Было дело Короткие рассказы, сборник -3 - Алик Гасанов 2 стр.


 Аккуратнее, сука!.. Куда ты толкаешь?!..

 Не толкаю я!,  хмуро огрызается Андрюха Борисенко,  Сам нормально держи!..

 Держу я!..

И вот уже шуточки кончились, и работа превращается в

Самое неприятное в такой работе, это то, что нет временных и качественных границ, я заметил. Покупатель хочет нахапать на халяву как можно больше, поглядывает иногда на наши потуги, посматривает на часы, подходит, подсчитывая шпалы:

 Аккуратнее, мужики, аккуратнее

После обеда уже, когда сил действительно нет уже ни каких, мы мрачно «перекуриваем», садясь прямо в пыльную полынь, и хмуро переругиваемся хриплыми голосами:

 Я улыбаюсь, Клава

 Ты, да ну его на фиг Такую хрень бля

 Пожрать, короче тоже не светит сегодня

С пляжа кричат девушки:

 Мальчики-и!.. Ма-альчики!..

Плотоядно сглатывая, мы украдкой поглядываем на прыгающий красный купальник.

 Ма-альчики!.. Пойдёмте!.. Устали, небось?.. Пошли к нам!..

 Всё-таки есть бог на свете,  Андрюха сплёвывает, недобро усмехаясь, поднимаясь тяжко,  пошли что ли

Наскоро отряхнувшись, мы подходим не спеша, солидно.

 Устали, ребята?..,  красавица только что из реки вылезла, загорелые плечи в мурашках мокрых, грудь колышется от смеха,  Пошли к нам!.. Что вы всё, ей-богу?.. Не убежит ваша работа ни куда!..,  смеётся зараза так, что дух захватывает. Волосы мокрые назад зачёсывает. Ух Хороша,  Пошли в волейбол?!.. Пошли?.. Не стесняйтесь!..,  смешно хватает Андрюху за руку,  Пошли, пошли!.. Владимир Александрович!.. А где у нас мячик?..

И следующие полчаса, мы, раздевшись по пояс (она так же весело заставила снять!), бездарно играем в волейбол. Мы в кирзочах неловко скачем по песку, и девушки в купальниках хохочут, обыгрывая нас, как щенков.

  Ну всё!,  торжественно объявляет мужик возле мангала,  Давайте заканчивайте там, спортсмены!.. Победила дружба!.. Давайте к столу уже!.. Галя, хлеб режь!..

К нему подходит наш покупатель, они негромко переговариваются, и нас отправляют к грузовику, и мы лезем в кузов, рассаживаясь и прилипая жопами к проклятым шпалам.

 Я по-быстренькому!,  кричит Владимир Александрович,  Без меня не начинайте!.. Ребят отвезу и вернусь!.. Пятнадцать минут!..

И мы пылим по дороге, и девушки машут нам вслед.

Но так было не всегда.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

И мы пылим по дороге, и девушки машут нам вслед.

Но так было не всегда.

Как-то нас втроём забрал сухонький невысокий старик, и мы приехали в удивительное место. Рядом с железнодорожной платформой в пять-шесть путей забором огорожен огромный склад леса под открытым небом. Высокие штабели брёвен, досок, коряг скручены проволокой в палец толщиной. Мощный запах душистой сосны, свеже освежеванной на пилораме, приятно бодрит и волнует. «Лесозаготовочная» чего-то там, написано на облупленной табличке. Поезда лениво подтягивают вагоны с брёвнами, мужики с короткими крючьями резво прыгают, карабкаются, где поштучно, а где всем махом высыпают с шумом брёвна на перрон, брёвна звенят и подрагивают, подпрыгивая, всё вокруг покрыто щепками и корой. Лебёдка тянет на цепной удавке огромное бревно, затаскивает в большой сарай. Оттуда раздаётся ритмичный гул. «Жи-ху!.. Жи-ху!..»,  постепенно разгоняется, ускоряясь, и, набрав скорость, уже орёт торопливо «жи-жи! жи-жи! жи-жи!» Где-то рядом надрывается со слезой циркулярная пила: «Пиииии-джя-а-а-а-умммм!..»

Мы глазеем по сторонам. Всё кипит и работает. Вон столярный цех. Мужик доску тащит:

 Петрович!.. Ты де пропал?

 «Де пропал»!,  передразнивает наш старичок,  «Де-де»!.. В манде!.. Зайди ко мне сейчас!..

Петрович  бугор*. Приведя нас в небольшой и уютный кабинетик на втором этаже прямо над столярным цехом, старик усаживается за стол:

 Короче так, мужики,  скрещивает пальцы,  Без меня  ни каких движений. Понятно? Узнаю, что мутите  не обижайтесь. Понятно?

 Понятно,  говорим.

У Петровича на левой руке нет указательного пальца, а на правой  два пальца без фаланг.

 Работа не пыльная,  продолжает бугор,  не обижу. Чай-курить всегда найдётся. Щас похаваем немножко (А-а-лилуя!..,  пропело в голове) и пойдём, я вам цех покажу, и фронт работы. Понятно?..

Через пять минут мы сидим за этим же столом Петровича, стол накрыт газетой, на столе сало, огурцы, кастрюля душистого супа (жить хочу!), хлеб, зелёный лук, помидоры и бутылка водки.

  А я же тебе говорю,  Петрович разливает по стаканам. С нами сидят ещё три мужика, все припудренные древесной опилкой,  Он, сука, по-хорошему не понимает. Говорил я тебе?..

 Говорил,  вздыхает огромный здоровяк, которого все зовут «Тушин»,  а

  Вот я тебе чё и говорю,  назидательно перебивает бугор,  С ним по-хорошему нельзя. Понял?.. Я ему прошлый раз чё сказал?.. «За базар надо отвечать!» Говорил?

 Говорил,  Тушин вздыхает горько, выпивает до дна, прослезившись, занюхивает хлебом,  ды

  А он чё?.. А?.. Он-то чё?.. Я ж говорил тебе  пока он деньги не перечислит, ни какого с ним разговора. Говорил я тебе?..

 Говорил,  здоровяк запихивает в рот замысловатый бутерброд  на кусочек хлеба он положил кусок сала и всё это обмотал, словно верёвочкой, зелёным луком. Я тут же замечаю, что у Тушина тоже нет пальца на руке. Присмотревшись к мужикам, я вижу, что у всех у них не хватает по два-три пальца Вон тот, сбоку от меня, вообще ложку держит изуродованным кулаком. Все четыре пальца, кроме большого, срезаны до половины одним, видимо, разом

 Вот я чё и говорю!,  Петрович качает головой укоризненно,  Сначала слушай, что старшие говорят. Понял?,  выпив водку, по простому ругается на нас,  А вы чего сидите?.. Жрите, давайте!.. Чё жмётесь?.. Давай-давай!..,  и смотрит строго, как отец,  Я шучу, что ли?.. Работать сейчас будем!..

Наевшись от пуза, трижды «перевернув» по полстакана водки (Всё мужики, харэ!.. А то работать не сможете!), мы идём в цех.

 Вот тут, смотри, он будет принимать, а ты на подхвате, понял?.. Вот так вот, смотри. Коля, давай!..

И резвый Петрович, раскорячившись, как вратарь в хоккее, показывал, как «подхватывать». Тушин кладёт на стол «циркуляры» грубооструганную доску, Коля толкает её, «распуская» на два бруса, Петрович «принимает», бойко складывая в штабель у стены. Пока вернулся  уже опять бежать надо. Живой конвейер. Один остановится  всё встанет. Тушин, Коля, Петрович, Тушин, Коля, Петрович

 Чё стоишь? Понял?.. Давай-давай!..

Тушин, Коля, я, Тушин, Коля, я

 Шевелись!.. Чё ты?!.. Вот так, смотри!,  Петрович ещё раз показал, не останавливая мужиков,  Понял?..

И пошла наша работа.

Петрович чем-то расплачивался командиру части. Скорее всего лесом. А мы втроём почти месяц каждый день работали на «Лесозаготовке», и там было хорошо. Кормили нас мужики отлично. Но и пили мы каждый день. Мужики нас опекали, называя «пацанвой». Утром, плотно покушав и «хряпнув» по сто грамм «для порядку», они расходились по своим углам, и всё начинало шуметь и стучать, потом собирались к обеду у Петровича, и опять мы слушали их негромкую беззлобную ругань, объедаясь превосходной домашней едой. Вечером, часам к пяти, когда начинало уже темнеть, участок постепенно затихал, мужики по-одному не спеша поднимались в «бугорскую», лениво курили и «базарили». Несколько дней нас в часть возил УАЗик. А потом Петрович разрешил нам ходить в часть пешком, через лес, взяв с нас мужское слово «не мутить». Чуть больше километра по тропинке, мы шли темнеющим засыпающим лесом, молча покуривая. Проходили мы всё время краем небольшой деревни со странным названием  Перочи.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

  Короче, дело к ночи Приехал я в Перочи..,  негромко напевал Андрюха свою дурашливую песенку, всякий раз переходя на удивительную по пошлости хрень,  И там я как-то Вале по-яйца засандалил И Валя мне сказала: Навеки я твоя

Эти его песенки всё время ставили меня в ступор. Всегда безошибочно подбирая рифмы, змей-Андрюха почему-то настойчиво склонял все известные миру женские имена, измываясь иногда до такого неприличия, что даже мои, видавшие виды уши, сворачивались от стыда в трубочку, и краснели.

  А как-то в чистом поле,  сам себе бормочет Андрюха,  я засандалил Оле И Оля улыбнулась: Андрюша милый мой А продавщицу Катю я как-то на кровати

Сволочь, короче говоря, был наш Андрюха.

Несколько раз Петрович отправлял нас в Коломну. Удивительный город. Кто-то говорил, что Коломна на сто лет старше Москвы. Места тут такие, что хоть сказку снимай. Сердце Руси. Холмы плавно уходят в густой лес, спускаясь в лощины по берегу реки. Церквей на каждом шагу Ей-богу, как в сказке. Стоит на пригорке церквушка, как кукольная. Куполами горит на солнышке. Всё ручной работы. Уже беленная-перебеленная. Видел даже полностью деревянную. Ей, говорят, уже лет триста, а стоит. Дуб и лиственница. Перекосилась от времени, в землю вросла, а крепкая. Того гляди Илья Муромец на коне проедет мимо. С копьём

Гуляя по Коломне (Петрович отправил в магазин. Я ему как-то пожаловался, что на гитаре струна лопнула. А в казарме без гитары тоска. Он подробно объяснил, как найти магазин. Взял слово «не мутить», и отправил нас с Андрюхой в город «на часик». Четыре остановки туда, четыре обратно. Третий наш работник Игорь Швыдченко (Швед), обожравшись жаренной картошки в обед, завалился на часик «отмочить харю» на досках в столярке, а мы с Андрюхой поехали.) И вот, гуляя по Коломне, я, второй год не видевший гражданской жизни, украдкой присматриваюсь и прислушиваюсь, словно щенок, впервые выглядывающий из родного подвала. Жизнь кипит и течёт. И ни кому дела нет, что ты идёшь в первый раз в жизни по этой улице. Навстречу люди шуруют по своим делам, девчонки семечки грызут, болтая ногами на лавочке, забулдыга сбоку подошёл:

 Не обессудьте, уважаемые,  огромную ладонь протягивает, согнув руку в локте,  Поправиться немного, сколько не жалко

Мы нашли магазин и купили струны. Нейлоновые. Магазинчики тут удивительные. Я такие на Кубани встречал. Витрина с конфетами, рядом хлеб, пиво, плоскогубцы, свёрла десять калибров, женский лифчик кружевной рядом с новенькими тисками. На всём налеплены одинаковые жёлтые ценники. Кувалда новая стоит кверху ногами. На торце ценник. Рядом с кувалдой ящик с помидорами  «Красный гигант  1 кг  52 коп.»

Каждый раз, шатаясь по древнему городу, я не понимал, что меня тревожит всё время?.. Только потом я вдруг понял  в любое время суток практически все его жители были пьяными. Начиная от девочки 15-ти лет, и заканчивая вон той бабкой беззубой, продающей семечки, все «пьяненькие». Городок мирный и тихий. Редко услышишь громкий голос. Умиротворение и сонное бормотание. А приглядываешься и видишь, да  все бухие. Везде пахнет мочой Девчонки красивые, смешливые и смелые:

Назад Дальше