Поддерживаю это предложение, заявил Чернов. У тебя, Борис, есть план работы комитета и перечень его задач?
Над этим нужно ещё поработать. Но очевидно, что он должен будет заниматься доставкой, хранением и распределением оружия. Но самое главное организацией дружин и обучением дружинников военному делу.
Предлагаю назначить главой комитета Петра Моисеевича, сказал Азеф. Он знает обстановку в городе, известен среди рабочих и партийцев и, главное, уже понюхал пороху.
Все посмотрели на молчавшего всё это время Рутенберга. Он не являлся членом руководства, но его влияние и авторитет уже были настолько велики, что многие лидеры партии охотно поддерживали с ним дружеские отношения.
Я, безусловно, за, произнёс Савинков. Пётр, ты готов?
Да. Давно пора перейти от слов к делу. Но мне нужны помощники.
Они у тебя будут, заявил Чернов. Мы обсудим этот вопрос и сведём тебя с ними.
Через несколько дней Савинков пришёл к нему на квартиру со списком кандидатов в боевую организацию.
Мартын Иванович, я тут подобрал тебе людей. Познакомься с ними. Это Александра Севастьянова, Борис Горинсон и Хаим Гершкович. У каждого хорошие рекомендации. Здесь их адреса.
Спасибо, Борис. Завтра я их соберу у себя.
Мартын, у тебя есть право подключить ещё людей на месте. Работы будет много.
Есть ещё уточнения целей комитета?
Конечно. Вам предстоит приготовить квартиры для складирования оружия, найти возможность приобретения оружия в России, получить от армян, членов партии «Дашнакцутюн», транспорт бомб, нам ими уступленный, наконец, выяснить возможность экспроприации в армейских арсеналах.
А когда решено отправляться в Россию?
Азеф и Чернов считают, что выезжать нужно как можно быстрее.
Ладно, Борис. Завтра закажу билеты.
Третьего марта они сели в поезд до Стокгольма, а через два дня на пароходе отплыли в Гельсингфорс. Там на явочной квартире их уже ждали. Финны помогли им с паспортами и с билетами на поезд до Санкт-Петербурга.
4
Документы, оформленные на вымышленные имена, не гарантировали их от ареста и преследования, но давали возможность подпольной работы.
Попрощавшись с соратниками на Финляндском вокзале и условившись о встрече на следующий день, Пинхас поехал домой. Дверь открыла Ольга Николаевна и, увидев мужа, принялась его обнимать.
Дорогой мой, как я счастлива! Ты жив, ты вернулся.
Я жив-здоров, Оленька.
Он поцеловал жену и вошёл в гостиную.
Как ты ушёл, я всё время боялась, что тебя больше не увижу.
Где Женечка?
Он у мамы. Ему там хорошо. А меня вчера только отпустили из полиции, допрашивали.
В чём дело, Оля?
Не хотела тебя волновать тогда, но теперь расскажу. Девятого января я беспокоилась, что тебя долго нет, и пошла к Александровскому скверу. Там были гвардейцы. Они стреляли по людям. Меня окрикнул какой-то офицер. Я находилась в сильном нервном напряжении и крикнула ему в ответ: «Убийца!».
Ты правильно ему сказала.
А они меня привлекли к суду по обвинению в оскорблении должностного лица при исполнении служебных обязанностей.
Его служебной обязанностью было убивать, с долей сарказма сказал Пинхас.
Вчера я обратилась к адвокату Оскару Осиповичу Грузенбергу. Помнишь, я тебе рассказывала, пять лет назад он помог обжаловать приговор.
Помню. Он сократил срок с полугода до двух недель. Я думаю, Оленька, тебе нечего бояться.
Прости, Пётр, мне нечем тебя кормить.
Свари что-нибудь, я подожду. В Европе я немного поправился. Мне бы не мешало похудеть, усмехнулся он.
Ольга разожгла печь и принялась готовить еду. Пётр тем временем расспрашивал её о сыне.
Женя уже большой мальчик, всё понимает и любит читать. У нас, Петенька, замечательный ребёнок.
Она повернулась к нему и подошла поближе.
Дорогой, я хочу ещё детей.
Он молча прижал её к себе и поцеловал дрожащие от желания губы.
Я тоже этого хочу, прошептал он.
Потом была полная страсти и нежности ночь любви, а через три недели Ольга почувствовала, что зачала новую жизнь.
На Санкт-Петербург в марте ещё накатывались морозы и жгучие ветры с Финского залива, но в апреле скованная белым панцирем Нева заскрежетала расколотым льдом и понесла его в море.
Энергия и сила природы словно передались Рутенбергу и его помощникам. С раннего утра до позднего вечера они носились по городу, искали квартиры для складов оружия и боеприпасов, связывались с рабочими предприятий, производящих вооружение. Пригодились связи Рутенберга на Путиловском заводе, и ему удалось приобрести там винтовки и патроны, сделанные по заказу для российской армии, воюющей в Порт-Артуре. Бомбы, полученные от армян, приняла боевая организация эсеров. Они пошли на исполнение террористических актов, число которых в 1905 году стало заметно больше. Кое-что удалось получить и из армейских арсеналов. Помогли сочувствующие эсерам офицеры и солдаты. Но для вооружённого восстания оружия не хватало.
«Джон Графтон»
1
В мае Рутенберг вернулся из России в Париж и оказался втянутым в историю, которая могла бы оказаться чрезвычайно болезненной для российской власти.
Война с Японской империей была необходимой России для усиления своего влияния и контроля в Манчжурии, Корее и Жёлтом море. Министр внутренних дел и шеф Жандармов Вячеслав Константинович фон Плеве подталкивал командование армии и флота к началу военных действий. Военный министр Алексей Куропаткин обвинил его в содействии развязыванию войны. Плеве ответил: «Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война». Он был по-своему прав, но в июле 1904 года его убил член Боевой организации эсеров Егор Созонов. К войне Россия ещё не была готова, план военно-стратегической подготовки к кампании против восточного соседа оказался неосуществлённым до конца. Она терпела поражения на суше и на море. Пал Порт-Артур, сражение под Мукденом было проиграно, русская эскадра потерпела жестокое поражение в Японском море у острова Цусима.
В Европе эти события широко освещались прессой. Рутенберг каждое утро выходил на улицу к ближнему киоску, покупал газеты и с интересом читал о событиях далёкой войны. Ещё год назад Путиловский завод работал над крупным заказом военного ведомства, и он и его мастерская были заняты производством и ремонтом необходимых инструментов. И теперь в его сознании всё соединилось в одну картину. Он видел, что неудачи Российской империи на Дальнем Востоке вызвали в стране революционную ситуацию. Как профессиональный революционер, стремящийся к уничтожению самодержавия, от поражений царской армии он испытывал явное удовлетворение. Но Рутенберг и не мог предполагать, что эта война своим крылом коснётся его опять.
Через несколько дней после возвращения из России он получил письмо от хорошо ему знакомого Михаила Гоца, члена Центрального комитета партии эсеров. Он назначал встречу, важность которой, писал приятель, очень велика. Встретились они в кафе на бульваре Бомарше и, заказав кофе и круассаны, сели за столик на тротуаре.
Не будем растекаться мыслью по древу, Пётр Моисеевич, сказал Гоц, подчёркивая ещё раз серьёзность разговора. Товарищи попросили меня дать тебе важное поручение.
Я внимательно слушаю, Михаил Рафаилович.
Ты знаком с Конни Циллиакусом?
Нет, но слышал о нём от Бориса Викторовича.
Его зовут Конрад Виктор, но он с некоторых пор представляется другим как Конни. Так вот, от нашего друга Конни нам поступило предложение закупить оружие на деньги «американских миллиардеров» и переправить его в Россию.
Мне это нравится, заметил Рутенберг.
Но мы через наших людей в Финляндской Партии активного сопротивления знаем, откуда деньги. Они пожертвованы на русскую революцию японским правительством. Их предоставляет нам бывший японский атташе в России полковник Мотодзиро Акаси.
Представляю себе, насколько сильно японцы хотят вывести Россию из войны, не без удивления произнёс Рутенберг. И какова сумма?
Миллион франков.
Ого. Это много оружия, Михаил.
Но у жертвователей Циллиакуса есть условия, которые он хочет оговорить с представителем нашей партии. Чернов и Русанов предложили послать к нему для переговоров тебя. Конечно, все с ними согласились.
Эти условия известны?
Смысл их в том, что не все деньги достанутся нам. Твоя задача взять у него как можно больше.
Надеюсь, я с ним договорюсь.
Мимо них текла праздная толпа, привлечённая тёплой погодой и приятными запахами французской кухни, доносившимися из высыпавшихся на улицы ресторанов и кафе. Они сидели за столиком и наслаждались кофе и негромким разговором, предчувствуя большие тектонические сдвиги, начало которых было сейчас в их руках.
2
В Лондон на переговоры Рутенберг уехал через два дня. Знаменитый писатель, один из создателей и руководителей Партии активного сопротивления Циллиакус проживал в роскошной гостинице в центре города, где всегда останавливался, когда дела приводили его в британскую столицу. Конрад встретил его в фойе. Рутенберга сразу поразили его гигантский рост и богатырское телосложение, сочетавшиеся неожиданно для него с доброжелательной улыбкой. Он представился, крепко пожал ему руку и пригласил следовать за ним. Номер люкс, куда они вошли, был обставлен в викторианском стиле и отличался не бросающейся в глаза роскошью. Циллиакус предложил ему дорогой шотландский виски и кофе с сухим печеньем, они по-дружески поговорили о лондонской погоде, настраиваясь на предстоящую беседу. Конрад говорил на ломаном русском с акцентом, но правильно и живо.
Не скрою, Пётр Моисеевич, Вы мне импонируете своим романтическим прагматизмом.
Я тоже рад нашему знакомству. Так каковы условия жертвователя?
Его план заключается в том, чтобы привлечь к вооружённому восстанию все революционные силы России, продолжил Конни. Поэтому он не желает класть все яйца в одну корзину. Так, мне кажется, говорят русские.
Да, Конни. У Вас хороший русский язык.
Благодарю Вас. Так вот, он хочет поделить деньги между всеми партиями, поддерживающими идею свержения монархии.
Этот подход в принципе правилен, но всё же следует принять во внимание, что их удельный вес и влияние на русское общество далеко не одинаковы.
С этим нельзя не согласиться. Поэтому я, прежде всего, обратился с предложением к партии эсеров и сегодня говорю с Вами, её видным представителем.
Спасибо за комплимент, но моя партия, действительно, самая многочисленная, влиятельная и активно действующая в России.
Социал-демократы, особенно большевики, тоже поднимают сейчас голову.
Не возражаю, парировал Рутенберг. Но реально они, кроме агитации, пока ничего не сделали. А эсеры только за несколько последних месяцев совершили множество акций. Главным образом, они в феврале ликвидировали дядю царя Сергея Александровича, главного виновника в принуждении Николая II к насильственным действиям против мирной демонстрации, а недавно убили московского градоначальника графа Шувалова. Уж Вы-то понимаете, что эти меры сильней расшатывают царский режим, чем любая агитация.
Вы правы, Пётр Моисеевич. Но что мне делать? Требования жертвователя я должен исполнить.