Гофмаршал. Вы меня пугаете, голубчик!
Президент. Я вам говорю: или подвинет, или совсем убьет. Вы знаете мой проект насчет майора и леди. Вы понимаете, как было необходимо упрочить и ваше, и мое счастье. Все может рухнуть, Кальб. Фердинанд мой не соглашается.
Гофмаршал. Не соглашается? не соглашается? Да ведь я раструбил об этом по всему городу! Все уж говорят о свадьбе.
Президент. Вы можете прослыть по всему городу лгуном. Он любит другую.
Гофмаршал. Вы шутите? Будто это препятствие!
Президент. Самое непреодолимое с такой упрямой головой.
Гофмаршал. Надо быть без ума, чтобы отказаться от своего счастья не правда ли?
Президент. Спросите его и послушайте, что он ответит.
Гофмаршал. Mon Dieu! да что же он может ответить?
Президент. Что он откроет всему свету преступление, которое вывело нас в знать; что он укажет наши фальшивые письма и отчеты; что обоих нас выдаст с головою вот что он может ответить!
Гофмаршал. Полноте! что вы?
Президент. Он так ответил. Он даже был готов привести все это в исполнение! Я едва мог отвратить его от этого своим величайшим унижением. Что вы на это скажете?
Гофмаршал (с тупым выражением на лице). Я ничего не могу придумать.
Президент. Это бы еще ничего. Но в то же время шпионы доносят мне, что обер-шенк Бок уже совсем готов посвататься за леди.
Гофмаршал. Вы меня с ума сводите! Кто такой Бок, вы говорите? Да знаете ли вы, что мы смертельные враги? Знаете почему?
Президент. В первый раз слышу.
Гофмаршал. Милейший! я вам расскажу и у вас волосы дыбом поднимутся. Помните вы придворный бал этому теперь двадцать первый год, помните, еще на нем танцевали в первый раз английскую кадриль, и графу Мершауму облило костюм домино горячим воском с люстры? Ах, Боже мой! да вы, разумеется, помните!
Президент. Разве такие вещи забываются?
Гофмаршал. Ну да. Так вот, видите ли, принцесса Амалия в пылу танца потеряла подвязку. Все, разумеется, пришло в тревогу. Бок и я мы были еще камерюнкерами ползаем по всей зале, ищем подвязку. Наконец я увидел ее. Бок это замечает, кидается на нее, вырывает у меня из рук вообразите! подает ее принцессе, и на его долю достается милостивая улыбка. Как вы это назовете?
Президент. Наглость!
Гофмаршал. Достается милостивая улыбка! Я чуть не упал в обморок! Видана ли подобная подлость? Наконец я ободряюсь, подхожу к ее высочеству и говорю: «Ваше высочество! фон Бок был так счастлив, что передал вам подвязку; но кто первый увидел ее награжден уже одним этим и молчит».
Президент. Браво, маршал! Брависсимо!
Гофмаршал. И молчит Но я не забуду этого Бока до Страшного суда. Подлый, пресмыкающийся льстец! Да это не все! Когда мы оба кинулись на пол, к подвязке, Бок стер у меня с головы на правой стороне всю пудру и погубил меня на весь бал.
Президент. И этот человек женится на Мильфорд и будет первой особой при дворе!
Гофмаршал. Вы воткнули мне нож в сердце. Он женится он будет Но почему же? Я не вижу необходимости.
Президент. Фердинанд мой не соглашается, а другого охотника нет.
Гофмаршал. Да неужто вы не знаете никакого средства заставить майора решиться? Хоть какого-нибудь самого странного, самого отчаянного средства? Да для нас нет теперь ничего такого, перед чем бы можно было остановиться только бы помешать проклятому Боку!
Президент. Я знаю только одно средство и оно зависит от вас.
Гофмаршал. От меня? какое же это средство?
Президент. Рассорить майора с его возлюбленной.
Гофмаршал. Рассорить? То есть, как это? и что же я могу сделать?
Президент. Все будет улажено, если мы заподозрим в его глазах девушку.
Гофмаршал. В чем же? В воровстве, хотите вы сказать?
Президент. Ах, что вы? Кто же этому поверит? Нет, что у нее есть другой любовник.
Гофмаршал. И этот другой
Президент. Это вы, барон.
Гофмаршал. Я? Она дворянка?
Президент. К чему это? Что за глупость? Она дочь музыканта.
Гофмаршал. Значит, мещанка? Это не подойдет.
Президент. Что не подойдет? Какой вздор! Да кому же может прийти в голову справляться о родословной у хорошенькой девушки?
Гофмаршал. Но ведь я человек женатый И моя репутация при дворе
Президент. А! это другое дело! Извините, я не знал, что для вас важнее быть человеком безукоризненной нравственности, чем человеком с влиянием. Оставим этот разговор.
Гофмаршал. Ах, полноте, барон! Я не так вас понял.
Президент (холодно). Нет, нет. Вы совершенно правы; мне уж и самому надоело. Я остановлю машину. Пусть Бок будет первым министром. Не только свету, что в окошке, я попрошу у герцога отставку.
Гофмаршал. Ах, полноте, барон! Я не так вас понял.
Президент (холодно). Нет, нет. Вы совершенно правы; мне уж и самому надоело. Я остановлю машину. Пусть Бок будет первым министром. Не только свету, что в окошке, я попрошу у герцога отставку.
Гофмаршал. А я? Вам хорошо говорить! вы ученый! А я mon Dieu! что будет со мною, если меня оставит его высочество!
Президент. Вы будете вчерашним каламбуром, прошлогоднею модой.
Гофмаршал. Умоляю вас, милейший! Выбросьте из головы эту мысль! Я готов на все!
Президент. Итак, вы готовы дать свое имя для свидания, которое письменно назначит вам эта Миллер?
Гофмаршал. Боже мой! разумеется!
Президент. Вы выроните это письмо где-нибудь в таком месте, где оно может попасться на глаза майору.
Гофмаршал. Например, на параде. Я как будто нечаянно выроню его, вынимая носовой платок.
Президент. И разыграйте перед майором роль ее любовника.
Гофмаршал. Mort de ma vie![6] уж я его отделаю! я отобью у дерзкого охоту мешать моим амурам!
Президент. Итак, все улажено! Письмо будет написано сегодня же. Вы перед вечером зайдете сюда взять его и уговориться со мной насчет вашей роли.
Гофмаршал. Как только сделаю шестнадцать визитов чрезвычайной важности. Поэтому извините меня, что я не остаюсь. (Идет.)
Президент (звонит). Я рассчитываю на вашу ловкость, маршал!
Гофмаршал (оглядываясь). Ах, mon Dieu, ведь вы меня знаете!
Явление III
Президент. Вурм.
Вурм. Скрипача и его жену преспокойно и без всякого шуму отправили под арест. Не угодно ли вашему превосходительству прочесть теперь письмо?
Президент (прочитав). Превосходно, Вурм! превосходно! И маршал клюнул! Яд, подобный этому, способен превратить любое здоровье в гнойную проказу. Теперь надо сейчас отправиться с предложениями к отцу, а потом хорошенько заняться дочерью.
Расходятся в разные стороны.
Явление IV
Комната в квартире Миллера. Луиза. Фердинанд.
Луиза. Умоляю тебя, перестань! Я уже не жду больше счастливых дней. Все надежды мои рухнули.
Фердинанд. Зато мои надежды возросли! Отец мой раздражен: он направит на вас все орудия. Он принудит меня сделаться бесчеловечным сыном. Я уже не опираюсь на мой сыновний долг. Бешенство и отчаяние вынудят у меня черную тайну совершенного им убийства. Сын выдаст отца в руки палача это наибольшая опасность. Но что значат и высшие опасности, когда любовь моя решается на дерзкий шаг? Послушай, Луиза! мысль великая и дерзкая, как моя страсть, теснится ко мне в душу. Ты, Луиза, и я, и любовь! не все ли небо заключено в этом кругу? Или тебе нужно еще что-нибудь?
Луиза. Довольно! Замолчи! Мне страшно то, что ты хочешь сказать!
Фердинанд. Ведь мы ничего не требуем больше от мира; так зачем же нам из милости просить у него одобрения? К чему рисковать там, где нечего выиграть и можно все потерять? Разве не так же страстно будут гореть эти глаза, где бы они ни отражались, в Рейне, в Эльбе или в Балтийском море? Отечество мое там, где меня любит Луиза! Следы ног твоих в дикой песчаной пустыне для меня дороже старого собора на моей родине! Станем ли мы жалеть о пышности городов? Где бы мы ни были, Луиза, солнце так же будет восходить и так же закатываться. А перед этим зрелищем бледнеют и самые высшие усилия искусства! У нас не будет храма, где бы мы могли молиться Богу; но ночь окружит нас вдохновляющим мраком; сменяющийся месяц будет указывать нам дни воздержания, вместе с нами будет молиться благоговейное сонмище звезд! Можем ли мы истощиться в беседах любви? Улыбки моей Луизы довольно для столетий, и я не успею исследовать эту слезу, как уже и кончен сон жизни!
Луиза. Будто у тебя нет иных обязанностей, кроме твоей любви?
Фердинанд (обнимая ее). Твое спокойствие моя священная обязанность!
Луиза (очень серьезно). Так молчи же и оставь меня. У меня есть отец, у которого нет другого достояния, кроме единственной дочери, которому завтра минет шестьдесят лет и который не уйдет от мщения президента.
Фердинанд (быстро прерывая ее). Мы возьмем его с собою! Не возражай мне, милая! Я пойду, превращу в деньги свои вещи, сделаю заем на имя моего отца. Не грех ограбить разбойника, и разве богатство его не куплено кровью родной земли? Ровно в час ночи будет готов экипаж. Вы сядете в него и мы уедем!
Луиза. А за нами последует проклятие твоего отца! Таких проклятий, безрассудный, не произносят бесплодно и убийцы; такими проклятиями небесное мщение увеличивает муки преступника на плахе. Это проклятие будет беспощадно преследовать нас, беглецов, как призрак, от моря до моря! Нет, мой милый: если только лишь преступление может дать мне тебя, то я найду в себе силы отказаться от тебя
Фердинанд (стоит мрачно и говорит про себя). В самом деле?
Луиза. Потерять! О, безгранично ужасна эта мысль так ужасна, что способна сокрушить бессмертный дух и погасить яркий румянец радости. Фердинанд! потерять тебя! Но ведь мы теряем лишь то, чем обладали, а ты принадлежишь твоему окружению. Мои притязания были святотатством и я с горечью отказываюсь от них!
Фердинанд (кусая нижнюю губу, с выражением скорби на лице). Отказываешься?
Луиза. Нет! взгляни на меня, милый Вальтер! не улыбайся так горько! Взгляни! дай мне оживить своим порывом твое умирающее мужество! позволь мне быть героиней этой минуты возвратить отцу отшатнувшегося сына отказаться от союза, который покачнул бы основы мещанского мира и разрушил бы всеобщий вечный порядок. Я преступница: сердце мое питало дерзкие, безумные желания! Несчастье дано мне в наказание, так предоставь же мне сладкое, обольстительное заблуждение, что я принесла жертву. Неужели ты откажешь мне в этом наслаждении?
Фердинанд, в рассеянности и бешенстве взявший скрипку и пробовавший на ней играть, обрывает струны, разбивает инструмент об пол и громко хохочет.