек, и все воспитанники хором тихо твердят в унисон «Мама. Мама» (100 раз). Все детки мечтали, чтобы пришла мама. Поэтому и Витя ее искал, и, в отличие от многих нашел (каким-то чудом в 15 лет, и сильно обиделся, что она снова от него отказалась). Директор сказал ей ребенок подвижный, горячий, плохо управляемый, вам с ним не справиться, не забирайте его, ему здесь лучше будет. Пусть здесь остается. И она послушалась. Витя говорил: трудно это мать найти, и снова тут же потерять.
Но! Она ведь все-таки родила его и кормила до полутора лет, дала свою фамилию, а уж потом, когда стало невмоготу, сдала в детдом. По фамилии он ее и нашел. Помогал ей. Даже брата Леню нашел, но тот прожил недолго умер молодым, в 30 с чем-то лет, от пьянки.
Мать он называл Тамарой, просто по имени. Взрослым помогал ей, а пришла пора похоронил на кладбище, что на Сортировке.
Бомж лет 50, с собачкой, идет по улице. Нет, это не бомж, а это Витя в длинном черном пальто нараспашку рассекает улицу на пару с мордо-поцарапанным бультерьером. Так неважно он выглядит, лохмато-нестриженныйнебритый, что хочется назвать его бедным человеком. На самом же деле он художник, известный на всю страну, от Владивостока до Москвы, работает хранителем в музее. «Нашего папаню все любят», говорит сын.
Концовка фильма: взрыв дома, вернее, серия взрывов. А звук такой, словно бы нудно, противно и бесконечно долго лопаются петарды.
Компьютерная графика. В дом врезается бумажный самолет, и стены оседают, разламываются на куски Снег, мусор и всякая мелочь медленно осыпаются наземь (Это я написала за год до смерти Вити. С. А.)
Снова идет быстрыми шагами, чуть прихрамывая, Витя Махотин, а дом стоит, как стоял. Не пострадал дом, он целый.
Виктор разворачивается к зрителю, вытаскивает из кармана носовой платок и машет в знак прощания, как старый моряк уплывающим айболитам. Титры «КОНЕЦ» на куче документов о сносе дома.
(Документы крутятся чередой, они лежат на пластинке с лейблом «Блюблю-блю канарики». )
Поскриптум
Витя умер, дом на Ирбитской 10а, расписанный художниками города в знак солидарности и в память о Вите, снесли бульдозерами. И площадку разровняли. Сейчас ничто не напоминает о том, что здесь когда-то стоял желтый двухэтажный домик. На Свердловской киностудии все ж сняли фильм, но не совсем о Викторе, а больше об оставшихся жильцах дома и старшем сыне музыканте Илье, сняли через месяц после смерти Махотина.
Фильм удостоился четырех престижных отечественных и зарубежных наград, называется он «Кузнецы своего счастья» (режиссер Евгений Григорьев, сценарист Сергей Соловьев).
Речь на открытии выставки «День рождения В. Махотина»
Часть 1
Махотин Виктор Федорович художник, реставратор, строитель, галерист, один из организаторов музея-кузницы на Плотинке «Метальная лавка».
Считаю нужным сообщить о нем следующее.
В тюрьме 16 лет Махотин не сидел!
Детей у него трое: Илья, Прохор и Клавдия. В сентябре 2004 года у Вити родились две внучки (у Ильи одна, у Клавдии вторая).
Витя окончил в 1974 году двухгодичный курс обучения на отделении станковой живописи и графики факультета изобразительных искусств Заочного народного университета искусств имени Крупской (Москва).
В живописи придерживался собственной системы, опирающейся на каноны китайской живописи и русскую традицию рисунка, выразительного, острохарактерного, емкого. То есть академическую школу он получил, но использовал ее по-своему.
Выставок у него было много, с десяток, но были это в основном квартирники, которые снова вводятся в обиход.
Больших персональных выставок было три: одна в Музее молодежи, две в Екатеринбургской музее изобразительных искусств (вторая посмертная), организованные при помощи Евгения Ройзмана.
В этой экспозиции представлено несколько не вполне законченных Витиных работ, которые нигде никогда не экспонировались.
Например, «Пермяк», «Двойной автопортрет», «Мои друзья». Они интересны и в таком виде, в каком их оставил Витя. И они наглядно иллюстрируют живописную манеру Махотина легкую, летящую, открытую
Часть 2
Когда уходит близкий человек, начинаешь по-другому относиться к жизни. Начинаешь ценить то, что раньше, в общем-то, не ценил и не всегда замечал.
И радуешься и удивляешься, что ты живешь каждый час и каждую минуту. И радуешься, что живы твои друзья и близкие. Это с одной стороны. А с другой остается горечь. Два года у меня не проходит тоска по Вите.
Уже не приносит радость то, что приносило ее раньше лет 510 назад. В глубине души остаются горечь и печаль.
Ольга Адриановская
В. Махотину
Я так скучаю по тебе.
С чего б, казалось?
И если нравился ты мне,
По сути малость
Все не всерьез: не мой герой,
И мы не пара.
Что ж так тоскую без тебя,
Не ведая любви угара?
И не давая воли чувству,
Я шла к тебе в своих скорбях.
Все уклонялась безрассудства,
Легко мне было, не любя.
Я так скучаю без тебя
Памяти друга
Вот ты ушел в неведомы высоты.
Там все не так, там льется свет иной.
Архангелов ли разделил заботы?
Средь ангелов печальных, верно, свой?
Хранитель твой земной тебя покинул
Когда ты звал его в предсмертной мгле.
Обрел покой ты, прах отринул.
Я без тебя осталась на Земле.
Мне тяжко без тебя, ты знаешь, знаешь.
И одиноко, хоть волчицей вой
Ну что хоть иногда не прилетаешь
В мой сон порой ночной?
Где встретиться еще нам?
Нету мочи,
И не могу сказать тебе «прощай».
Летай бесплотным духом где захочешь,
Лишь сон мой навещай.
Валерий Акименко
Уже после его смерти я узнал, что учился с ним в одной школе. К сожалению, детдомовские учились в отдельных классах.
Человек, который мог поделиться всем, что у него есть, и даже тем, чего у него нет.
Уже после его смерти я узнал, что учился с ним в одной школе. К сожалению, детдомовские учились в отдельных классах.
Человек, который мог поделиться всем, что у него есть, и даже тем, чего у него нет.
Заводной, он мог привлечь кого угодно на свою сторону и даже втянуть в искусство. Все приходили к нему как к себе, он никому не отказывал в участии. Хороший был человек
Ольга Акименко
Чай. Все так и было!
Виктор Махотин это человек без возраста.
Я знала его с детства, с 10 лет, потому что мой отец с ним встречался. В начале 2000-х годов мы сотрудничали по музейным и выставочным проектам в Музее истории Екатеринбурга, правда, недолго
Махотин всегда рядом такое ощущение не проходит. Я водила к нему в Башню многих гостей города, в том числе иностранцев. Познакомить с достопримечательностями города Виктором Федоровичем и Башней.
Удивительнейшим качеством Махотина было то, что оставляешь его на три минуты пообщаться с человеком, и на четвертой минуте возникает ощущение, что он знает этого человека с младенчества.
«Махотин легкий человек» фраза заезженная, но про него. Своей легкостью Махотин приподнимал других над бытом, над искусством, над историей города.
Каким он был в 80-х, таким и оставался до самой смерти, не изменяясь с годами ни внешне, ни по ощущениям.
Моя редкая профессия «чайный мастер» была, можно сказать, подарена мне Махотиным. На выставке «Вольных почт» Махотин, дабы развлечь ребенка, налил мне стакан чая, который «термоядерностью» своей напоминал, вероятно, чифир. Напиток потряс меня необьяснимостью вкуса. Чай?! Чай, который я пью каждый день?
Браславская. Под экспозицию был отведен гардероб театра. Вешалки мы затянули холстом, стойка для пальто служила ограничительным барьером перед картинами. Многое в отношении к жизни у Махотина, к слову, было сродни «легкому шоку» или принципу «так тоже может быть»
Жанна Бабинцева
Старая Драма
В августе 1980 года Виктор Махотин позвал меня поработать кассиром на выставке. Выставку планировалось открыть в здании старого драмтеатра под знакомым уже всем названием Станция вольных почт (как на Ленина, 11).
Каким-то образом, я сейчас затрудняюсь сказать каким, курировала этот проект искусствовед Марианна Карповна Браславская. Под экспозицию был отведен гардероб театра. Вешалки мы затянули холстом, стойка для пальто служила ограничительным барьером перед картинами.
Поначалу была надежда, что удастся реанимировать «Ленина, 11», но както пошло все вяло. Были выставлены в основном работы А. Лысякова и очень незначительное количество картин других авторов.
Как я сейчас припоминаю, это были те работы, которые остались у Виктора от экспозиции на Ленина, 11. Да и тусовка с Ленина, 11 как-то не проявилась: забегали Валера Казанцев, Женя Ройзман, единственный багемак России Владимир Типсин, Витя и Таня Филимоновы вот, пожалуй, и все.
Да и посетители навещали нас крайне редко.
В начале октября Центр культуры и искусств в один день закрыл эту выставку. Сворачиваться пришлось так же, как и на Ленина, то есть очень быстро.
Елена Бажова
Наша общая свобода
Казалось бы, проще писать о человеке спустя несколько лет после его смерти. Но Махотин это всегда Другое.
Мы все живем своей иной жизнью без него. Мы привыкли к иным, более прагматичным и выстроенным отношениям, которые при нем были бы невозможны.
Художники редко дарят свои работы не принято.
Приходить в гости без приглашения еще и с кем-то не принято.
Ездить в транспорте без билета не принято. И т. д. Существует куча всего, что не принято. Есть в нашем воображении общество, существующее по определенным правилам. Никто не говорит, что это плохо или неправильно. Мы его создали сами и сейчас. И испытываем чувство ответственности за его несовершенство.