Шатаясь по Женеве, я случайно увидел надпись на русском языке и зашёл внутрь. Оказалось, что это русская библиотека. Я подошёл к библиотекарю и назвал своё имя. Он вдруг обрадовался и, закрыв библиотеку, проводил меня сюда. А Георгий Валентинович встретил меня очень тепло и обо всём расспросил.
Он рассказал, что своим спасением и бегством из России обязан Вам, Пётр Моисеевич, сказал Плеханов.
Отец Георгий создал первый профсоюз «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», объединивший десятки тысяч членов, а потом повёл сотни тысяч к Зимнему дворцу, произнёс Рутенберг. Он стал истинным вождём будущей революции. Разве я мог его оставить у Нарвских ворот среди раненых и убитых?
Гапон улыбнулся и коснулся рукой его плеча.
Я обязан Петру Моисеевичу своей жизнью. Он помогал мне организовать людей. Он шёл со мною в первом ряду в тот кровавый день. Он настоящий друг.
Они сидели и беседовали в гостиной, когда в комнату вошла высокая миловидная женщина лет пятидесяти в длинном шёлковом платье и пригласила всех на обед. Они сели в столовой вокруг покрытого льняной скатертью стола, на котором уже были поставлены тарелки.
Познакомьтесь, товарищи. Моя жена Розалия Марковна. Она родом из еврейской земледельческой колонии Добренькая Херсонской губернии. Училась в этом благословенном городе Женеве в университете на медицинском факультете, а потом вернулась в Россию. Познакомились мы однажды в компании народовольцев в Санкт-Петербурге, где она работала в больнице. Теперь мне не о чем беспокоиться у меня дома свой врач.
Жена Плеханова, сдержанно улыбаясь и орудуя половником, наполнила тарелки борщом.
Спасибо, уважаемая Розалия Марковна, произнёс Гапон. Вы просто кудесница. Я помню, как моя матушка по воскресеньям варила борщ с мясом. Это было объеденье.
Так мы почти все за этим столом родились и жили на Украине, парировала она. И с молоком матери впитали борщ и не только его.
Скажи, батюшка, ты ведь уехал из России не прогуляться по Европе? спросил Рутенберг. Когда там всё всколыхнулось и ждёт продолжения, что ты думаешь делать?
Так мы почти все за этим столом родились и жили на Украине, парировала она. И с молоком матери впитали борщ и не только его.
Скажи, батюшка, ты ведь уехал из России не прогуляться по Европе? спросил Рутенберг. Когда там всё всколыхнулось и ждёт продолжения, что ты думаешь делать?
Гапон посмотрел на него пытливым взглядом, ожидая подвох. Он помнил, что они, добираясь на дрогах из Петербурга в деревню, принадлежащую Хвостову, говорили и о действиях, которые предстояло предпринять в Европе.
Я хочу заняться подготовкой восстания. Мои рабочие горят желанием отомстить царю за пролитую кровь. Но для этого народ нужно вооружить.
Прекрасно, Георгий Аполлонович, воскликнул Плеханов. Кстати, Пётр Моисеевич, сегодня вечером у меня соберётся цвет социал-демократической партии. Будем чествовать нашего друга.
Только Вы, пожалуйста, его не перехвалите, уважаемый Георгий Валентинович, с некоторой долей сарказма произнёс Рутенберг.
Не беспокойтесь, мы знаем меру, Пётр Моисеевич.
Потом Розалия Марковна подала на большом блюде утку с рисом и грибами и мужчины принялись вновь наслаждаться едой и расхваливать её достоинства.
Вечером, когда в квартиру Плеханова стали приходить его коллеги меньшевики, Рутенберг попрощался с Гапоном и гостеприимными хозяевами. Плеханов предложил ему остаться и принять участие в приёме, но он отказался, понимая, что его присутствие, как активного члена партии эсеров, будет весьма двусмысленно. На пороге дома он столкнулся с давними приятелями по Санкт-Петербургу Дейчем и Аксельродом в период его увлечения идеями социал-демократии.
2
Роман Гапона с меньшевиками продлился недолго. Они, действительно, «не прочь были иметь его в своих рядах, но при условии, что он усвоит марксистское мировоззрение, и не будет претендовать на роль большую той, на какую дадут ему право его знания и способности». Но Гапон не проявил стремления к учёбе и высказал желание сблизиться с эсерами, которых считал «практическими» людьми. Рутенберг поведал об этом Савинкову и привёл его на квартиру своего знакомого Леонида Шишко, одного из основателей партии социалистов-революционеров. На следующий день у него собрались руководители партии. Гапон рассказал о январских событиях и призвал к революционному выступлению и вооружённому восстанию, во главе которого видел себя. Это им импонировало, они видели в нём единомышленника, и Гапон сразу же почувствовал их искреннее уважение. С ними было легко, они окружили его почитанием, за всё хвалили и, прощаясь, крепко жали ему руки. Виктор Чернов и Михаил Гоц подсказали ему идею объединения всех революционных сил России в борьбе с самодержавием, и Гапон с восторгом поддержал её. Когда через несколько дней Рутенберг зашёл к нему, он протянул ему исписанные листы бумаги.
Посмотри-ка, Пётр, произнёс Гапон.
«Открытое письмо к социалистическим партиям России», прочёл Рутенберг и взглянул на полного энергии священника. Ты не терял время зря.
Он принялся читать, понимая, что текст нужно переработать.
Толково и сильно, Георгий, закончив чтение, сказал он. Я бы только сделал несколько поправок.
Хорошо, Пётр. Ты же знаешь, что прежде, чем публиковать что-нибудь, я всегда обращаюсь к тебе за советом.
Дай-ка мне ручку и чернила.
Он присел на стул возле письменного стола, взял протянутую священником ручку и стал вносить коррективы. Потом, взяв листы в руки, прочитал исправленное письмо. Гапон восторженно обнял его.
Как ярко и логично! Ну, Пётр! Я тебе очень благодарен. Пошлю его в международное социалистическое бюро и всем заинтересованным организациям.
Через несколько дней Гапон получил приглашение от Ленина. Гапон с удовольствием согласился. Рутенберг поддержал его. Встреча состоялась в кафе, где часто собирались российские эмигранты. Внимание Рутенберга привлёк молодой господин с высоким лбом и крупной лысеющей головой, сидевший за столом возле окна рядом с молодой миловидной женщиной. Увидев человека в светском костюме, они сразу узнали его портретами Гапона пестрела вся левая европейская пресса, и приподнялись со стульев навстречу ему.
Владимир Ильич. Рад с Вами познакомиться, представился мужчина. Вся Европа о Вас только и говорит. А это моя жена Надежда Константиновна Крупская. Она после нашей свадьбы предпочла остаться на фамилии отца, человека достойнейшего.
Очень приятно. Я Георгий Аполлонович, священник, поклонился Гапон. Со мной мой друг Пётр Рутенберг.
Рутенберг взглянул на Ленина и поймал его ответный сверлящий взгляд.
Я с интересом прочёл Ваше письмо и горячо поддерживаю идею объединения. Знаете басню Крылова о лебеде, раке и щуке. Если все революционные силы не согласуют свои действия, то воз самодержавия нам не сдвинуть. Я об этом буду говорить на ближайшем съезде социал-демократической партии.
О необходимости объединения я подумал, когда после того жестокого расстрела в России не оказалось ни одной партии, которая бы подхватила начатое мной и моими рабочими движение, горячо заговорил Гапон. Негоже сегодня враждовать друг с другом. Нужно всем объединиться для великого дела свободы.
Он кипел наивным негодованием на царя и его правительство, говорил, что народ потерял веру в царя, созрел для революции, и он готов её возглавить.
Попрощались по-дружески тепло. На прощанье Ленин посоветовал Гапону не поддаваться разнузданной и бьющей через край лести и учиться марксизму.
3
Теперь Рутенберг всегда сопровождал Гапона. Начались переговоры с представителями разных партий. Он вскоре понял, что священник не разбирается в смысле и значении партий, их программах и различиях между ними. К нему подходили как к революционному вождю, и он рассказывал о событиях 9 января и своей программе объединения. Но непредвиденные вопросы ставили его в тупик, и Рутенбергу приходилось помогать Гапону выходить из неловкого положения.
Продолжительные переговоры окончились решением собрать конференцию из представителей разных партий. На ней должно быть рассмотрено предложение Гапона объединить все революционные партии и организовать боевые силы в России. Рутенберг уже в самом начале посоветовал ему не присоединяться ни к одной партии.
Чтобы достичь цели, которую ты ставишь, нужно быть независимым политическим авторитетом. Иначе руководство той партии, к которой бы ты принадлежал, не позволит тебе стать во главе нового объединения.
Умён ты, Пётр Моисеевич. Да мне и самому не хочется становиться рядовым членом. Когда я оказываюсь в обществе образованных людей, я теряюсь, я чувствую себя невеждой, мне нечего им сказать.
Владимир Ильич и Георгий Валентинович тебе правильно советовали учиться, постигать марксистскую теорию. Они видят в тебе будущего вождя.
Не нравится мне эта схоластика и фарисейство. Я люблю реальное дело, люблю вести людей за собой.
Чем больше Рутенберг узнавал Гапона, тем ясней становилось, что ему не хватает авторитета и компетенции, чтобы стать во главе предлагаемого им политического объединения. Он постепенно терял интерес к конференции и уже не видел возможности осуществить её решения. В Женеву продолжали прибывать активисты партий, бежавшие от усиливающейся угрозы ареста. В середине февраля приехал Савинков, и через несколько дней в квартире Азефа состоялось заседание Центрального комитета партии.
Мы оказались не готовы к событиям 9 января, сказал Чернов. Я согласен с мнением Гапона: ни одна революционная партия на деле не присоединилась к его движению. Оно опередило нас и наши действия. Прежде всего, мы не обеспечили рабочих оружием, когда уже стало ясно, что мирным шествие не будет.
Полностью согласен с Виктором, мы опоздали с вооружением народа, подключился к разговору Савинков. В Санкт-Петербурге напряжённая тишина, все притаились и ушли в подполье, ожидая реакции противной стороны. Пора начать работу, иначе нам не поднять ни рабочих, ни крестьян.
Что ты предлагаешь? спросил Евно Азеф.
Следует незамедлительно учредить особую организацию для боевой подготовки масс. Начать, полагаю, нужно со столицы Санкт-Петербург оплот самодержавия. Потом распространим это по другим городам России. Назовём её, предположим, Петербургским боевым комитетом.