Накануне в воскресенье он с Натали и свояченицами был приглашён «на чай» к Марии Валуевой. А там неизбежный, сделавшийся уже тенью Натали барон Дантес. Перед сном он потребовал ответа у жены:
Что тебя заставляет кокетничать с этим дамским угодником?
Наталья Николаевна вскинула непонимающие глаза:
С бароном у меня отношения, не превышающие правил приличия. Тебе не в чем меня упрекнуть.
Не в чем упрекнуть?! Да ты готова туфли до дыр протереть, отплясывая с ним!
С кем же танцевать, если ты отказываешь мне даже в такой малости?!
Пушкин в раздражении хлопнул дверью, ушёл в кабинет работать, а после остаться там ночевать. Показал Наташе таким шагом своё недовольство, а на деле ревность, кажущуюся жене необоснованной и несправедливой. Он и сам до конца не понимал, что так гложет его, почему десятки других поклонников жены не тревожат его. Он спокойно наблюдал за ухаживаниями очарованных его супругой воздыхателей, порой посмеиваясь над ними или по-отечески журя, как когда-то журил его покойный Карамзин в пору юношеской влюблённости Пушкина в жену Николая Михайловича Екатерину Андреевну. Теперь он сам, умудрённый жизнью и возрастом, мог смотреть немного свысока на молодых и пылких поклонников первой красавицы Петербурга. На всех, кроме Дантеса, бесившего его своей бесцеремонностью, наглостью и вызывавшего беспокойство из-за ответных чувств Натали. Она могла отрицать сколько угодно, но Александр Сергеевич угадывал влечение молодой женщины к этому весёлому поручику, шутившему и проказничавшему там, где он, муж, выглядел суровым ревнивцем. И её упрёк по поводу танцев был справедлив: Пушкин не любил на балах находиться рядом с женой, слишком уж невыгодно выглядел рядом с высокой, стройной прелестницей. Зато Дантес смотрелся рядом с Натали великолепно, и лишь слепой мог это отрицать. Свет имел мнение, что Наталья Николаевна и Жорж Геккерн могли быть прекрасной парой, а Пушкин всегда восставал против мнения высшего света. Он метался в этой удушающей атмосфере с подлыми шепотками за спиной, как зверь в клетке, лишённый свободы творчества, загнанный в капкан денежных расчётов, о которых он постоянно должен был думать. А поэт хотел творить, писать так, как хотелось ему, о чём думал и мечтал, сочинять и издаваться не стеснённый цензурой и злобными нападками врагов!
Шли дни, и вот осталось позади празднование вместе со старыми товарищами 25-летия Лицея. Пушкин не смог пропустить столь знаменательного события и встречи с друзьями юности, среди которых он вновь становился молодым, весёлым, шумным, полным сил и планов. Он посвятил Лицею пьесу, но принёс её незаконченной. Вынув свёрнутый лист из сюртука, поэт взглянул на ожидавшие прочтения лица товарищей «святого братства», помолчал немного. Тишина воцарилась в гостиной и в этой атмосфере единения и любви Пушкин начал дрогнувшим голосом:
Была пора: наш праздник молодой
Сиял, шумел и розами венчался
И вдруг слёзы полились из глаз поэта, он отложил лист и ушёл в угол комнаты на диван Всё было в слезах его: тоска по дням, которые не повторятся; напряжение последних месяцев; сожаления и разочарования чувствительной, мучающейся и мятущейся души. Кто-то из товарищей дочитал тогда за него «лицейскую годовщину»
Екатерина Андреевна Карамзина писала сыну Андрею, лечившемуся за границей, рассуждала о «Современнике» Пушкина: «Постараюсь выслать тебе 3-й том, который недавно вышел. Все говорят, что он лучше остальных и должен вернуть популярность Пушкину. Я его ещё не видела, но нам кое-что из него читали там есть прекрасные вещи от издателя, очень милые Вяземского и неописуемая нелепица Гоголя «Нос».
От второго сына Александра ей доставили записку из казарм, чтобы не ждали к завтраку, он отправился с ранним визитом к Пушкиным, где по-свойски собирался перекусить. А Наталья Николаевна с утра хлопотала особо: велела кухарке напечь блинов со свёклой, а дядьку Антона отправила в трактир за варенцом. Все блюда были любимы Александром Сергеевичем. В дверь его кабинета она постучала тихонько и толкнула несмело. Саша уже проснулся, лежал на диване, закинув руки за голову, стол завален книгами, исписанными листами опять полночи работал. Он подвинулся неохотно, когда она присела на край дивана, немного потеснив его.
Как прошла твоя встреча с товарищами вчера?
Я вернулся, кажется, не поздно, могла проявить интерес перед сном.
Наталья вздохнула, расправила кашемировую шаль, потом стянула её решительно с плеч:
Саша, деньги опять кончились, я подумала, не заложить ли шаль? Она почти новая
Он положил ладонь на тонкие пальцы жены, нервно теребящие шёлковую бахрому:
В комнатах холодно, как ты без шали?
Обойдусь, Сашенька, у меня и старая есть, греет не хуже.
Он, наконец, улыбнулся, притянул её к себе, устроив голову жены на своей груди:
Как же моя первая красавица будет встречать своих гостей в старой шали? Постараюсь выкрутиться, Таша, а за продуктами пока пошли в другую лавку, где долгов нет. И чем там с кухни пахнет, не блинами ли?
Унюхал! рассмеялась она. А я хотела сюрприз сделать, и варенец сейчас Антон доставит. А блины твои любимые, свекольные.
Натали ойкнула от неожиданности, когда он опрокинул её на подушки, зацеловал так, что не вздохнуть, зашептал что-то возбуждающее. Она прервала его смущённо:
Что ты, Саша, вдруг зайдёт кто-то, да и первый визитёр уж сидит в гостиной, с Катенькой беседует.
Чёрт бы их побрал, этих ухажёров! нешуточно взорвался Александр Сергеевич. Кого там в такую рань принесло?!
Наталья поднялась с дивана, поправила растрепавшуюся причёску, пока ещё простую, незамысловатую с утра.
Карамзин.
А-а! Сашка! Ну, этот пусть! Пушкин махнул рукой. Около Катрин увивается? Так, может, Таша, неспроста, глядишь, и сложится пасьянс?
Куда там, вздохнула Наталья Николаевна, чувств я не замечаю ни с той, ни с другой стороны. Да и старше Катенька Александра, ей бы жениха посолидней с её-то возрастом.
А ещё характер бы обтесать свояченице, больно на язык не воздержана и зла, пробурчал Пушкин. Ты ступай, Наташа, займи пока гостя, а я к столу выйду, почту только просмотрю.
Иду. Только знаешь что, Саша, давай не будем больше ссориться?
Он посмотрел внимательно на потупившую глазки жену и поцеловал её в лоб:
Хорошо, ангел мой, не будем. Ступай с богом.
Натали искренне уверовала, что после этого разговора всё у них наладится, и она станет строже к Дантесу, если уж кавалергард так не нравится Пушкину. В наивности своей она не знала, что у Жоржа были на неё другие планы, и куда более коварные каверзы строила милая кузина Идалика. Шёл октябрь 1836 года.
Наталья Николаевна с треском захлопнула веер:
Я советовала бы вам, Жорж, обратить свои взоры на незамужних барышень и больше не докучать мне своим вниманием!
Ей было непривычно отчитывать настырного поклонника, но глаза молодой женщины словно открылись. Натали как будто увидела со стороны, до чего неприлично настойчив Дантес и благосклонно её поведение. В своём желании досадить мужу она зашла так далеко, что оказалась в шаге от скандала. Теперь г-жа Пушкина пыталась выбраться из ситуации, в которую её загнала ревность и уязвлённая гордость замужней женщины, заподозрившей мужа в измене. В яму эту можно было упасть самой и увлечь за собой многих, в том числе самых близких и дорогих.
Вы несправедливы ко мне, Натали
Наталья Николаевна! Зовите меня так и не иначе! Её голос зазвенел и несколько лиц, кто с удивлением, а кто с любопытством, повернулись в их сторону. Она заговорила тише, а оттого куда-то улетучилась строгость, а осталась лишь мольба: Имейте ко мне уважение, месье барон, ваши чувства не дают право компрометировать замужнюю даму. Мой муж
Ах! Ваш муж! Этот безобразный ревнивец.
Не забывайтесь, месье Дантес!
Вы давали мне столько знаков внимания, и я надеялся на ваше особое расположение
Прошу прощения. Михаил Юрьевич Виельгорский склонился перед ней. Наталья Николаевна, осмелюсь напомнить об обещанном танце.
Ах! Ваш муж! Этот безобразный ревнивец.
Не забывайтесь, месье Дантес!
Вы давали мне столько знаков внимания, и я надеялся на ваше особое расположение
Прошу прощения. Михаил Юрьевич Виельгорский склонился перед ней. Наталья Николаевна, осмелюсь напомнить об обещанном танце.
Конечно, граф! Она приняла протянутую руку доброго приятеля мужа с поспешностью, которую не преминул заметить Дантес.
Кавалергарду она кивнула небрежно, прощаясь, и то лишь из необходимости соблюдать правила приличия. Красавец-поручик густо покраснел, увидев, что непривычную с некоторых пор холодность Натали к нему отметили в этот вечер многие.
Вы спасли меня, Михаил Юрьевич, с облегчением шепнула молодая женщина, когда добродушное румяное лицо партнёра приблизилось к ней.
Надеюсь, вы простили мою маленькую ложь, ведь вы не обещали танцевать со мной? с улыбкой заговорщика уточнил граф.
Вы подошли вовремя, и я бесконечно обязана вам.
Он видел, она не кривит душой, и всё же в первую очередь подумал о Пушкине: «Большая удача, что супруг прелестной мадам не присутствует на вечере, иначе бы случился скандал! А так, дай бог, пронесёт!»
Граф Виельгорский считал Пушкина добрым другом. Царедворец, меценат, философ и эпикуреец, он был дружен со многими, но к дружбе, как и к жизни, относился с некоторым легкомыслием. Кружа красавицу в танце, Михаил Юрьевич и не подумал по-отечески предостеречь Натали, а она, вернувшись домой, поведала Александру Сергеевичу о своём разговоре с Дантесом. Ей думалось, что она представляет мужу доказательства супружеской верности и искренности своих намерений, не замечая его угрюмости и мрачности. Какая-то страшная мысль уже зрела в голове Пушкина, а Натали с простодушием ребёнка лишь подливала масло в огонь.
Совсем в другом настроении вернулся в дом Геккерна Жорж Дантес. Молодой барон был в бешенстве, стягивая с себя батистовую рубашку, он в ярости разорвал дорогую материю и зашвырнул уже бесполезные лохмотья в угол. Вошедшему в спальню голландскому посланнику он громко объявил:
Я решил жениться, дорогой отец!
Сухощавый Луи Геккерн удивлённо приподнял брови, в тёмном с золотыми узорами домашнем халате из атласа помпадур его высокая, прямая фигура выглядела, словно закованной в блестящие латы. Он редко видел своего приёмного сына в таком раздражении и посчитал нужным немного успокоить его: