Сергей Иванович, сколько вам лет?
Двадцать три! всхлипнуло в ответ.
Так ещё не поздно это самое дизайнером одежды. Самое оно, я бы сказала.
Старшая акушерка достала пачку сигарет и вытряхнула из неё две. Прикурила одну и протянула Татьяне Георгиевне. Заведующая затянулась и проговорила более ласково:
Серёжа, откройте. Ну, ей-богу, что за детство такое! Подумайте сами, будущий дизайнер одежды, можно сказать Дольче и Габбана
Я не могу!
Сможете, Серёженька, сможете. Но только не здесь не в каптёрке с мёртвым плодом на руках, понимаете, о чём я?
Замок щёлкнул. И прямо на грудь Татьяне Георгиевне бросился интерн, захлёбывающийся в рыданиях.
Я думал Я хотел Это так жестоко!
Ну-ну-ну! Ну-ну-ну! заведующая погладила Сергея Иванович по спине, ощущая себя глупее не придумаешь, и тут же снова погрозила подруге тлеющей сигаретой. Чтобы та не вздумала расхохотаться. Мы все думаем. Все хотим. И мир жесток, дорогой Сергей Иванович. Разве вы до двадцати трёх лет ещё не имели возможности познакомиться с этим неоспоримым фактом? Отдайте нам плод!
Это ребёнок! интерн с визгом отпрыгнул от Татьяны Георгиевны и бросился на стул, окунув лицо в ладони. У него руки, и ноги, и голова, и он пискнул, когда родился!!!
Это плод двадцати четырёх недель гестации, милый вы мой. Татьяна Георгиевна затушила бычок в маленькой карманной пепельнице.
С некоторых пор в родильном доме курение было под категорическим запретом, равно как и курение в подвале. Так что ржавые кастрюли и жестяные банки, некогда ещё встречавшиеся здесь, давным-давно были подвергнуты остракизму. Эстетики это подвалу не добавило, и количество бычков, валяющихся на полу, день ото дня множилось, вызывая неудовольствие санитарок, убирающих эту территорию. Ворча, они устанавливали новые ёмкости. Но неутомимый начмед каждое утро наказывал сметать с лица подвала «курительные станции». Так что к вечеру Короче, было куда проще обзавестись мобильной пепельницей, чем участвовать в повышении уровня энтропии, неизбежно следующей за оздоровлением образа жизни медицинского персонала.
Нет, не плод! упрямо вскинулся Сергей Иванович.
Старшая акушерка снова рассмеялась. На сей раз в голос.
Как вы можете смеяться!
Ох, простите, Сергей Иванович. Я не над этим Просто вы очень забавно выглядите.
Скорее печально, Маргарита Андреевна. Печально выглядит наш юноша. Двадцать три уже, взрослый совсем. А нос опухший, сопливый. Глаза красные, как у кролика. Ну, отдавайте уже нам плод, дорогой мой. Мы обязаны отправить его на вскрытие, на патоморфологию и прочую гистологию. Наш святой долг его исследовать. Если плод пропадёт, то уже завтра в «Комсомольской правде» появится очередная «сенсационная» статья под названием: «Убийцы в зелёных пижамах разделывают детей на органы в больничных моргах!» Где он?
Я Я завернул его в свой пиджак. Я думал, что я его отогрею Оживлю А он Он там, в моей тумбочке! махнул рукой интерн.
Надеюсь, хоть к груди не прикладывали? опять не удержалась от короткого смешка старшая акушерка отделения.
Зачем?! Зачем женщины это делают? вскричал парнишка раненым экзальтированным зайчиком.
Что именно, дорогой мой? спокойно, чуть иронично, уточнила заведующая.
Аборты! Зачем женщины делают аборты?!
Аборты, Сергей Иванович, делают врачи.
Аборты, Сергей Иванович, делают врачи.
Да! Зачем вы с ними это делаете?!!
Ох, Сергей Иванович, раз существуют поздние медицинские аборты, должен же их кто-то делать? После того, что неграмотные мужчины делают с неграмотными женщинами. И я не умение читать, как вы понимаете, имею в виду. Татьяна Георгиевна замолчала и тяжело вздохнула. Маргарита Андреевна состроила ей мину: «Ты чего?!» Заведующая махнула рукой и насмешливым тоном продолжила: Возможно, когда вы, Сергей Иванович, станете дизайнером одежды, придёт к вам клиент и захочет сшить себе трусы из кожи питона. И сошьёте, куда денетесь! Если вы, конечно же, станете востребованным дизайнером одежды.
Что вы сравниваете! театрально заломив руки, крикнул интерн.
Действительно, Тань, сравнение неуместное, ехидно вставила неутомимая Марго, доставая пиджак с завёрнутым в него плодом из шкафчика Сергея Ивановича. Ему за трусы из кожи питона заплатят больше, чем ты за год получаешь. К тому же он может отказаться шить эти трусы, а к тебе в отделение если баба направлена фиг ты откажешься Пиджак, Сергей Иванович, в химчистку сдайте, не поленитесь. Хороший же, дорогой. Иди-знай, что у той бабы было!
Я к нему не прикоснусь! Выкину!
Чего это хорошую дорогую вещь выбрасывать?! возмутилась рачительная старшая. Правда выкинете?
А вы думаете, я смогу его после этого носить?! истерично воскликнул сентиментальный переросток. И никакой он не дорогой. Ткань только. А шил я сам.
Смотри-ка, ничего сшито очень даже внимательно разглядывая пиджак, констатировала Маргарита Андреевна. Пожалуй, я себе заберу. Папаше своему отдам, у вас с ним один размерчик он у меня такой же щупленький.
Марго! строго одёрнула её Татьяна Георгиевна.
Забирайте! выкрикнул интерн.
Сергей Иванович, вставайте, мягко обратилась к интерну заведующая. Давайте, ножками, ножками Идёмте, мы вас с Маргаритой Андреевной чаем напоим.
Одним чаем дело не обошлось. Пришлось вызывать анестезиолога с внутривенным релаксирующим коктейлем. А затем звонить папе безутешного Сергея Ивановича. Чтобы забрал свою «нежную сладкую сы́ночку» домой.
Иван простите, как ваше отчество? обратилась Татьяна Георгиевна к родителю, любезно препровождённому из приёма к ней в кабинет, где на её собственной койке посапывало, всхлипывая, великовозрастное недоразумение.
Для вас, Татьяна, просто Иван! расплылся в обольстительной улыбке папаша.
Для вас Татьяна Георгиевна, надменно сказала уставшая заведующая. Иван, продолжила она более сдержанно, без металла в голосе, медицина не совсем подходящее занятие для вашего парня.
Я знаю, что он тряпка! Но его покойная мать так хотела, чтобы он стал врачом! Хотя он с детского сада только и делал, что рисовал всякие тряпки, шил всякие тряпки и наряжал в эти тряпки кукол, тряпка! Он даже себе одежду сам начал шить чуть не с пятого класса.
Так отец хотел или мать? Что-то папа с сыном путаются в показаниях.
Мать хотела. Ну и я. В память о ней. А этот придурок всё шьёт и шьёт. Полуобъём бедра, понимаешь!
Что?
Это я ему такую кличку недавно дал. Он загорелся идеей шить трусы. Вы, Татьяна Георгиевна, знаете о таком? О полуобъёме бедра? А как он виртуозно штопает даже самые дорогие брендовые тряпки никто и с лупой не разберёт!
Понятия не имею о полуобъёмах! Об объёме циркулирующей крови пожалуйста. Швы по разным авторам умею накладывать. А о полуобъёме бедра не слышала. Она улыбнулась. Мне искусство штопки только по живым тканям известно.
А этот пришибленный знает. И, что характерно, вы будете смеяться! отличные трусы шьёт, поганец!
Не буду смеяться. Трусы шить тоже дар, между прочим. Ну и тем более, зачем тогда медицинский?
То есть рождённый ползать летать всё-таки не может? скептически усмехнулся Иван, так же похожий на своего сына, как арабский жеребец на декоративного кролика.
Кто для чего рождён и что ему с этим делать дело деликатное. И уж точно не наше с вами. А если и наше, то до тех самых годков пяти-шести. Дальше не навреди. А я сыном, умеющим виртуозно штопать или трусы шить, гордилась бы! Татьяна Георгиевна немного помолчала. Иван, ваш сын сегодня пытался оживить плод от поздняка. Позднего аборта. Такого аборта, что обыватели именуют «искусственными родами». Это жестокая операция. Несложная, но жестокая. И «на выходе», извините за несколько неуместную терминологию, мы имеем вполне себе сформированный плод. Такой, что очень похож на новорождённого. Только меньше. Ручки у него, Иван, ножки, у такого плода. Личико Чаще всего они рождаются уже мёртвыми, потому что мы убиваем их внутриутробно. Вы же понимаете, что тот, кто виртуозно штопает и шьёт трусы и поправляет на живых желанных младенцах чепчики, содрогнётся, увидав такое. Я уже не говорю о его неспособности хоть когда-нибудь выполнить такую операцию. Очень редко, Иван, такие плоды рождаются не совсем мёртвыми. Они нежизнеспособны. И плюс-минус быстро умирают. Иногда акушеркам приходится кое-что предпринимать, чтобы не длить то, что люди привыкли называть страданием Даже вы, Иван, слегка побледнели. А ваш сын сегодня заперся с подобным плодом в подвале. Когда мы его оттуда выманили, он ещё долго бился в рыданиях у меня в кабинете, обвиняя всех акушеров-гинекологов и меня лично во всех грехах и предсказывая адовы муки после смерти. Не обрекайте его на адовы муки ещё при жизни. Всё равно из него приличного врача не выйдет.
Я его в терапию отправлю.
Я не сказала, что из него не выйдет приличного акушера-гинеколога. Я сказала, что из него не выйдет приличного врача. В терапии тоже всякое случается, знаете ли Я рапортую о случившемся начмеду, главному врачу и профессору, курирующему интернов. Если вам важно не то, кем будет ваш сын, а будет ли он вообще разрешите ему заниматься тем, что ему по душе. Пока не поздно. Я вообще не понимаю, как он медицинский вуз окончил! Хотя так, как их теперь там учат В общем, забирайте его отсюда для начала, Татьяна Георгиевна кивнула на койку. А дальше дело ваше. В моём отделении его больше точно не будет.
Татьяна Георгиевна, вы свободны сегодня вечером? огорошил её папаша Сергея Ивановича. Вы не замужем, я вдовец
Откуда вы знаете, что я не замужем? Ах, ну да Времена меняются только в виде дверей.
В смысле?
В смысле снимите вашему чувствительному болтуну квартиру, купите хорошую швейную машинку, и пусть занимается, чем хочет Судя по костюму, рубашке и ботинкам, деньги у вас на эти мероприятия найдутся. И сегодня вечером я занята. И завтра, на всякий случай, тоже. Я занята по вечерам на всю мою оставшуюся жизнь.
Зря, Татьяна Георгиевна. Зря!
Очень даже может быть. Но я не желаю проводить вечера с человеком, ломающим мой характер. Он у меня уже слишком установившийся, усмехнулась заведующая. Так что не обижайтесь, Иван. Ничего личного. Вы красивый мужчина и как только отселите сынишку и забьёте на его жизнь толпы молодых девиц просто накинутся на вас.
И всё-таки, если передумаете Иван протянул Татьяне Георгиевне визитку. Она отрицательно покачала головой. Он положил визитку на стол и, подхватив под руки пошатывающегося и всхлипывающего сынишку, отчалил.