Счастье? Но это же там, на Севере
Где-то когда-то простыл и след!
Счастье? Его я искала в клевере,
На четвереньках! четырех лет!
Четырехлистником! В полной спорности
Три ли? четыре ли? Полтора?
Счастье? Но им же коровы кормятся
И развлекается детвора
Четвероногая, в жвачном обществе
Двух челюстей, четырех копыт.
Счастье? Да это ж ногами топчется,
А не воротами предстоит!
Уподобление детворе и коровам не случайно. Поэты вечные дети. Аполлон получил кифару от Гермеса в обмен на коров. Мотив стиха как четырехлистного клевера, древнейшей эмблемы единства и гармонии, звучал в стихотворении «Стихи растут как звезды и как розы»: «Мы спим и вот, сквозь каменные плиты / Небесный гость в четыре лепестка» (1918) (I, 418). В цветаевских рабочих тетрадях до сих пор можно найти засушенные на память листья. Четырехлистный листочек клевера Цветаева клала «на высушку в книжку»194 образ из черновиков поэмы «Автобус», метафора остановки прекрасного мгновения в тетради (гербарий души), сухом поэтическом отчете о прожитых мгновениях счастья, напоминающая мотив пушкинского «Цветка». В поэме речь идет не вообще о счастье, а о счастье поэтов. По словам спутника, изменившего своемудетству, счастье не может быть воротами, на которые он смотрит с недоумением. Безусловна связь этих ворот с воротами, у которых расстаются Молодец и Маруся, с дверью с ржавым замком «Красного бычка» и другими символами, воплощающими творчество дверью в Царство Небесное. Вероятно, Цветаева напоминает Пастернаку его стихотворение 1915 года «Счастье» из «Поверх барьеров», вошедшее и в сборник 1933 года, где ощущение счастья сопряжено с красотой природы:
Уподобление детворе и коровам не случайно. Поэты вечные дети. Аполлон получил кифару от Гермеса в обмен на коров. Мотив стиха как четырехлистного клевера, древнейшей эмблемы единства и гармонии, звучал в стихотворении «Стихи растут как звезды и как розы»: «Мы спим и вот, сквозь каменные плиты / Небесный гость в четыре лепестка» (1918) (I, 418). В цветаевских рабочих тетрадях до сих пор можно найти засушенные на память листья. Четырехлистный листочек клевера Цветаева клала «на высушку в книжку»194 образ из черновиков поэмы «Автобус», метафора остановки прекрасного мгновения в тетради (гербарий души), сухом поэтическом отчете о прожитых мгновениях счастья, напоминающая мотив пушкинского «Цветка». В поэме речь идет не вообще о счастье, а о счастье поэтов. По словам спутника, изменившего своемудетству, счастье не может быть воротами, на которые он смотрит с недоумением. Безусловна связь этих ворот с воротами, у которых расстаются Молодец и Маруся, с дверью с ржавым замком «Красного бычка» и другими символами, воплощающими творчество дверью в Царство Небесное. Вероятно, Цветаева напоминает Пастернаку его стихотворение 1915 года «Счастье» из «Поверх барьеров», вошедшее и в сборник 1933 года, где ощущение счастья сопряжено с красотой природы:
Исчерпан весь ливень вечерний
Садами. И вывод таков:
Нас счастье тому же подвергнет
Терзанью, как сонм облаков.
Наверное, бурное счастье
С лица и на вид таково,
Как улиц по смытьи ненастья
Столиственное торжество.
И, конечно, стихи Пушкина, сказавшего за сто лет до Цветаевой, 5 июля 1836 года, о своем понимании счастья как свободы передвижения, радости наслаждения природой, искусствами, радости творчества:
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественной природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
Вот счастье! вот права
Черновик поэмы свидетельствует еще об одной интертекстуальной параллели «Ночи перед Рождеством» Н. В. Гоголя: «Счастье? На <нем же> Оксана с хлопчиком» 195. Приписка сбоку «дивчина с хлопчиком» сделанная Цветаевой там же, уточняет украинско-гоголевские коннотации фрагмента. Возможно, Цветаева знала из стихов об украинском путешествии Пастернака в 1931 году, во время которого тот и влюбился в З. Н. Нейгауз. Одновременно это мог быть намек на Асеева и его жену Оксану из близкого окружения Пастернака, с иронией упомянутого в «Юбилейном» В. Маяковским. Добавим, что образ зубочистки, равно как ирония по отношению к «гастрономам», в поэме восходит, очевидно, и к Манилову в гоголевских «Мертвым душам». Как известно, Пушкин подарил Гоголю сюжет поэмы а Цветаева фактически пишет свою поэму по сюжету, подсказанному книгой Пастернака. Тему лирического пространства «Автобуса» усугубляет упоминание сна при описании встающего на пути колодца:
Потом была колода
Колодца. Басня та:
Поток воды холодной
Колодезной у рта
И мимо. Было мало
Ей рта, как моря мне,
И всё не попадала
Вода как в странном сне,
Как бы из вскрытой жилы
Хлеща на влажный зём,
И мимо проходила
Вода как жизни сон
Колода домовинка из цельного отрубка, любимая, по старым обычаям, раскольниками. Старовером видит себя лирическая героиня, живущая, как и в коктебельской молодости, по законам Души. Пастернака в своей жизни Цветаева воспринимала колодцем, в который можно бросить слово «и не слышать дна»196. В поэме колодец «Друг», заглавная буква подчеркивает его одушевленность; колодезная вода льется, как будто кровь из вскрытой жилы, как «жизни сон», и это уподобление заставляет узнать неиссякаемый кастальский ток поэзии. Лирическая героиня словно забывает про спутника-поэта, говорит с Другом-колодцем, ощущая в нем гигантскую силу лирической стихии:
И, отеревши щеки,
Колодцу: Знаю, Друг,
Что сильные потоки
Сверх рта и мимо рук
Идут!
Творческое негодование
Поэма «Автобус» замещает ВДВОЕМ, которого Цветаевой не хватало в жизни, но вдвоем почти не получается, потому что лирический мотив сменяют ирония и даже сарказм; радостной, восторженной интонации цветаевского голоса приходит на смену раздражение:
Творческое негодование
Поэма «Автобус» замещает ВДВОЕМ, которого Цветаевой не хватало в жизни, но вдвоем почти не получается, потому что лирический мотив сменяют ирония и даже сарказм; радостной, восторженной интонации цветаевского голоса приходит на смену раздражение:
И какое-то дерево облаком целым
Сновиденный, на нас устремило обвал
Как цветная капуста под соусом белым!
Улыбнувшись приятно, мой спутник сказал.
Вариант этих строк в тетради:
И какое-то дерево веером целым
Распахнулось / Наклонилось как белый и целый обвал197,
навевает тему Востока и Японии и напоминает строки ахматовского стихотворения из первого сборника «Вечер»: «Ива по небу распластала / Веер сквозной», которые Цветаева цитирует в письме 1912 года. Образ веера как символа природной красоты, щедрости и гармонического единства встретится в одном из последних переводов Цветаевой в маеиюне 1941 года, возможно, как невольное воспоминание об Ахматовой, поскольку в июне Цветаева встречалась с ней, в переводе стихотворения «Пейзаж» Гарсиа Лорки: «Масличная равнина / Распахивает веер» (II, 385).
Вишневое дерево в поэме «Автобус» из пастернаковского посвящения Цветаевой:
Мне все равно, чей разговор
Ловлю, плывущий ниоткуда.
Любая быль как вешний двор
Когда он дымкою окутан.
Некое творческое древо, творческое облако спутник поэмы «Автобус» именует цветной капустой, то есть снижает высокое до низкого, изменяет своему словарю, своему слову. В дымке волшебного пастернаковского сна Цветаевой хотелось написать свою с ним загородную встречу, точнее, прощание с глазу на глаз, которого не случилось. Иронический пафос автора в финале можно было бы объяснить стихами «Второго рождения», вошедшими в подаренный Пастернаком сборник 1933 года. В образах кухни и застолья в пастернаковском «Втором рождении» для Цветаевой не было ничего неожиданного, ведь она сама неоднократно соотносила котел, в котором вываривались ее чувства, с приготовлением обеда: «Столовая», «Бороды цвета кофейной гущи», поэма «На Красном Коне», «Простоволосая Агарь сижу». Кроме того, соцветия капусты похожи и на облака, и на соцветия лирики лирические стихи, живущие семьями. Цветаева не могла принять новое пастернаковское творческоекредо:
И вымыслов пить головизну
Тошнит, как от рыбы гнилой.
Эти строки Пастернака из стихотворения «Кругом семенящейся ватой» отголосок «Облака в штанах» В. Маяковского:
А оказывается
прежде чем начнет петься,
долго ходят, размозолев от брожения,
и тихо барахтается в тине сердца
глупая вобла воображения198.
Знала ли Цветаева стихи Б. Пастернака «Карусель»199? Спутник концовки поэмы «Автобус» не садовник и не колдун, творящий свое «варево» из зарев и смол, а «гастроном», с которым нельзя «в сене уснуть». Здесь отсылка к «Лету» Пастернака. Близкий образ в трагедии «Ариадна»: «Со мной тебе не лечь в зарослях» (Ариадна Тезею). Для Цветаевой устроенность быта возможность о нем забыть: «быт устроен, т.е. почти устранен» (VII, 505). Пастернак творческое сновидение воспринимает средством организации быта Цветаева в поэме ведет речь о невозможности общейпостелидлялирическихснов. Сено засушенный клевер, «небесный гость в четыре лепестка», преображенная творчеством природа. Пастернак собирался вносить «пополненье в бюджет», чтобы жить не в творческом сене с Цветаевой, а в тихой квартире с любимой женщиной. Домом для Цветаевой оказывается природа, для Пастернака «жилплощадь». Цветаева помнила свои стихи памяти Маяковского (1930): «В сапогах двустопная жилплощадь, / Чтоб не вмешивался жилотдел» (II, 274). Так она провозглашала абсолютную свободу шага поэта от всяческой власти. На погибшего Маяковского Цветаева оглядывается, говоря о своей седости и старости. Мотив исчезающей седины:
29
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 17, л. 50.
30
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 17, л. 87 об.
31
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 82 об.
32
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 82 об.
33
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 82 об.
34
Бальмонт К. Д. Стихотворения. М.: Художественная литература, 1990, с. 75.
35
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 90.
36
ЦП, с. 335.
37
П26, с. 199.
38
РГАЛИ. ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 45.
39
О посещении Вены во время свадебного путешествия см. в письме С. Я. Эфрона: 30 марта 1912 г. НСИ, с. 128.
40
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 82 об.
41
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 86.
42
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 17, л. 5.
43
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 77.
44
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 85.
45
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 86.
46
РГАЛИ. ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 86.
47
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 90 об.
48
РГАЛИ. ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 88 об.
49
СМЦ, с. 158159.