Миллер. Куда хочешь, дитятко! Господь Бог растит хлеб везде; найдутся везде и уши для моей скрипки. Да пусть хоть и ничего не останется у нас Я положу на ноты историю твоего горя, сложу песню про дочь, что из любви к отцу растерзала себе сердце, и станем мы ходить с этой песней со двора во двор, и отрадно будет и милостыню взять от людей, поплакавших над нами.
Явление II
Фердинанд. Те же.
Луиза (первая замечает его и с громким криком кидается на шею отцу). Боже! Он! Я пропала!
Миллер. Где? Кто?
Луиза (показывает, не обращаясь лицом, на майора и крепче прижимается к отцу). Он сам! Оглянись, батюшка Убить меня пришел!
Миллер (увидев Фердинанда, отступает назад). Как! Вы здесь, барон?
Фердинанд (тихо подходит ближе, останавливается против Луизы, смотрит на нее пристальным, испытующим взглядом и, помолчав, говорит). Спасибо тебе, пойманная врасплох совесть! Признание твое ужасно, но мгновенно и верно, и мне не для чего прибегать к пытке. Здравствуй, Миллер!
Миллер. Ради Бога! Что вам нужно, барон? Что привело вас сюда? Что это значит?
Фердинанд. Было время, когда день разбивали здесь на секунды, когда в тоске ожидания не сводили глаз с медлительных часов и по ударам пульса рассчитывали минуты, когда я приду Отчего же так удивляет вас теперь мой приход?
Миллер. Уходите, уходите, барон! Если у вас в сердце есть хоть капля сострадания, если вы не хотите убить ту, которую, как вы говорите, вы любите, бегите, не оставайтесь здесь ни минуты больше! Благословение Божие отлетело от моего дома, как только вы переступили его порог. Вы накликали горе под мою кровлю, где прежде жила лишь радость. Или вам хочется еще копаться в ране, которую нанесло моему единственному детищу несчастное знакомство с вами?
Фердинанд. Чудак! я принес твоей дочери приятную весть.
Миллер. Уж не новые ли надежды для нового отчаяния? Уходи, вестник несчастья! Глядя тебе в лицо, не захочешь знать твоих вестей.
Фердинанд. Наконец цель моих надежд передо мной! Леди Мильфорд, самое страшное препятствие нашей любви, сейчас оставила герцогство. Отец одобряет мой выбор. Судьба перестает нас преследовать. Восходит наша счастливая звезда. Я пришел исполнить данное слово и повести к алтарю свою невесту.
Миллер. Слышишь, Луиза? Слышишь, как он издевается над твоими обманутыми надеждами? Оно и кстати, барон, к лицу обольстителю упражнять остроумие на своем преступлении.
Фердинанд. Ты думаешь, я шучу? Клянусь честью, нет! Все это так же истинно, как любовь моей Луизы, и я так же свято сдержу слова свои, как она свои клятвы! Для меня нет ничего святее Ты все еще не веришь? Все еще нет румянца радости на щеках моей прекрасной избранницы? Странно! видно, ложь здесь ходячая монета, если истине дают так мало веры? Вы не верите моим словам? Так поверьте этому письменному доказательству! (Бросает Луизе ее письмо к маршалу.)
Луиза развертывает письмо и, побледнев, как полотно, падает без чувств.
Миллер (не замечая этого, майору). Что это значит, барон? Я вас не понимаю!
Фердинанд (подводит его к Луизе). Тем лучше поняла меня она!
Миллер (припадает к дочери). Боже! Дочь моя!
Фердинанд. Побледнела, как смерть! Вот такой она мне нравится, твоя дочь! Никогда еще не была она так хороша, твоя кроткая, честная дочь! Лицо, как у мертвой Дуновение Божьей правды, стирающее обманчивый блеск с каждой лжи, смело со щек ее румяна, которыми искусница обманула и светлых ангелов. Это в первый раз ее настоящее лицо! Дай поцелую его. (Хочет подойти к Луизе.)
Миллер. Мальчишка, прочь! Не гневи отцовского сердца! Я не уберег ее от твоих ласк, но сумею охранить от твоих оскорблений.
Фердинанд. Чего тебе, старик? Мне нет до тебя никакого дела. Не впутывайся в игру: она окончательно проиграна. Или ты умнее, чем я предполагал? Уж не помог ли ты дочери в ее любовных шашнях своей шестидесятилетней мудростью? Уж не посрамил ли своих седых волос ремеслом сводника? О! если этого не было ложись, несчастный старик, и умирай! Пока еще есть время. Ты можешь еще заснуть в сладком заблуждении, что был счастливым отцом! Еще минута и ты отбросишь ядовитую ехидну в породивший ее ад, проклянешь и дар, и дарителя, и с хулой на языке сойдешь в могилу! (Луизе.) Говори, лицемерка! Ты писала это письмо?
Фердинанд. Чего тебе, старик? Мне нет до тебя никакого дела. Не впутывайся в игру: она окончательно проиграна. Или ты умнее, чем я предполагал? Уж не помог ли ты дочери в ее любовных шашнях своей шестидесятилетней мудростью? Уж не посрамил ли своих седых волос ремеслом сводника? О! если этого не было ложись, несчастный старик, и умирай! Пока еще есть время. Ты можешь еще заснуть в сладком заблуждении, что был счастливым отцом! Еще минута и ты отбросишь ядовитую ехидну в породивший ее ад, проклянешь и дар, и дарителя, и с хулой на языке сойдешь в могилу! (Луизе.) Говори, лицемерка! Ты писала это письмо?
Миллер (предостерегая Луизу). Ради Бога, Луиза! Не забудь! Не забудь!
Луиза. О, это письмо, батюшка
Фердинанд. Попало не в те руки? Хвала случаю! Он творит более великие дела, чем мудрствующий рассудок, и прочнее разума всех мудрецов. Случай?.. Провидение участвует и в падении воробья, неужто же его нет, когда нужно сорвать личину с дьявола? Отвечай же мне! Ты писала это письмо?
Миллер (Луизе, сбоку, умоляющим тоном). Не робей! Будь тверда, Луиза! Одно только «да» и всему конец.
Фердинанд. Лихо! Лихо! И отец обманут! Все обмануты! Посмотрите на нее, бесстыдную! И язык ее не хочет уже повиноваться последней ее лжи! Клянусь Богом! грозным и вечно истинным Богом! Ты писала это письмо?
Луиза (после мучительной внутренней борьбы, во время которой она взорами говорила с отцом, твердо и решительно). Я!
Фердинанд (в испуге). Луиза!.. Нет! душою моею клянусь, ты лжешь!.. На пытке и невинность признает за собою преступления, в которых не участвовала. Я спросил слишком резко Не правда ли, Луиза?.. Ты оттого лишь взяла на себя вину, что я спросил так резко?
Луиза. Я сказала правду!
Фердинанд. Нет, говорю я тебе! Нет! Нет! ты не писала. Это вовсе не твоя рука. Да если и так неужто подделать почерк труднее, чем испортить сердце? Скажи мне правду, Луиза!.. Или нет, нет не говори! Ты можешь сказать «да» и я пропал! Солги, Луиза! солги!.. О! если б у тебя была в запасе какая-нибудь ложь, и ты сказала мне ее с открытым ангельским видом, и убедила бы только мой слух, мои глаза, а сердце жестоко обманула! О Луиза! одно слово твое могло бы изгнать истину из мира и непреклонную справедливость превратить в придворное низкопоклонство! (Дрожащим от опасения голосом.) Ты писала это письмо?
Луиза. Клянусь Богом, грозным и вечно истинным богом я!
Фердинанд (помолчав, затем тоном глубочайшей скорби). Женщина! женщина! Какими глазами глядишь ты на меня? Если б эти глаза раздавали райские наслаждения, ты не нашла бы желающих даже в самом аду. Знаешь ли ты, чем ты была для меня, Луиза? Невозможно! нет! ты не знаешь, что ты была для меня всем! Все!.. Это жалкое, ничтожное слово, но целая вечность едва вмещает его, целые системы миров вращаются в нем. Все! И так преступно насмеяться над всем!.. О! это ужасно!
Луиза. Я вам призналась, господин фон Вальтер. Я сама осудила себя. Идите теперь! Оставьте дом, где вы были так несчастливы!
Фердинанд. Хорошо! Хорошо! Ведь я спокоен Спокойным называют и опустошенный край, по которому прошла чума. Я спокоен. (После некоторого размышления.) Еще одна просьба, Луиза, последняя! Голова у меня в лихорадочном жару. Мне надо освежиться. Сделай мне стакан лимонаду.
Луиза уходит.
Явление III
Фердинанд, Миллер. Оба ходят какое-то время, не говоря ни слова, взад и вперед на противоположных сторонах комнаты.
Миллер (наконец останавливается и грустно смотрит на майора). Барон! может, это хоть немного уменьшит ваше горе, если я вам скажу, что мне от всей души вас жаль!
Фердинанд. Э! полно об этом, Миллер! (Делает еще несколько шагов.) Я уж теперь и не понимаю, как я попал к тебе в дом, Миллер По какому поводу?
Миллер. Как, барон? Ведь вы хотели учиться у меня на флейте? Вы это забыли?
Фердинанд (быстро). Я увидел твою дочь.
Опять несколько минут молчания.
Ты не сдержал слова, приятель! Мы условились, чтобы уединенные уроки наши были спокойны. Ты обманул меня и подсунул мне скорпиона. (Видя волнение Миллера.) Не пугайся, старик, полно! (С чувством обнимает его.) Ты не виноват!
Миллер (вытирая глаза). Видит Господь всеведущий
Фердинанд (снова ходит, погруженный в мрачные думы). Странно! о! непостижимо странно играет нами судьба! На тонких, незаметных нитях висят часто страшные тяжести. Знал ли человек, что в этом плоде вкушает он смерть?.. Гм знал ли он это? (Ходит быстрее, потом в сильном волнении берет Миллера за руку.) Миллер! я слишком дорого плачу тебе за несколько твоих уроков Но тебе от этого нет прибыли И ты, может быть, все теряешь. (Отходит от него тревожно.) Нужно было мне приниматься за эту несчастную флейту!
Миллер (старается скрыть свое волнение). Что-то долго нет лимонаду. Не пойти ли мне посмотреть, если вы позволите?
Фердинанд. Успеется, любезный Миллер! (Про себя.) Отцу-то наверное нечего торопиться Останься!.. Что бишь хотел я спросить?.. Да! Луиза у тебя единственная дочь? Нет у тебя больше детей?
Миллер (с чувством). Нет, барон!.. Да и не надо мне больше. Луиза всем моим сердцем завладела все, что было во мне любви, все я ей отдал
Фердинанд (глубоко потрясенный). А!.. Посмотри-ка лучше, добрый Миллер, что лимонад!
Миллер уходит.
Явление IV
Фердинанд (один). Единственное дитя! Чувствуешь ли ты это, убийца! Единственное! Слышишь, убийца? Единственное! И у старика нет во всем мире ничего, кроме его скрипки и этого единственного ребенка И ты хочешь отнять его? Отнять?.. Отнять последний грош у нищего? Сломать костыли у хромого и бросить их к его ногам? Как? и у меня достанет жестокости? Ничего не ожидая, будет он спешить домой, чтобы на лице дочери увидеть всю свою радость, и вдруг входит и видит она лежит, как увядший цветок мертвая, раздавленная в порыве отчаянья последняя, единственная, величайшая надежда!.. И останавливается он перед нею, и стоит, и у всей природы вокруг словно занялось живительное дыхание, и помертвевший взгляд его бесплодно бродит по безлюдному бесконечному Пространству, и ищет блаженства, и уже не может найти его, и слепо смежается Боже! Боже! Но ведь и у моего отца один сын один сын, но не одно богатство. (Помолчав.) Как? Да что же он потеряет? Разве может она осчастливить отца, если священнейшие чувства любви были для нее лишь игрушками? Нет, нет! и меня еще следует благодарить, что я раздавлю ехидну, пока она не успела ужалить и отца!