Она во многом его оправдывала, терпела внезапные вспышки раздражения и безденежье, виня себя, что не смогла принести в семью достойного приданого. Не могла дать Александру Сергеевичу и должного внимания, но не разорваться же на части, когда требуют постоянного участия трое детей и незамужние сёстры, которых никак не удаётся пристроить. А прислуга?! Как управляться с лишённой усердия сворой? Теплилась надежда на сестёр, и поначалу она оправдалась, когда Натали, несмотря на недовольство мужа, перевезла Катрин и Александрину от брата в Петербург. Конечно, старшая сестра Екатерина не помощница, характером она пошла в маменьку, такая же взбалмошная, жаждущая развлечений, а вот Александрина, или Азя, как упрощённо звали её домашние, на первых порах оказалась истинным кладом. Она с повседневными хлопотами управлялась легко и играючи, и с Александром Сергеевичем нашла общий язык. Их увлечённые беседы Натали поначалу радовали, ведь муж, наконец, смирился с существованием в семейном гнёздышке двух барышень. Умненькая, начитанная Азя быстро отыскала путь к душе издёрганного бесконечными заботами и неурядицами поэта.
То, что средняя сестра проложила тропку и к сердцу её мужа, до Натали дошло не сразу. Только вот случился в доме переполох по случаю утери Азей крестика: горничные перерыли весь дом; Катрин кричала на прислугу, обвиняя их в воровстве. И тут явился дядька Александра Сергеевича Никита Козлов с крестиком в руках и простодушно сообщил: «Постелю барину прибирал, а он в простынях запутался». Все присутствующие замерли тогда в ужасе, и без пояснений было ясно, чью постель заправлял камердинер Пушкина. Наталья Николаевна побледнела, Катрин возмущённо зашипела, а горничных как ветром сдуло, да и Азя сбежала, так и не попытавшись дать хоть какие-то объяснения. Она оставила Натали с этой невыясненной тайной и бесконечной болью на сердце: «Так было или нет?» Наталья Николаевна не стала говорить об этом ни с мужем, ни с сестрой, потому как привыкла отмалчиваться, держать в себе боль, страхи, обиды. А ведь знала, её молчаливость принимали за холодность, а то и за глупость. Пусть так, от дамы в высшем свете требуется блистать, а не слыть умницей, вот на балах она и отыграется!
Блистать признанной первой красавице Петербурга сам бог велел, даровав ей утончённую красоту, грациозную и дивно сложенную фигуру, обезоруживающее обаяние. Добавить к сему сияющую белизной нежную кожу, бархат ресниц, застенчивый взгляд светлых каре-зелёных глаз и чарующий голос и вот вам портрет самой изысканной женщины, с которой даже государь взор не сводит. Муж ревнует, ну что ж, не только её сердцу надрываться, ожидая его до утра из Английского клуба, а, по слухам, и после развлечений с доступными кокотками. От ценителей её красоты отбоя не было, и Натали любила балы, в отличие от Александра Сергеевича, с трудом терпевшего светские развлечения. В танцах стирала тонкие подошвы изящных туфель, муж упрекал, особенно, когда забывала о своих состояниях. Но в состоянии беременности она бывала так часто, а пренебрегать обязанностями, когда их чурается ещё и муж, а государь выражает недовольство, опасно и неприлично. Вот и появлялась Наталья Николаевна в высшем свете без супруга, случалось, кокетничала с поклонниками, а после простодушно пересказывала Саше, кто за ней ухаживал, и с кем кружилась в котильоне, а с кем прошлась в мазурке. В очередной раз будила ревность в потомке африканского князя? Да! И порой делала это намеренно в ответ на причинённую боль, объясняя откровенность давним обоюдным уговором ничего не скрывать. Иной раз ревность будила в муже горячую страсть, и тогда в тесных объятьях забывались мелкие обиды, и исчезала неуверенность в его любви. А без этой уверенности как жить на свете?
Натали со вздохом поднялась с кресел, придерживая живот руками, осторожно обошла нагромождённые короба и книги.
Таша! Катенька ворвалась в комнату, словно вихрь. Дмитрий пошлёт нам лошадей и дамские сёдла с уздечками, всё, как мы просили!
Натали улыбнулась старшей сестре, новость утешающая, если бы пришлось тратиться и на эту статью расходов, ушло б ещё около тысячи на троих. Конечно, она не скоро отправится на конную прогулку, а вот сёстры не удержатся от возможности покрасоваться в седле в сопровождении блистательных кавалергардов. А первым среди них будет Жорж Дантес приёмный сын голландского посланника барона Геккерна. Об этом голубоглазом белокуром поручике каких только слухов не ходит, вплоть до самых грязных, о которых чувствительная Наталья Николаевна и слышать не могла. Да и как поверить в отвратительные наклонности к мужеложству милого и остроумного Жоржа, если он ни одну хорошенькую даму мимо себя не пропускает, так и сыплет комплиментами, ласкает горящими взорами. Жаль, что как жених он на её сестриц-бесприданниц не глядит, ведь с деньгами Луи Геккерна Жорж превратился в состоятельного человека. И у императрицы он на хорошем счету, сопровождает в прогулках её и наследника, а в салонах дамы из высшего света Дантесу всегда рады как перспективному жениху и просто очаровательному молодому человеку.
Таша, когда же отправимся на дачу? Я уже вещи уложила, а прислуга бездельничает, ты их разбаловала донельзя, теребила Натали Катерина, никто шевелиться не хочет, прикажи им собираться.
Екатерина Николаевна уже видела себя в красной бархатной амазонке на гарцующей лошади, то есть в самом выгодном для неё свете, ведь таких ловких наездниц, как сёстры Гончаровы, ещё поискать. А если отправиться на прогулку вместе с кавалергардами и попросить одного из них подсадить её, Катрин, на лошадь, то офицер непременно заметит, какая у неё тонкая талия и стройный стан. В этом сёстры были похожи, таких прелестных ножек и безупречных фигур в Петербурге не найти. А вот если б ей обворожительное лицо Таши, она тогда не какого-нибудь писаку Пушкина, а такого как Жорж Дантес завлекла бы. Давно замечала Катрин пламенные взгляды кавалергарда, которые он бросал на её сестрицу. Но этим летом едва ли поэтичная красавица Пушкина рискнёт скоро показаться на глаза поклонникам, вон как ковыляет на своих распухших ногах, до изящных ли пассажей тут? Значит, ей, Катрин, и карты в руки!
Так, когда на Каменный остров?
На днях, отмахнулась Натали.
Она не стала объяснять, что надеялась на скорое возвращение мужа, который мог основную заботу о переезде на дачу взять на себя. Наталья Николаевна устала, её измучили недавняя перемена жилья и болезненное состояние вместе со страхами предстоящих родов, а у Катрин одна печаль наряжаться и на лошади красоваться. Но по большому счёту она сестру понимала, не будь этой беременности, и сама с азартом готовилась бы к летнему сезону: перебирала лёгкие платья и шляпки; мечтала о прогулках под сенью деревьев, где так романтично звучат пылкие признания поклонников. В такие моменты голова кружится и забываешь о повседневных тягостных хлопотах, о приземлённых нуждах, о многочисленном семействе и о вечно занятом, раздражённом Пушкине, который с некоторых пор может быть любезен со всеми дамами, кроме неё. Остаётся лишь возносить хвалу их разлукам, тогда Наташе достаются его письма, а в них между ворчаниями, увещаниями и высказываниями острого и ироничного ума поэта читаются любовь и забота.
Саша не виноват, его, как и её, истерзала нужда, кредиторы, счета, а ещё этот журнал, на который возлагались большие надежды. А что получилось? Натали бросила взгляд на лист полученного вчера письма от мужа: «С наблюдателями и книгопродавцами намерен я кокетничать и постараюсь как можно лучше распорядиться с Современником». «Будет продавать себе в убыток», подумалось невольно. Очень уж хорошо она знала Пушкина, его непрактичную натуру. Наталья Николаевна и сама большой рачительностью не отличалась, но постоянно растущее семейство заставляло задумываться об изыскании доходов. Вот и в прошлом месяце попросила брата Дмитрия обеспечивать потребности мужа в бумаге.
Наталья Николаевна собралась в детскую. К расположению комнат в новом жилье ещё не привыкла, сунулась по ошибке к Александрине. Та, одетая, лежала на кровати, с мечтательным видом закинув одну руку за голову, другой прижимала к груди письмо.
Саша не виноват, его, как и её, истерзала нужда, кредиторы, счета, а ещё этот журнал, на который возлагались большие надежды. А что получилось? Натали бросила взгляд на лист полученного вчера письма от мужа: «С наблюдателями и книгопродавцами намерен я кокетничать и постараюсь как можно лучше распорядиться с Современником». «Будет продавать себе в убыток», подумалось невольно. Очень уж хорошо она знала Пушкина, его непрактичную натуру. Наталья Николаевна и сама большой рачительностью не отличалась, но постоянно растущее семейство заставляло задумываться об изыскании доходов. Вот и в прошлом месяце попросила брата Дмитрия обеспечивать потребности мужа в бумаге.
Наталья Николаевна собралась в детскую. К расположению комнат в новом жилье ещё не привыкла, сунулась по ошибке к Александрине. Та, одетая, лежала на кровати, с мечтательным видом закинув одну руку за голову, другой прижимала к груди письмо.
От кого? спросила Натали больше для порядка, чем из интереса.
А Азя смутилась, поднявшись, с виноватым видом протянула невскрытое послание сестре:
Прости, Таша, это от Пушкина, только что доставили. И вот ещё, она схватила с подноса другой конверт, от князя Одоевского.
Главное, чтобы рука не задрожала, а вслед за тем и голос, не следует показывать сестре, как задевают знаки её явной влюблённости в Сашу. «Так было или не было»?
Вскрыла письмо от мужа, оно, как обычно, пространное, но без ожидаемых хороших новостей о продаже «Современника», Пушкин больше передавал сплетни, ходившие по Москве. Про них надобно прочитать сёстрам, они охочи до слухов, особенно тех, которые касаются близкой родственницы Идалики. Рыжеволосая Идалия Полетика приходилась им кузиной по материнской линии и считалась воспитанницей влиятельного графа Григория Строганова, хотя на деле была его незаконнорождённой дочерью. Яркую красавицу с глазами лазурными, как южное море, охотно принимали повсюду, вплоть до императорского дворца.
И вот безупречная Полетика, которую прозвали «мадам Интрига» за умение создавать неоднозначные ситуации, оставаясь в стороне, вдруг стала героиней скандала, да ещё какого?!