Панина Екатерина Петровна, двадцать три года, беременность первая, тридцать девять сорок недель. Роды первые, срочные. На дому. Послед без дефектов. Родовые пути осмотрены целы. Новорождённый женского пола, весом три пятьсот, пятьдесят один сантиметр. С оценкой по шкале Апгар[2]Ой, простите. Какой уж тут Апгар, на скамейке-то! доложила среди прочего дежурная акушерка.
Все присутствующие в ординаторской сдавленно захихикали. Мальцева постучала ручкой по столу и хмуро поправила:
Какая! Апгар она какая. Потому что женщина. Стыдно не знать!
Кхм! Общее состояние родильницы удовлетворительное, максимально серьёзно завершила доклад старшая смены.
В люкс хоть хватило соображения положить?
Обижаете, Татьяна Георгиевна. Да Семён Ильич тут сам ночью был, так что Акушерка помахала рукой. Второй этаж, третий люкс. Носимся как с писаной торбой. Не волнуйтесь.
Надо же Мальцевой было столкнуться с Паниным именно в лифте, именно этим утром! Да ещё и в компании Святогорского! Что за еврейское счастье!
Доброе утро! сказала Мальцева всем.
Доброе, Татьяна Георгиевна! чересчур вежливо и официально раскланялся Аркадий Петрович.
Доброе утро, Семён Ильич! уже адресно обратилась она к промолчавшему Панину.
Двери раскрылись, и начмед вылетел из лифта, так и не удостоив ответным приветствием заведующую обсервационным отделением.
Пошли наверх, покурим, шепнул Святогорский.
Что это с ним? спросила Мальцева.
Тебе лучше знать. Слушай, что у нас тут была за ночь Цирк, да и только! Тебе уже Марго наверняка рассказала!
Рассказала. Не пойду я курить наверх. Меня Панин уволит.
Не уволит. Он без тебя жить не может.
Может. Он прекрасно может без меня жить. Он не может видеть, как я могу жить без него.
Утренняя врачебная конференция была молниеносной. Сразу после неё Панин унёсся в горздрав. А Мальцева ушла в операционную. Рабочий день покатился своим чередом.
К двум часам дня Татьяна Георгиевна дошла наконец до третьего люкса на втором этаже.
Здравствуйте, Татьяна Георгиевна! Я так рада, что лежу именно тут, именно у вас! Вы меня не помните? Вы были на нашей свадьбе, и ещё мы виделись на дне рождения Семёна Ильича, я Алёшина жена! бодро затараторила ей навстречу молодая хорошенькая женщина. Вы представляете, какой ужас?! Я родила на скамейке! Семён Ильич страшно кричал на Алёшку, он ему говорил, что мы идиоты, ну и всякое такое Что его теперь весь город на смех поднимет, что
Здравствуйте, Катя. Я вас прекрасно помню. Ложитесь, я вас осмотрю
Нет, это на самом деле очень весело, Татьяна Георгиевна! Жизнерадостная Катя улеглась в кровать и явно собиралась рассказать Мальцевой историю своих родов «на дому». То есть на скамейке. Понимаете, я же не собиралась рожать на скамейке! Просто я помню нашу практику в родильном доме на четвёртом курсе. И помню, что мне совсем там не понравилось. Женщины какие-то все суматошные, несчастные. Врачи все какие-то злые, издёрганные. Практикантам ночевать было негде, все на нас цыкали. Вот я и решила тянуть до последнего
Катя, но вы же не практикант, а беременная! Были Вы студентка пятого курса медицинского университета! Вы невестка начмеда одного из самых крупных родильных домов города. Всё-таки вы должны понимать, что нельзя тянуть до последнего.
Понимать понимаю. Но всё-таки решила тянуть. Ну и вот, короче, началось. Больно, но терпимо. Алёшка на ночном дежурстве в своей травме, ну а я хожу, схватки считаю, ужин готовлю Ну, думаю, как будет перерыв между схватками в пять-шесть минут тогда такси вызову и поеду сюда. Чтобы никого заранее не тревожить. Тем более у всех вчера двадцать третье февраля, что я, не понимаю, что ли?
Можете вставать, Катя, если хотите. Всё у вас в порядке.
Вот я же и говорю всё в порядке! подскочила Катя Панина, запахивая халатик. Хожу, схватки считаю, никого не тревожу. То десять минут, то одиннадцать. То снова десять. Ну ладно, думаю, ещё похожу Полы решила помыть. Алёшка один дома останется на несколько дней грязью зарастёт. Короче, хожу такая, со шваброй и с секундомером, и тут воды отошли! Решила пол всё-таки домыть, потому что я же помню, что первые роды это долго.
Катя, роды какие угодно по счёту, все очень индивидуальные.
Ну, теперь-то я знаю! хохотнула развесёлая невестка Семёна Ильича. Домыла полы, позвонила Алёшке, говорю, мол, начинается. Он мне: «Срочно «Скорую» вызывай!» А я говорю: «Да я машину быстрей на улице поймаю и за десять минут доеду». Алёшка мне: «Без меня никуда, дождись!» Я вот его ещё ждала
Катя, вы могли позвонить Семёну Ильичу, и он бы за вами нашу машину выслал с дежурным врачом! Всё, что угодно, могло случиться! перебила Мальцева словоохотливую молодую мадам Панину.
Да боялась я Семёну Ильичу звонить. Он бы меня заругал. Он же говорил, что надо госпитализироваться заранее, и всё такое, что обычно врачи говорят.
Не ругал бы он вас, Катя!.. Какое безрассудство. Ну да теперь уже чего
Да. В общем, дождалась Алёшку. Скоренько выбегаем, идём до дороги. Там автобусная остановка. И Лёшка машину начинает ловить. Народу, в принципе, мало. Мороз такой, праздник опять же. Все уже напились и по домам разошлись. Ночь Так что народу мало, никто не толкается, я стою себе в сторонке, жду, когда Лёшка машину поймает. И вдруг бабах! всё! Чувствую, головка выходит. Я Лёшке кричу: «Иди сюда!!!» А он мне: «Отстань! Я машину ловлю!» А я ему: «Ребёнка уже иди лови, балбес!» И на остановку понеслась. Чтобы на скамейку лечь. Там только две бабы какие-то стояли вмиг разбежались. Я легла на лавочку, штаны с колготками и трусами как-то в момент сдёрнула машинально. Алёха в ужасе, орёт: «Ёб твою мать!!!» Я ему: «Ты же врач!» А он мне: «Травматолог я, блин!.. Чё с этим делать, тащить?!» А меня смех разбирает. «Погоди, говорю, тащить! Может, сама выйдет!» В общем, на второй потуге выскочила. «Бери! Алёшке ору. Аккуратно только! Головку держи! Посмотри, чистый ли рот! А теперь переворачивай на ладони на животик и бей по попе!» И тут она как заорала! А я лежу, мне и больно, и смешно, и радостно. Счастливая такая лежу в феврале на скамейке автобусной остановки, без трусов. Катя хихикнула. В общем, Лёшке кричу: «Заматывай! Холодно! Зима! Мороз!», а сама думаю: пуповина-то, пуповина что? И Лёшка мне: «А с пуповиной чего? Перегрызать, что ли?! И чего она так на канат похожа-то, а?» Врач, прости господи! Травматолог несчастный! А тут те две бабы, что убежали, снова прибежали с простынями, пледом, какими-то тряпками и орут: «Ребёнок погибает!!!» Хорошие тётки. Они не просто так убежали, оказалось. Приятно Я им говорю: «Ничего он не погибает, нормальный ребёнок! Спасибо вам за бельё!» В общем, цирк, да и только! Какой-то непонятно откуда взявшийся мужик «Скорую» приволок. В «Скорой» Лёшка уже папе своему позвонил, что мы едем. Пока мне родовые пути осматривали, Семён Ильич на весь роддом орал, что теперь все будут говорить, будто невестка Панина под забором родила, а ваш анестезиолог, хороший такой дядька, как его
Аркадий Петрович! вставила Татьяна Георгиевна, которую во время рассказа Кати Паниной страшно подмывало рассмеяться. Еле сдерживалась.
Точно! Аркадий Петрович. Вот он Семёну Ильичу говорил, что всё обойдётся, что кто-то там к кому-то вернётся, что всё будет хорошо. Я не слишком вникала, потому что мне так радостно было и совсем не страшно. А на остановке поначалу было сильно страшно, потому что февраль всё-таки. И ещё я сильно волновалась, как Лёшка ребёнка за голову там взял. Он хоть и травматолог, но А потом было совсем не страшно, потом я стала очень счастливая
Мальцева не выдержала и наконец расхохоталась. Как-то даже слегка истерически.
Вот я же и говорю, Татьяна Георгиевна! Цирк, да и только! Мне, конечно, ужасно стыдно, что всё так получилось, но с другой стороны всё же хорошо. Чего все так с ума сходят? Мне даже немного жаль и акушерочек, и детских сестричек, и санитарочек. Я же невестка Панина. Все бегают по двадцать раз в день, полы надраивают. Прокладок батарею нанесли. Мне столько не надо Я уже страшно устала от них, от персонала. Все слишком заботливые и чересчур уж вежливые. А девочка у нас с Лёшкой хорошая. И переохладить мы её не успели. И молоко у меня есть, и вообще всё в порядке.
Ох, простите, Катя. Это я не над вами смеялась. Это у меня
Нервное? подсказала счастливая новоиспеченная мамаша.
Вроде того Катя, если вам что-то нужно
Нет-нет, Татьяна Георгиевна! Всё прекрасно! Сегодня только ещё свекровь и мама придут и всё. И потом я надеюсь выспаться. Мама мне уже по телефону такую лекцию прочитала, ужас! Свекровь хоть спокойная, и то хорошо. У меня такая свекровь, Татьяна Георгиевна, что никакая мама не нужна! Да что я вам рассказываю, вы же и сами в курсе, вы столько лет дружите Вы же и сами прекрасно знаете, какая тётя Варя хорошая!
Да уж, прекрасно знаю. Варвара ангел во плоти.
Мы с Алёшей нашу дочку хотим назвать Варей. В честь неё.
Прекрасное имя! Это очень похвально, такое ваше желание, Катя. Ну я пойду. Если что двери моего кабинета всегда открыты.
Издевательство какое-то! Ей теперь что? Повесить тут расписание, в этом курительном закутке? Понедельник Мальцева рыдает тут, давясь соплями и дымом в десять утра. Вторник Мальцева рыдает тут же и так же, но уже после обеда. Будь ты проклята, прекрасная тётя Варя со всей своей хорошестью! Внучек в честь тебя называют. А тётя Таня теперь малолеток трахает. То есть они её. Хорошие жизненные достижения. Отличные даже, чего уж там!
Вечером в кабинет зашла Марго. Как это она ещё так долго продержалась? Не до того было. Работа превыше всего.
Слушай, ты что, правда переспала с этим интерном?
Правда. И не единожды. Прежде чем орать об этом на всё отделение, двери прикрой хотя бы.
Ой да ладно! Не так уж я и ору. А чего злая такая весь день? Должна сиять и лучиться.
Ага. У Панина внучка родилась. В честь Варьки называют. А я с интерном переспала. И должна сиять.
Да перестань!
Я и не начинаю. Констатирую охуенно жёсткие факты, вот и всё.
Не, ну а как тебе эти роды на скамейке? И эта Катя какая-то умора. Она свою историю охотно всем рассказывает в подробностях. От заведующего неонатологией до буфетчицы. Панин уже синий ходит. Впрочем, может, он не от этого синий ходит Он тебе звонил?
Нет. Не звонил. Не вызывал. Даже не поздоровался, когда утром в лифте столкнулись. Что там за цирк вчера был, когда я ушла?
Когда вы ушли! поправила Маргарита Андреевна. Когда вы ушли, Матвеев прижал Панина к стулу, тот давай вырываться, так что они его уже вдвоём со Святогорским держали. Девочка Светочка, пока я на Сёму всю свою контролирующую функцию перекинула, быстренько напилась как свинья. Видимо, до этого никогда не принимала. И давай плакаться, де, не любит её никто, а любят всё каких-то старых пожёванных блядей, причём любят этих старых пожёванных блядей буквально все.
Чего это пожёванных? хихикнула Мальцева.
О! Узнаю брата Васю! А то взяла моду нюниться и плакать по углам.
Ты откуда знаешь?
Да всё я про тебя знаю, железная, блин, женщина. Марго махнула рукой. Ну так чего интерн-то?
Он хороший, Маргоша. Очень красивый. Очень внимательный. Заботливый. Как будто ему не двадцать пять, а уже давным-давно
А что такое двадцать пять? возмущённо перебила подругу старшая акушерка. Двадцать пять это уже здоровый мужик. Просто в этот век поголовного инфантилизма уже забыли, что такое мужик в двадцать пять. Гайдаром с его полком так всем мозги прополоскали, что надоело, видимо. Но может же среди поколения уродов вырасти один нормальный!.. Кстати, он в ординаторской сидит. Один. Делает вид, что внимательно читает книгу.
Чего это пожёванных? хихикнула Мальцева.
О! Узнаю брата Васю! А то взяла моду нюниться и плакать по углам.
Ты откуда знаешь?
Да всё я про тебя знаю, железная, блин, женщина. Марго махнула рукой. Ну так чего интерн-то?
Он хороший, Маргоша. Очень красивый. Очень внимательный. Заботливый. Как будто ему не двадцать пять, а уже давным-давно
А что такое двадцать пять? возмущённо перебила подругу старшая акушерка. Двадцать пять это уже здоровый мужик. Просто в этот век поголовного инфантилизма уже забыли, что такое мужик в двадцать пять. Гайдаром с его полком так всем мозги прополоскали, что надоело, видимо. Но может же среди поколения уродов вырасти один нормальный!.. Кстати, он в ординаторской сидит. Один. Делает вид, что внимательно читает книгу.