Что стучишь-то?
Я требую обеспечить меня сегодняшними газетами и книгами. Список я передам.
Я скажу командиру.
Скажи. И ещё. Почему со мной никто не говорит?
Спроси командира.
На следующее утро после завтрака его вывели из камеры. Пройдя по коридору, Рутенберг оказался в комнате, примыкающей к помещению тюремных надзирателей. За деревянным столом у окна он увидел человека в форме жандармского офицера.
Вы хотели встретиться с нами. Мы тоже, сказал тот и, усмехнувшись в бороду, указал на стул. Присаживайтесь, господин Рутенберг.
Почему меня держат здесь без суда и следствия? спросил он.
Вы здесь для следствия-то и находитесь. Хотя наше ведомство уже многое о Вас знает. Кстати, в тюрьме почти все камеры заняты. А в них немало людей, которые с Вами знакомы.
Жандарм пытливым взглядом окинул одетого в арестантский халат Рутенберга.
По достоверным сведениям Вы находитесь в стране для подготовки антиправительственных акций. Вы занимаетесь приобретением оружия и обучением людей боевому делу.
Эти обвинения беспочвенны, произнёс Рутенберг.
Он вдруг вспомнил разговор с Татаровым. Они говорили о складах оружия, но он не сказал ему, где они находятся. «Значит, у следователя нет никаких фактов против меня, и он просто пытается вытянуть информацию» подумал Пинхас.
Я предлагаю Вам сотрудничество. Оно облегчит Вашу участь и смягчит наказание. Вы же понимаете, что от приговора Вам не уйти и Вас ждёт тюрьма или каторга, стараясь быть убедительным, сказал жандарм.
Мне нечего Вам сказать и не в чем признаваться, ответил Рутенберг.
Жаль, очень жаль. Уведите заключённого, крикнул следователь и раздражённо постучал по столу ручкой, которая сегодня ему не понадобилась.
Рутенберг не мог знать, что зафрахтованный пароход с оружием до берегов Санкт-Петербурга так и не дошёл. Не ведал он и о том, что чиновник по особым поручениям Иван Фёдорович Манасевич-Мануйлов, собирая информацию, связанную с деятельностью Акаши и Циллиакуса, телеграфировал, из Парижа в Петербург о груженном оружием пароходе. «Джон Графтон» был нанят Циллиакусом на имя норвежского купца. Он принял на борт закупленные эсерами винтовки, револьверы, патроны, материал для «адских машин» взрывчатый желатин, детонаторы, бикфордовы шнуры и прочее и с командою, набранной главным образом из шведов и латышей, вышел в море. А в конце августа пароход сел на мель в Ботническом заливе у острова Кемь. Корабельной команде не оставалось ничего другого, как выгрузить часть оружия на острове, а судно взорвать. Оружие впоследствии было найдено пограничной стражей. Рутенбергу об этой истории стало известно только после освобождения из тюрьмы.
Рутенберга ещё несколько раз вызывали на допрос, но следствию не удалось продвинуться ни на йоту. Однажды следователь для устрашения рассказал ему, что десятки узников, людей волевых и сильных, сходили с ума, когда их подвергали строгой изоляции, а народоволка Мария Ветрова совершила самосожжение в камере. Но он не падал духом и требовал от следователя завершения расследования и вынесения обвинения. Ему в камеру приносили книги и газеты. Они помогали ему выживать психически. Из газет он узнавал, что происходит в стране. В начале октября в Москве началась забастовка, превратившаяся к середине месяца в политическую стачку, охватившую всю страну.
17 октября в камеру занесли холщовый мешок с его одеждой.
Переодевайся, бросил надзиратель.
А что происходит? с недоумением спросил Рутенберг.
Император объявил амнистию. Всех освобождают.
Когда за ним закрылись ворота Петропавловской крепости, он, наконец, ощутил всем своим истосковавшимся по воле телом, что свободен.
4
Он тосковал по семье и сразу же отправился домой, где его ждали сын и беременная жена. Четыре месяца заключения, допросов и одиночества позади. Ольге за это время ни разу не разрешили свидание с ним. На его стук дверь открыл Женя. Узнав отца, он стал с ребяческим пылом тянуться к нему и обнимать ноги.
Мама, папа пришёл! воскликнул он. Мама, мама!
Ольга Николаевна вышла из комнаты в коридор и, подойдя к мужу, поцеловала его в заросшее бородой лицо. Она уже была на восьмом месяце беременности и с трудом носила большой живот.
Я тебя ждала с самого утра, как был опубликован манифест.
Оля, это победа. Недаром я шёл с Гапоном в то воскресенье.
Пётр, я несколько раз пыталась добиться свидания с тобой, произнесла она. Но им было не до меня. Ты так вовремя пришёл. Малыш уже стучится, скоро буду рожать.
Ты в больницу записалась?
Да, дорогой. С мамой ходила. Бабье дело не хитрое. Идём, я тебя покормлю.
Она накрыла ему в гостиной, и он впервые после долгих четырёх месяцев с аппетитом поел борща с капустой и гуляш с картошкой и говяжьим мясом.
Тебе, Петя, письмо их Финляндии, вспомнила Ольга.
Она протянула ему залежавшийся в комоде конверт. Пинхас сразу узнал почерк Циллиакуса.
Через несколько дней он на поезде отправился в Гельсингфорс. Конни встретил его на пороге своей большой квартиры в богатом районе города. Он привычно шутил и держался рачительным хозяином. Пока они обсуждали манифест, экономка поставила на стол роскошный сервиз, и запах свежеприготовленной еды привёл их в столовую.
Я не думаю, Конни, что ты вызвал меня сюда только для того, чтобы накормить вкуснейшим обедом.
Верно, Пётр Моисеевич, не только ради этого, на ломаном русском произнёс Циллиакус. У меня есть, что тебе, социалисту-революционеру, рассказать.
А мне хотелось бы послушать, что случилось с пароходом и нашим предприятием. Мы о нём в Лондоне так хорошо поговорили!
Начну с того, что после соглашения с тобой, были переговоры и с другими партиями, сказал Конни. В один прекрасный момент я понял, что без организации рабочих ничего не получится. Я связался с Гапоном, и мы встретились. Идея вооружённого восстания привела его в восторг.
Начну с того, что после соглашения с тобой, были переговоры и с другими партиями, сказал Конни. В один прекрасный момент я понял, что без организации рабочих ничего не получится. Я связался с Гапоном, и мы встретились. Идея вооружённого восстания привела его в восторг.
Георгий Аполлонович очень честолюбивый человек, заметил Рутенберг. Он всегда хотел быть во главе революции.
Именно. Он явился ко мне с парнем по фамилии Петров. Тот совершенно очумел от любви к своему идолу и сказал мне, что питерцы готовы к восстанию и им не хватает только оружия, продолжал Циллиакус. Гапон решил сам отправиться в Россию принимать оружие. Замысел его был таков: десять или двадцать тысяч рабочих захватывают одну из морских пристаней; в это время он подходит на корабле, оружие выгружают на берег и раздают рабочим, и он во главе их идёт на Петербург.
Он, уважаемый, всегда был склонен к авантюризму, усмехнулся Рутенберг.
А я ему объясняю, что оружие не только для него. Он понял и обещал поделиться со всеми.
Я, между прочим, прибыл в Санкт-Петербург по заданию ЦК эсеров, чтобы принять оружие, произнёс Пётр. Если бы меня не посадили, я должен был бы как-то состыковаться с Гапоном.
Конечно, Пётр Моисеевич. Я бы тебя предупредил, убедительно заявил Конни. На это дело я дал ему пятьдесят тысяч франков и свою яхту. На ней он должен был переплыть Балтийское море.
Он его переплыл?
Тут-то и произошла первая странность. Яхта утонула возле наших берегов, а Гапон чудом спасся. Благодаря физической силе и характеру добрался до суши. Ну, мы его приняли и укрыли от полиции.
Я читал, корабль с оружием затонул, сказал Рутенберг.
А это другая странность. Он сел на скалу. Какими же идиотами нужно быть, чтобы забраться на скалу! воскликнул Циллиакус. Команда была подобрана, вроде бы, опытная? И ничего другого не оставалось, как взорвать этот плавучий склад оружия. Какое-то количество снесли на берег, но большая часть затонула. В Петербург ничего не попало. А вот водолазы вскоре нашли корабль и подняли оружие.
Да, странная история. Уму непостижимо, как могли совпасть эти две случайности?
Почему две? Три. Твой арест. Уверен, Пётр, не случайности это. Всё умело подстроено. Знаешь, я подозреваю Азефа. Он был в курсе всего, знал все подробности. Он использовал все возможности, чтобы внести неразбериху и безответственность, а в крайнем случае, организовать масштабную полицейскую акцию и сорвать наш беспрецедентный проект.
Евно? Глава Боевой организации эсеров? Знаешь, сколько терактов он в последние годы подготовил и осуществил? изумился Рутенберг.
Знаешь, почему я так думаю? Кто-то на меня стал доносить полиции два года назад. Потом я выяснил через друзей, что это мог быть только Азеф. Факты, Пётр, упрямая вещь.
Это ещё не факты, Конни. Просто предположения.
Сообщи твоему ЦК обо всём. Пусть решают.
Конечно, конечно, Конни, задумавшись, произнёс Рутенберг.
На другой день он попрощался с гостеприимным финном и вернулся в Санкт-Петербург. Он сидел в купе вагона и смотрел на несущиеся мимо него воды залива. Услышанное от Циллиакуса будоражило его голову и не давало покоя.
5
Вскоре ему представился случай встретиться с Савинковым. В то время он являлся заместителем руководителя Боевой организации, а планирование и исполнение связанных со смертельным риском операций требовало от него постоянного присутствия в России. Савинков, как и прежде, жил на Лиговке недалеко от особняка князя Владимира Барятинского, считавшего себя социал-демократом, куда иногда наведывался. Рутенберг рассказал другу об аресте. Борис внимательно его выслушал, а потом подтвердил его догадку.
Меня это не удивляет, Пётр. Ты же помнишь, как в марте взяли всю Боевую организацию, шестнадцать человек. Тогда же арестовали и инженера Моисея Новомейского. Он обещал достать нам несколько пудов динамита. Его посадили в Петропавловскую крепость, а потом перевели в Кресты.
А его не освободили по амнистии? спросил Рутенберг.
Конечно. Недавно я с ним встретился. Он предприниматель, и очень неглупый человек. Так он мне рассказал, что единственный, с кем он говорил перед арестом о динамите, был Татаров. А потом при опознании в тюрьме находился человек, который по фигуре оказался очень на него похож.
Нужно отдать должное политическому сыску, произнёс Рутенберг. Они вербуют провокаторов из нашей среды. Я по приглашению Циллиакуса ездил в Гельсингфорс. Конни поделился со мной своими соображениями, почему провалилась операция по доставке оружия. Он уверен, что без доноса тут не обошлось.