Но мистер Мидоуз вспоминал свои кабинеты: покрытые шрамами деревянные полы в фиолетовых кляксах, истертые насмерть поколениями детских ног; коридоры, мягкие от пыли, налетевшей со школьных досок; хрупкие стопки книг; парты, расписанные подрывными лозунгами; мятые тетрадные листки; конфискованные сигареты; списанные домашние задания; таинственные записки и прочие забытые улики потерянной, давнишней благодати.
Конечно, теперь все не так. Теперь у каждого ученика свой компьютер на пластиковом столе, с голосовым управлением и электронным пером, и компьютерно-анимированный наставник с безвозрастным умным лицом (прототип, выбранный из тысяч вариантов сотрудниками Центра возрастной политики, должен внушать ученикам доверие и уважение). Все уроки проводит компьютер даже лабораторные работы проходят виртуально. В стародавние варварские времена дети могли обвариться паром на плохо организованных уроках кулинарии, обжечься кислотой на химии, поломать руки и ноги на физкультуре, ободрать коленки на бетонированных игровых площадках, а живые учителя безжалостно мучили детей и всячески издевались над ними. Теперь все дети в безопасности. До такой степени в безопасности, что их стало почти не видно. И все же, подумал мистер Мидоуз, они не слишком отличаются от детей его времени. И шумят так же. Что же изменилось?
Но мистер Мидоуз вспоминал свои кабинеты: покрытые шрамами деревянные полы в фиолетовых кляксах, истертые насмерть поколениями детских ног; коридоры, мягкие от пыли, налетевшей со школьных досок; хрупкие стопки книг; парты, расписанные подрывными лозунгами; мятые тетрадные листки; конфискованные сигареты; списанные домашние задания; таинственные записки и прочие забытые улики потерянной, давнишней благодати.
Конечно, теперь все не так. Теперь у каждого ученика свой компьютер на пластиковом столе, с голосовым управлением и электронным пером, и компьютерно-анимированный наставник с безвозрастным умным лицом (прототип, выбранный из тысяч вариантов сотрудниками Центра возрастной политики, должен внушать ученикам доверие и уважение). Все уроки проводит компьютер даже лабораторные работы проходят виртуально. В стародавние варварские времена дети могли обвариться паром на плохо организованных уроках кулинарии, обжечься кислотой на химии, поломать руки и ноги на физкультуре, ободрать коленки на бетонированных игровых площадках, а живые учителя безжалостно мучили детей и всячески издевались над ними. Теперь все дети в безопасности. До такой степени в безопасности, что их стало почти не видно. И все же, подумал мистер Мидоуз, они не слишком отличаются от детей его времени. И шумят так же. Что же изменилось?
Мистер Мидоуз так глубоко задумался, что не услышал ни подъезжающего фургона охраны, ни зазвучавшего вдруг сигнала тревоги: «Дети! Опасность! Дети!» Лишь когда фургон остановился прямо перед ним, вращая мигалкой, он увидел его, вздрогнул и очнулся.
Стой! Ни с места! сказал металлический голос из машины.
Мистер Мидоуз так быстро вытащил руки из карманов, что выронил пакетик с карамельками и пестрые конфеты рассыпались по дороге. За железной сеткой дети тихо выходили из школы по двое и по трое, одни сгорбившись над электронными игрушками, другие с любопытством поглядывая на машину охраны со светящейся мигалкой и очень старого человека в потертой фетровой шляпе, с поднятыми руками и вывернутыми наружу ладонями, похожего на актера из старого фильма, где все черно-белое, где всадники грабят дилижансы и марсиане крадутся по пустыням, вооруженные лучами смерти.
Имя? резко спросила машина.
Мистер Мидоуз назвался, не забывая держать руки на виду.
Род занятий?
Я учитель, признался мистер Мидоуз.
Из машины послышалось жужжание.
Без определенных занятий, сказал металлический голос. Семейное положение?
Э я не женат, ответил мистер Мидоуз. У меня была собака, но
Не женат, произнесла машина. Хотя речь робота была совершенно лишена интонаций, мистеру Мидоузу послышалось неодобрение. Объясните, пожалуйста, мистер Мидоуз, с какой целью вы праздно шатались по территории, отмеченной хорошо видными запрещающими знаками?
Я просто гулял, ответил он.
Гуляли.
Я люблю гулять, объяснил мистер Мидоуз. Люблю смотреть, как дети играют.
Часто вы этим занимаетесь? спросила машина. Гуляете и смотрите?
Каждый день, ответил он. Уже пятнадцать лет.
Воцарилось долгое, шипящее молчание.
А известно ли вам, мистер Мидоуз, что личный контакт в том числе физический, аудиовизуальный, виртуальный или электронный между ребенком или молодой особой то есть любым гражданином, не достигшим шестнадцати лет, и безнадзорным взрослым строго запрещен статьей девять Закона о возрастной политике от две тысячи восьмого года?
Я люблю слушать детские голоса, ответил мистер Мидоуз. Я словно сам молодею.
Машина молчала, но в ее молчании почему-то было еще больше осуждения, чем в монотонном голосе.
Мистер Мидоуз вспомнил про слухи (из стародавних времен, прежде чем все эти вещи настолько вошли в привычку, что их просто перестали замечать), что охранные машины управляются удаленно, центральным компьютером ни одного человека не задействовано.
Но я же ничего плохого не делаю, растерянно сказал он. Любому приятно посмотреть на играющих детей
Из машины раздался новый звук, и открылась дверь, обнажив металлическое нутро.
В машину, пожалуйста, скомандовал механический голос.
Но я ничего такого не сделал!
В машину, пожалуйста, повторил голос.
Мистер Мидоуз поколебался, потом залез внутрь. Кузов представлял собой небольшой темный железный ящик с крохотным окошком из армированного стекла, скамейкой посередине и решеткой в глубине для защиты компьютерной системы.
Мистер Мидоуз поколебался, потом залез внутрь. Кузов представлял собой небольшой темный железный ящик с крохотным окошком из армированного стекла, скамейкой посередине и решеткой в глубине для защиты компьютерной системы.
Если бы у вас был свой ребенок сказал голос, и мистер Мидоуз понял, что на водительском месте, по ту сторону решетки, все-таки живой человек человек с микрофоном и электронной записной книжкой; он поглядел на мистера Мидоуза с отвращением и тайной жалостью, а потом опять отвернулся к приборной доске.
Дверь бесшумно захлопнулась. Машина покатила по дороге, через решетку просачивались золотые веснушки света, и человек на водительском месте не оборачивался, даже когда мистер Мидоуз обращался к нему.
Куда мы едем? спросил наконец мистер Мидоуз.
В Психиатрический центр по исследованию возрастной и психосексуальной дезадаптации.
Они проехали по дороге, через лесок; пересекли главную улицу, где полтора года назад его пес попал под машину; по улицам с рядами одинаковых домов среди них и его собственный дом и аллеями одинаковых деревьев. Они выехали из города по широкому шоссе с разноцветными щитами реклам, за которыми время от времени виднелись знакомые, все поглощающие пустыри с бетонными руинами.
Спустя несколько минут они ехали вдоль ряда допотопных зданий. Церковь ныне закрытая, как и все остальное, из соображений безопасности. Старинный кинотеатр с плоским экраном. Пара книжных лавок. Остатки парка с качелями и эстрадой, а в самом конце большое, все еще красивое каменное здание, острые грани смягчены копотью; поблекшая вывеска гласит: «Частная школа Святого Освальда для мальчиков: 18902008».
Вот она, моя школа, сказал мистер Мидоуз.
Никто не ответил.
Машина мчалась все дальше.
Кожаный мир Алекса и Кристины
Этот рассказ написан из чистого озорства. Потому что, даже когда любовь умерла, музыка все еще звучит
Кристина взяла чашку с чаем, расправила затекшую спину и откинулась на стуле, чтобы полюбоваться собственной работой. Себя не хвалят, но неплохо получается: швы прямые, нигде не сборит, хотя материал очень трудный. Крепкая, ровная строчка. Выйдут отличные, прочные рабочие брюки: может, и необычные, но, без сомнения, очень ноские. Непонятно только, зачем сзади разрез с клапаном.
Хотя какое это имеет значение. Теперь она делала ровно то, что ей говорили, а художественную сторону дела ей обеспечивала Кэнди. Делать, что говорят, это у Кристины Джонс получалось лучше всего. Воображение это по части Кэнди.
Они познакомились на собрании группы весонаблюдателей[38]. Кэнди весила десять стоунов три фунта и хотела похудеть до девяти с половиной стоунов; в Кристине было тринадцать стоунов десять фунтов[39], и она, как выражался ее муж Джек, совершенно перестала за собой следить. Она собиралась сбросить как минимум три стоуна, но как-то не получилось; вместо этого она прибавила шесть фунтов и приобрела некое подобие дружеской компании в лице Кэнди, подружки Кэнди по имени Бэбс и талисмана группы весонаблюдателей Большого Алекса.
Большой Алекс ходил в группу уже года три. Огромный мужчина, который совсем не худел, его терпели только потому, что рядом с ним даже у самой толстой женщины повышалась самооценка. Кристина не могла понять, что он сам с этого имеет, и решила, что он ходит просто пообщаться. Бэбс работала на обувной фабрике и была готова на что угодно, лишь бы обзавестись мужчиной; Кэнди, разведенка, была «зрелой студенткой»[40] на факультете текстиля и дизайна в местном политехническом училище.
Кристина ей сразу понравилась.
Какой красивый свитер, сказала она, едва Кристина сошла с весов. Миссони?
Кристина покраснела и призналась, что связала его сама.
На Кэнди это произвело впечатление. Она сказала, что сама не умеет ни шить, ни вязать, зато у нее куча идей и, может, им стоит как-нибудь встретиться и поговорить. Так родилась «вязальная банда», как называл ее Джек. Каждое воскресенье после церкви Кэнди, Бэбс, Кристина и Большой Алекс встречались у Кристины дома, обсуждая вязальные нитки и фасоны. Они все пылали энтузиазмом, но Кристина была технически подкована лучше всех, и впервые в жизни кто-то обращался к ней за советами. Кэнди вязать не умела; Бэбс работала быстро, но небрежно; а Большой Алекс, хотя его гигантские пальцы удивительно бережно обращались с нитками и спицами, вязал слишком медленно, так что ему можно было доверить только самую простую работу.
Но у Кэнди были наполеоновские планы. Ее однокурсница держала маленький магазинчик. За вещи ручной вязки можно было неплохо выручить даже самый простой свитер стоил от шестидесяти фунтов и выше. Двадцать процентов шло знакомой, еще двадцать на нитки и прочие расходы, а остальное делилось пополам между дизайнером (Кэнди, разумеется) и рабочей силой (в данном случае Кристиной).