Владыка тоже не мог сдержать слез, но вовсе не из страха перед собственной участью: «И не от собственных мучений страдал он, не недугами своими и старостью был удручен, но терзали его страдания людские, и жалел он младенцев грудных».
Когда дошли до того места, дальше которого оставшимся в городе идти было запрещено, была сделана остановка. В последний раз жители Тырново подходили к Патриарху, с рыданиями целовали его руки и ноги, подводили детей для благословения, называли своим учителем и «расставались с ним, будто расставались с душой». Евфимий ласково всех утешал, наставлял соблюдать заповеди и сохранять мужество.
Затем Патриарх велел всем православным преклонить колени, и жители разоренного Тырново в последний раз все вместе помолились. Когда Евфимий давал народу прощальное благословение, кто-то не выдержал и громко зарыдал.
На кого покидаешь нас, о добрый пастырь? раздалось в толпе.
Предаю вас Святой Троице отныне и вовеки, сказал народу Патриарх Евфимий.
После этого, как пишет Григорий Цамблак, турки погнали «перед собой в Вавилон множество пленных, босых и со связанными руками, как будто вновь сбылось сказанное в Писании»
Во времена турецкого ига в Болгарии появился свой былинный герой, храбрый Марко Королевич, который тоже сначала пережил все тяготы плена и заточения, а потом вышел на битву с турками:
И живьем нас побрали арапы,
А побрав, в темницы побросали.
Девять лет я просидел в темнице
Взаперти; не знал бы я, не ведал,
Как живут на вольном свете люди,
Ни зимы, ни лета я не знал бы
Евфимий Тырновский тоже около десяти лет провел в заточении в Бачковском монастыре в Македонии, скончавшись, как считают большинство историков, 4 апреля 1403 года. В той же обители он и был похоронен.
Патриарху, конечно, было известно, что в 1396 году пал последний из крупных болгарских городов, Видин, и вся Болгария оказалась под игом османов. «Полностью опустели многие области и села со святыми монастырями и Божиими храмами, уничтоженными огнем», пишет Владислав Грамматик.
Невозможно было подсчитать потери болгар, завоеватели пытались уничтожить и саму память об этом народе. «А когда турки силой захватили Болгарскую землю, разрушили и сожгли церкви,
монастыри, царские и архиерейские дворцы, от страха и ужаса перед турками люди тогда бежали, чтоб спасти хотя бы собственную жизнь. И в то лютое время гибли и те самые истории царские, и кондики (помянники. Ред.) о патриархах и архиереях болгарских, и жития, и службы многих святых. И нет сейчас тех книг летописных, что были подробно написаны о всем народе и о царях болгарских», скажет о том времени известный болгарский писатель XVIII века Паисий Хиландарский («О роде болгарском и языке»).
Но самое главное, о чем говорил Патриарх Евфимий, болгарам удалось сохранить за четыреста восемьдесят лет османского владычества веру.
Когда турки взяли город Видин, болгарские христиане предложили султану огромный выкуп за мощи преподобной Параскевы, завернутые, как сообщает анонимный автор, «в какое-то рваное рубище». «Он же посмеялся над ними, сказав: Почему не просите вы более ценных сокровищ, а просите лишь эти высохшие и недвижные кости?"» сообщает Григорий Цамблак в «Рассказе о перенесении мощей преподобной Петки». «Они ему отвечали: Мы готовы предложить тебе все наши богатства в обмен на желанные мощи. Он похвалил их за усердие, ибо добродетелям дивятся даже тираны, и дал просимое в руки».
В болгарском патерике есть история об одной болгарской девушке, попавшей в плен к туркам.
Когда ее привели в гарем османского военачальника, девушка ему сказала:
Если этой ночью не тронешь меня, назавтра я открою тебе великую тайну.
Тот сильно удивился:
Что это за тайна?
Есть такое снадобье, и если я его тебе дам, то в бою не будут тебе страшны ни меч, ни стрелы, ни острие другого вражеского оружия, ответила девушка. И пояснила, что волшебное снадобье должна приготовить именно не ведавшая мужчины непорочная девица, иначе оно не будет иметь никакой силы.
Наутро девушка принесла турецкому князю обещанную мазь. Осман спросил ее:
А как я узнаю, вправду ли это снадобье имеет такую силу, как ты утверждаешь?
Есть такое снадобье, и если я его тебе дам, то в бою не будут тебе страшны ни меч, ни стрелы, ни острие другого вражеского оружия, ответила девушка. И пояснила, что волшебное снадобье должна приготовить именно не ведавшая мужчины непорочная девица, иначе оно не будет иметь никакой силы.
Наутро девушка принесла турецкому князю обещанную мазь. Осман спросил ее:
А как я узнаю, вправду ли это снадобье имеет такую силу, как ты утверждаешь?
Девушка взяла мазь и, помазав себе шею, сказала:
Возьми меч обеими руками и ударь изо всей силы, вот и увидишь, что не коснется он моей шеи.
«Князь поверил ее словам, взял меч, занес его над головой девицы и отсек святую ее голову. Лишь тогда понял он, как посрамила его святая девица, и заскрежетал зубами. Так она исполнила свое желание и пошла на казнь ради сохранения своей чистоты, став примером для тех, кто хочет сохранить девство и принять нетленный венец от Христа» так записал эту историю «О девушке, плененной персами» неизвестный болгарин-христианин, наверняка с риском для своей жизни, чтобы ее смогли прочитать другие.
И его самого, и эту девушку, в каком бы веке они ни жили, смело можно считать духовными чадами Патриарха Евфимия Тырновского.
Преподобная Евфросиния Московская
( 1407)
Преподобная Евфросиния Московская.
Современная икона. Храм Преподобной Евфросинии, Москва.
Дети, не верьте никогда внешнему!
В 1366 году автор Рогожской летописи сделал такую запись: «Зимой князь великий Дмитрий с братом Владимиром Андреевичем замыслил ставить город Москву каменный, и что задумал, то и сделал: той же зимой повезли камень к городу».
Всю зиму по санному пути из каменоломен возле села Мачково везли в Москву белый камень. И уже весной москвичи каждый день приходили смотреть, как вокруг полуобгоревших деревянных стен вырастали новые, белые стены, из обтесанного камня, скрепленного прочной известью. Думали, что за время татарского ига и строить-то разучились, да нет же! Все получалось не хуже прежнего
Теперь это стало и главным развлечением, и заботой, и гордостью жителей Москвы смотреть, как с каждым днем все выше поднимаются стены, шесть проездных и три глухие угловые кремлевские башни.
Имена тех, кто заведовал строительством, в Москве были у всех тогда на слуху бояре Иван Собака, Федор Свибло, Федор Беклемиш и его брат Флор. Эти имена прочно запечатлелись и в названиях кремлевских башен: Свибловская, Собакина, Фроловская, Беклемишевская.
Той же зимой, когда в Москве началось грандиозное строительство, московский князь Дмитрий Иванович женился. Супругой семнадцатилетнего (по мнению некоторых историков пятнадцатилетнего) князя Дмитрия стала Евдокия, дочь князя Димитрия Константиновича Суздальского, примерно четырнадцати лет.
В те годы москвичи часто бились с суздальцами, и для них эта свадьба означала скрепление мира.
Два этих события возведение белокаменных стен Кремля и великокняжеская свадьба были в чем-то созвучны, вселяли надежду, что худшие времена остались позади.
Теперь никто не может наверняка сказать, были ли белокаменные кремлевские стены украшены зубцами в форме ласточкиного хвоста, которые позже появятся на стенах из красной кладки. Скорее всего, нет, тогда было не до украшений. Зато любимая русским народом ласточка, вестница весны, влетела" в «Слово о житии великого князя Дмитрия Ивановича Донского».
«И в браке жили они целомудренно, словно златогрудый голубь и сладкоголосая ласточка, с благочестием пеклись о спасении своем, с чистой душой и ясным умом держа земное царство» написал неизвестный древнерусский автор о счастливой супружеской жизни князя Дмитрия и княгини Евдокии.
Венчание Дмитрия и Евдокии состоялось 18 января 1366 года в церкви Воскресения в Коломне. Свадебные торжества проходили там же, а не в самой Москве, и не сказать, чтобы они были особо пышными.
Минувшим летом чуть ли не вся Москва была уничтожена, как его называли, Всесвятским пожаром. Пламя вспыхнуло от опрокинувшейся свечки в церкви Всех Святых и из-за случившейся в то время пыльной бури быстро распространилось по всему городу. Сгорели княжеские хоромы, боярские терема, да почти что все, кроме главных каменных соборов Кремля Успенского и Архангельского.
И когда суздальские родственники привезли невесту в Москву, всем было ясно, что Евдокии предстоит не беспечно «царствовать» на великокняжеском троне, а много потрудиться.
Москвичи поневоле умилялись, глядя на эту юную пару. Судя по скупым описаниям современников, князь Дмитрий был юношей высоким, широкоплечим, с выразительными глазами. Как отмечает летописец, он был «взором дивен». Позднее у него появилась небольшая темная борода. Должно быть, внешностью Дмитрий пошел в своего отца, князя Ивана Ивановича, прозванного в народе за красоту лица Красным.
Княгиня Евдокия была небольшого роста и хрупкого телосложения, как девочка. Современные антропологи методом пластической реконструкции постарались восстановить ее портрет: простые миловидные черты лица и какой-то особенный самоуглубленный взгляд.
В юной московской княгине присутствовали внутренняя красота и достоинство, впечатлявшие многих ее современников. Москвичи не просто с радостью приняли в свой большой дом суздальскую княжну они ее полюбили.
В те времена русские удельные князья часто вступали в брак из геополитических соображений, для скрепления мира между враждующими княжествами, ну а дальше кому как повезет. Зачастую никто даже не догадывался, что происходит за закрытыми дверями великокняжеского терема, кроме «мамок» и повитух. А здесь, как пишет летописец, «обрадовалась вся земля совершению их брака», и, похоже, счастливая семейная жизнь князя Дмитрия стала гордостью для всей Москвы.
Княжеский первенец, Даниил, родился уже на следующий год после свадьбы, когда были достроены белокаменные стены Кремля. Имя княжеского сына, конечно, было выбрано не случайно: так звали мудрого и смиренного устроителя
Москвы князя Даниила Московского, прадеда князя Дмитрия.
Дочь назвали Софьей тоже любимое имя на Руси, где так почитали святую Софию.
Все было важно, символично: рождение, крестины, венчания и горестные похороны княжеских детей проходили при большом стечении народа, как дело общее, семейное, неотделимое от жизни всей Москвы.