Доктор, можно? в дверь без стука вошли.
Рефлекторно распрямляясь, Настенька Разова со всего маху ударилась о кран.
Да что ж такое, опять головой![36] не то заплакала, не то захохотала Анастасия Евгеньевна, снова ныряя под воду.
Мы, наверное, подождём? неуверенно сказала юная хорошенькая беременная. После чего на цыпочках подкралась к посетительскому стулу, мышкой присела на краешек. Мы лучше тут посидим, шёпотом проговорила она, наклонившись к своему весьма заметному животу, нежно погладив его.
Приём в ЖК покатился обычным суматошным, рутинным темпом. Сегодня более без эксцессов.
Где-то около пяти вечера Насте позвонил Ельский. Да не по внутреннему телефону, а на мобильный! Значит, он знает её номер! У девушки снова случился тремор в руках и опять стали ватными ноги. Она тут же разлюбила Денисова и немедленно снова влюбилась в великого Ельского. То, что все домашние и мобильные номера докторов есть в родзале, ей и в голову не пришло. Тем более в очередной раз ударенную. А если и пришло так он должен был пойти и узнать! Или хотя бы позвонить и попросить подиктовать. То есть предпринять ряд действий, направленных лично на её персону. Пусть и всего лишь в виде номера мобильного!
Выждав три звонка чтобы не возомнил! Настя ответила:
Да, Владимир Сергеевич?!
Чёрт, чёрт, чёрт! Надо было просто сказать «да». Или «алло». Или «слушаю». Теперь он знает, что в её записной книжке есть номер его телефона. Который по рабочим надобностям ей не слишком нужен. Просто она давно ещё настучала его себе из списка резервных доноров.
Тыдыбыр, ты что сегодня вечером делаешь?
Ничего, картонным голосом ответила Настя. Картонным потому что вся человеческая плоть её, включая мозг, утекла в белые моющиеся тапки. От счастья.
Пора тебя в пионеры принимать. Мы изредка заседаем узким кругом в одной ресторации. Полагаю, тебе известно в какой.
Ещё бы Насте не было известно! Это всем молодым врачам было известно! Приглашение на посиделки в «узкий круг» было признанием тебя в этой больнице. Признанием тебя как врача. Не категории, не степени, не самостоятельное ургентирование котировались в тутошней табели о рангах. А только и только допуск в этот страшно узкий круг! Обыкновенно это происходило походя. Как бы между делом. Вроде бы ни за что. Но чтобы вот так! По личному приглашению Ельского! Небо за окном заиграло всеми цветами радуги.
Да, снова только и выдавила Настя.
Подтягивайся часам к восьми, сказал он равнодушно.
В трубку текли короткие гудки, а Настенька Разова всё ещё прижимала к уху коммуникатор, восторженно раскрыв рот, и бог знает чего она себе успела намечтать. Позабыв поначалу связать этот звонок с утренним происшествием.
Настя чуть с ума не сошла, вертясь дома перед зеркалом. Что на танк ни надень танк, он и есть танк! Да и смешно это. Вечеринка без дресс-кода. И вовсе не выпендрёжем сакральна. Надела джинсы и футболку. Всё бы ничего, если бы у неё была талия. А так похожа на неровно набитую любительскую колбасу с сиськами! Все вокруг красивые! Или хотя бы тощие. И только Настя Махнув рукой, забрала огромный массив светлой кудрявой проволоки в резинку и, только слегка подмазав губы блеском, отправилась в ресторацию[37].
Волнуясь, как перед госами по оперативной хирургии с топографической анатомией, Настенька Разова вошла во «врачебный» кабинет заведения. За столом уже вовсю шумели. Хотя Настя не опоздала. Ельский был без жены-акушерочки. Но сидел между Денисовым и Маргаритой Андреевной. Рядом с Денисовым сидел заведующий урологией, Иван Петрович Пустовойтов. Дальше миловались заведующие обсервацией и патологией Поцелуева и Родин. Были ещё врачи. И главная операционная медсестра. Настя почувствовала холодок под коленками. Она тут явно не по праву. И уж точно не по положению. Владимир Сергеевич даже не обернулся. Впрочем, он сидел к ней спиной.
О, наш смелый пушистый Тыдыбыр! радостно воскликнул Аркадий Петрович. (Ельский и тут ноль эмоций, был слишком увлечён беседой с Маргаритой Андреевной.) Иди ко мне садись! Святогорский сидел во главе стола. Он ловко выдернул откуда из-за спины стул и поставил его рядом со своим. Зарезервировано!
Она неловко пробралась к заведующему отделением «бабской» реанимации. Ельский не обращал на неё ни малейшего внимания. Денисов даже головы не повернул, о чём-то говоря с урологом. Тоже мне, великий специалист! Понятно, что он сюда ещё интерном попал, по блату! Настенька не спала с заведующими, вот и Тыдыбыр сама устыдилась своих злых мыслей и покраснела. Точнее побагровела, потому что покраснела она ещё перед дверью ресторана.
Дамы и господа, прошу внимания! объявил Святогорский. Мы сегодня собрались здесь не потому, что нам делать нечего. Нам всегда есть что делать. Не всегда мы, что правда, что-то можем сделать с тем, с чем уже ничего не сделаешь, но с этим уже ничего не поделаешь, дамы и господа!
После такого витиеватого графоманского вступления все уставились на Аркадия Петровича.
Надо же было как-то привлечь ваше внимание! рассмеялся он. Сегодня мы принимаем в наше Общество анонимных врачей новую боевую единицу. Анастасия Евгеньевна, у нашего ОАВ есть только одно-единственное правило: всё, что происходит на наших посиделках, остаётся на наших посиделках. Второе правило: нарушать одно-единственное правило. И третье правило: каждый вновь приобщённый общества должен рассказать, как он докатился до такой жизни, почему стал врачом, чего постыдного натворил. А если нет ещё трупа в анамнезе тогда ужасную личную тайну. После того, как примет первый стакан до дна. И Святогорский протянул Настеньке стакан. Действительно стакан. Что правда, совсем не полный. Всё-таки он её давно наблюдал и отлично знал, как действует на Тыдыбыр спиртное. Вот тех пятидесяти граммов, что болтались на дне гранёной ёмкости, ей вполне хватит, чтобы не превратить фарс в молитву. Не то ж ещё действительно начнёт всерьёз рассказывать, почему стала врачом.
Настя мужественно выпила предложенную дозу, предварительно торжественно чокнувшись со всеми. Она была девочка крайне мало пьющая. Иногда бокал мартини. Один. На весь вечер. Может быть, красного вина под бифштекс. И она целый день ничего не ела. Целый же день через её кабинет шёл караван разнообразных женщин. Это если не считать утреннего инцидента. И не учитывать адреналиновых потерь, вызванных неожиданным приглашением Ельского. Потому, проглотив пятьдесят граммов чего-то очень похожего на водку, только, кажется, ещё гаже, внезапно и резко окосевшая Настя громко и чётко произнесла следующее:
Моя постыдная тайна: я люблю Владимира Сергеевича Ельского. Уже давно. С тех самых пор, когда только пришла интерном. А он меня не замечал. И поэтому я написала про него в Интернете гадость[38]. Но он всё равно меня не замечал. И женился на тощей акушерке! Хотя я должна была быть его женой не помню какой номер. А недавно я влюбилась в Денисова. Но он меня тоже не замечает. Потому что любит Татьяну Георгиевну. Хотя она и родила ребёнка. И старая. Нет-нет, она красивая. И тоже тощая! Но для Денисова она старая. А ещё я хочу снять квартиру и уехать от родителей, но боюсь. Не от родителей уехать боюсь. Боюсь встречаться с теми, кто сдаёт квартиры. И ещё я хочу похудеть, но всё время жру. Но эту ужасную личную тайну почти все тут знают. А когда мне было девять лет, я на спор съела кусок собачьей какашки, а мальчик, с которым я спорила на то, что если я съем кусок собачьей какашки, то и он съест, не стал есть собачью какашку. Она была сушёная, не волнуйтесь!
В начале Настиной речи в зальчике воцарилась тишина. И держалась до самого окончания.
Почему это любить меня постыдная тайна?! возмущённо уточнил Ельский после нескольких секунд паузы и уставился Настеньке прямо в глаза. Она лишь недоумённо пожала плечами, выпятив губки. И совсем не заметила ироничной, но очень доброй, смешинки во взгляде неонатолога.
Первой не выдержала Марго. За ней захрюкал в картинно преподнесенную к лицу ладонь и Ельский. Через несколько мгновений весь стол захлебнулся, расхохотался многоголосо.
Честное слово, она была сушёная! пыталась перекричать всех тоже очень развеселившаяся Настенька. Да я и не на спор, если уж совсем честно! Я думала, что, если съем сушёную какашку, буду особенная! Как фея. Или как принцесса. Буду Маленький принц! Надо же убирать свою планету! Ну, чего смешного-то? сама хохотала она. Вы что, никогда не ели сушёных собачьих какашек? Что никто-никто?! помрачневшая Настя обвела всех совершенно искренне удивлённым взглядом и добавила следом интимным басом: Совсем никаких глупостей не делали в детстве? И ни о каких глупостях не думаете даже сейчас? тут она снова оглядела своих товарищей с неподдельным ужасом. Мысль о том, что люди никаких глупостей не делали в детстве и ни о каких глупостях не думают «даже сейчас», повергла её в совершеннейшее недоумение. С оттенком некоторой скорби.
Да-а-а протянул Святогорский, один сохранявший видимость серьёзности. Ядрёную чачу мне пациенты подогнали. Это всем камингаутам камингаут.
Да-а-а протянул Святогорский, один сохранявший видимость серьёзности. Ядрёную чачу мне пациенты подогнали. Это всем камингаутам камингаут.
Анастасия Евгеньевна, вы совершенно особенная! Ельский поднялся, утирая слёзы, подошёл к Насте и поцеловал ей руку.
Не разрушай детскую психику ложной надеждой, фат! хохотала Марго.
Я отечески! строго отрапортовал Владимир Сергеевич.
Хочешь, я с тобой буду квартиры смотреть, чтобы тебе не было страшно? предложил Денисов.
В общем, разрядили обстановку. Но Настенька Разова была так очаровательно непосредственна, что обстановка на самом-то деле и не накалялась. Её быстро накормили и напомнили об одном-единственном правиле Общества анонимных врачей, ни единым словом не обмолвившись повторно о правиле втором. И дальше наливали только минералку. Но она всё равно тысячу раз приносила всем свои извинения. Говорила, что вовсе не то имела в виду. Что Мальцева не старая. И никаких сушёных собачьих какашек она в детстве не ела.
Да уж, Мальцева никаких сушёных собачьих какашек в детстве не ела. Это она с возрастом научилась человечье свежее говно лаптем хлебать, пробурчала себе под нос Марго. Денисов глянул на Маргошу глазами побитой собаки.
Женись на Разовой! прошипела ему старшая акушерка обсервации. С Танькой тебе ничего не светит.
В общем, вечеринка вошла в своё нормальное русло. Как обычно, говорили о том о сём. Вспоминали истории из жизни и практики. Хотя у врачей это чаще всего неразрывно связано. Такая работа.
Было весело. И совершенно не напрягало. Настя даже поискала в себе то место, которым ей должно было бы стать стыдно за нелепый текст после пятидесяти граммов. Но не нашла. Может быть, есть смысл в сообществах любых анонимов? Алкоголиков ли, обжор ли, врачей Но они-то тут не анонимны! Но всё равно. Почему-то стало безумно легко и просто. И приятно. И сразу прошла любовь к Ельскому. И влюблённость в Денисова. И окрепла и утвердилась решимость найти и снять квартиру. Настя ни с кем не разговаривала и в то же время как будто общалась со всеми. В какой-то момент ей поставили на стол чашку чёрного крепкого кофе. И она поняла, что сидит уже между Ельским и Святогорским. И услышала, о чём они говорят. Хотя и не с начала подхватила, но прислушалась внимательно.